Эдуардо Мендоса - Правда о деле Савольты

Он поискал взглядом часы: улицы, по которым они шли, были пустынны, но из таверн и внутренних двориков доносился праздничный шум. Если бы пробило двенадцать и народ хлынул на улицы поздравлять друг друга, у него появилась бы реальная возможность спастись бегством. Где же, черт побери, часы? Они проходили мимо церкви, и Немесио, посмотрев вверх, увидел на колокольне белый циферблат с римскими цифрами. Стрелки показывали одиннадцать. Эта деталь впоследствии поможет ему прийти к определенным выводам. Чернобородый мужчина резко подтолкнул Немесио, шедшего впереди, и сказал:

— Помолишься, когда придет время.

Немесио обрывал кончики сухих веточек, пытаясь выгадать время, несмотря на угрозу еще раз получить пинки. Но все его старания оказались тщетными, потому что они уже пришли.

— Стучи: два раза, пауза и еще три раза, — приказал чернобородый.

— Послушай, Хулиан, ты ошибаешься. А все потому, что не хочешь разобраться. Ты думаешь обо мне совсем не то, что есть на самом деле.

— Стучи.

— Ты возьмешь грех на душу, если не внемлешь голосу разума. Хочешь быть Кайфой?[25]

— Стучи, а не то я воспользуюсь твоей башкой вместо колотушки.

— Не хочешь выслушать меня?

— Нет.

Немесио Кабра Гомес постучал, как ему велел бородатый. Вскоре приподнялась клеенчатая занавеска и показалось хмурое лицо мужчины, который, удостоверившись в том, что пришли свои, отпер дверь, заставив зазвенеть колокольчики, свисавшие с притолоки. По всей видимости, Немесио очутился в фотоателье. В одном конце помещения стояла на треножнике фотокамера. С нее свисали черный рукав и болтавшаяся на проводе резиновая груша. В другом конце виднелись величественное кресло, золоченая колонна, чучела голубок и несколько букетов бумажных цветов. На стенах висели фотографии, но из-за темноты на них с трудом можно было различить свадебные пары и детей, запечатленных во время их первого причастия. Трое мужчин хранили молчание. Тот, кто открыл им дверь, опустил клеенчатую занавеску, зажег спичку и повел их к лестнице, скрытой от постороннего взгляда небольшим прилавком. Они спустились вниз, спичка погасла, и дальше пришлось идти на ощупь, пока не очутились в лаборатории, судя по тазам, наполненным мутной жидкостью и по прочей утвари, необходимой фотографу. За столом, где светилась керосиновая лампа, сидело двое мужчин, тех самых, с которыми десять дней назад Немесио Кабра Гомес вел таинственный разговор. Немесио хорошо знал их, а они его. Чернобородый — все называли его Хулианом — подтолкнул Немесио к столу и уселся рядом с товарищами. Тот, кто открывал им входную дверь, тоже сел за стол. Все четверо молча уставились на пленника, Немесио не выдержал:

— Не смотрите на меня так. Я знаю, в чем вы меня подозреваете, но нельзя основываться только на предположениях.

— Собака тявкает — знает, чье мясо съело, — заключил один из них.

— Да посмотрите на меня! Вы знаете меня не первый год, — продолжал Немесио, прикидывая глазами расстояние, отделявшее его от лестницы (достаточно большое, чтобы спастись бегством, не получив прежде пули в спину), я умираю с голода, я бедняк из бедняков. Взгляните на мои ребра, — он задрал на себе лохмотья и оголил дряблую кожу и тощее тело, — их можно было пересчитать по пальцам, как говорится в священном писании духа святого. А теперь скажите, жил бы я так, голодал бы, если бы был осведомителем Объединения предпринимателей? Зачем мне враждовать с вами, предавать своих и навлекать на себя ваш гнев? Что они для меня такого сделали? И чем я обязан полиции?

— Хватит балаболить, сорока! — прервал его Хулиан. — Тебя привели сюда не ораторствовать, а отвечать на вопросы.

— И расплачиваться за свои поступки, — поддержал его другой, судя по всему, главный из них.

Холодный пот покрыл дряблую кожу Немесио Кабры Гомеса. Он еще раз измерил расстояние глазами, мысленно прикинул, как ему прикрыться имевшимися в помещении предметами во время бегства, и попытался вспомнить, заперта ли входная дверь на ключ или нет. Однако авантюра была слишком опасной, и он решил не рисковать.

— Давай выкладывай все начистоту, — приказали ему, — и не вздумай врать или что-нибудь скрыть от нас… ты знаешь, чем это тебе грозит.

— Клянусь господом богом, я говорю вам все как на духу. Мне нечего добавить к тому, что вы знаете: его убили.

Человек со шрамом на лице стукнул рукой по столу с такой силой, что тазы и посуда подпрыгнули со своих мест.

— Кто убил Пахарито де Сото? Тебя спрашиваю.

Немесио Кабра Гомес скорчил виноватую мину.

— Я не знаю.

— Зачем тогда ты приходил расспрашивать о нем?

— Какой-то кабальеро, с виду очень благородный, разыскал меня приблизительно две недели назад. Он меня знал, а я его нет. Он мне не назвался. И заверил в том, что мне нечего бояться, что он не полицейский и никак не связан с Обществом предпринимателей, что ему противно насилие и что он хочет предотвратить ненавистную ему расправу и разоблачить злодеев.

— И ты поверил?

— Но ведь и вы мне поверили.

— Ты прав, — согласился человек со шрамом: он казался наиболее беспристрастным. — Продолжай.

— Благородный кабальеро спросил у меня, не знаю ли я Пахарито до Сото — царство ему небесное! — и я ответил, что не знаю, но мне ничего не стоит найти его. «Я в этом не сомневаюсь», — сказал благородный кабальеро, а я спросил: «Зачем он вам?» «У меня есть достаточно оснований полагать, что ему грозит опасность». «А что он сделал?» «Не знаю, — ответил он. — Именно это тебе и предстоит узнать». «А почему именно мне? Почему не полиции?» «Вопросы здесь задаю я, — сказал он. — И все же отвечу тебе: во-первых, пока у меня нет явных улик для того, чтобы заявлять об этом публично, а во-вторых…» «Что во-вторых?» — спросил я. «С тебя достаточно и во-первых», — ответил он и замолчал, нахмурившись. Видя, что он не хочет говорить, я спросил: «А что должен делать я, когда найду Пахарито де Сото?» «Ничего, — ответил он. — Следовать за ним повсюду, запоминать, а потом докладывать мне все, что он делал». «А как же я с вами снова свяжусь?» «В день рождества, в половине седьмого вечера ты будешь ждать меня у входа в Эль-Сигло. Ты успеешь выполнить просьбу до встречи со мной?» «Не беспокойтесь, сеньор». Мы сговорились с ним о вознаграждении, по правде говоря, не слишком большом, и расстались.

— Кто же этот благородный кабальеро? — спросил мужчина со шрамом.

— Знать не знал и не знаю. Чтоб мне ослепнуть, если я вру! — поклялся Немесио.

— И ты, который во все сует свой нос, не смог этого разнюхать? — ехидно спросил Хулиан.

— Вы же знаете, среди кого я вращаюсь. Этот кабальеро совсем из другого мира, туда мне, бедняку, никогда не было и не будет дороги, проживи я хоть тысячу лет. Можно мне сесть? Я еще не поужинал.

— Постоишь. Недалек уже час твоего отдыха.

По спине Немесио Кабры Гомеса пробежали мурашки, но, несмотря на испуг, он слегка успокоился: конспираторы скорее были склонны к разговорам, чем к действиям.

— Продолжать?

— Да.

— Я никогда не слышал о Пахарито де Сото и сначала решил, что он недавно появился в здешних краях. Я спрашивал о нем везде и, наконец, пришел к вам. Вы мне сказали, где его искать.

— Потому что ты уверил нас в том, что собираешься предупредить его об опасности.

— Так оно и было.

— Но как только ты нашел Пахарито де Сото, его убили.

— Я нашел его слишком поздно.

— Врешь! — проговорил Хулиан.

— Молчать! — приказал человек со шрамом. И, обращаясь к Немесио, продолжал: — А теперь слушай. Пахарито де Сото был глупцом, он только прибавил нам хлопот и ничего больше. Но он боролся за наше дело по доброй воле. Мы не можем оставить его смерть безнаказанной. Конечно, нам проще прикончить тебя, но этим мы ничего не добьемся, его убийца только посмеется над нами. Мы должны целиться выше, понимаешь? В голову, а не в ноги. Надо узнать, кто заставил его убить, и это сделаешь ты.

— Я?

— Да, — продолжал человек со шрамом с ужасающим спокойствием. — Слушай и не перебивай. До сих пор ты продавал нас богачам за деньги, теперь плата будет иной: ты продашь их, а расплачиваться будешь собственной жизнью. Даем тебе неделю. Запомни хорошенько: одну неделю. И не вздумай увиливать, а тем более пытаться нас обмануть. Ты намного хитрее, чем прикидываешься, и привык дурачить проституток и бродяг. Но с нами этот номер не пройдет. Мы сделаны из другого теста. Ровно через неделю мы снова встретимся, и ты скажешь, кто убил Пахарито де Сото и почему, что произошло на предприятии Савольты и какая каша там заварилась. Если ты исполнишь наше поручение, тебе ничего не грозит, но если ты попытаешься обмануть нас, сам знаешь, что произойдет.

И как бы завершая его слова, все городские часы пробили двенадцать раз. И звону этому суждено будет долгие годы звучать в голове Немесио Кабры Гомеса. Улицы мгновенно наполнились радостным ликованием, зазвучали рожки, трубы, трещотки и прочие музыкальные инструменты. В соседних кварталах взрывались ракеты, фейерверком рассыпаясь по небу.