Эдуардо Мендоса - Правда о деле Савольты
— Вероятно, о Марии Кораль, да?
— Вот именно, — ответил он, помолчав немного, и, когда снова заговорил, в его голосе послышались высокопарные, фальшивые нотки, совсем как у актера в тот момент, когда занавес поднимается и он начинает говорить свою роль. — Начнем издалека. Мария Кораль рассказывала тебе свою историю? Нет? Ничего удивительного. Ей мешает гордость. Бедняжка и мне ничего не хотела говорить, но я постепенно все у нее выудил. После того, как я бросил ее… — тут он широко взмахнул рукой, словно хотел отмахнуться от неприятных воспоминаний, — с моей стороны, конечно, это было неблагородно, но что теперь поделаешь? Я был слишком молод и, хотя считал себя взрослым мужчиной, — он вздохнул и продолжал без всякого перехода: — Мария Кораль снова присоединилась к своим партнерам, тем двум силачам, ты их знаешь. Они по-прежнему ездили по разным городам и выступали в третьеразрядных кабаре и во время праздников, где только могли, пока этих двух убийц не посадили за решетку, обвинив в каком-то мелком преступлении: то ли за кражу, то ли за драку. Марии Кораль пришлось уехать из того города и самой давать представления. Когда ее партнеров выпустили из тюрьмы, они решили уехать из Испании. Помнишь, в прошлом году они были замешаны в одном неблаговидном деле, носившем политический характер. Возможно, когда они сидели в тюрьме, эта история всплыла наружу, и они, опасаясь, как бы не поднялся шум, а, может быть, подстрекаемые полицией, сочли благоразумным покинуть страну. И ничего не сказали Марии Кораль, которая, впрочем, все равно не смогла бы уехать с ними по причине своего несовершеннолетия. Бедняжке пришлось самой зарабатывать на жизнь и заботиться о себе. Скитаясь из города в город, она снова попала в Барселону, где ты ее и обнаружил в пансионе, полуумирающей от голода и болезни. Так закончилась ее короткая, печальная история.
— Закончилась? — спросил я, убежденный в том, что Леппринсе поймет смысл моего вопроса.
— Вот об этом я и собираюсь с тобой поговорить, — произнес он, опускаясь с заоблачных высот на землю. — Понимаешь, ведь я до некоторой степени в долгу у Марии Кораль. Нет, формально, конечно, нет. Но я уже сказал тебе, что ненавижу предательство. И очень хочу ей помочь. Но как?
— По-моему, в вашем положении и при ваших деньгах это совсем нетрудно.
— Гораздо труднее, чем ты полагаешь. Разумеется, мне ничего не стоит дать ей немного денег и отделаться от нее. К чему это приведет? Деньги быстро тают в наше время. Спустя несколько месяцев, в лучшем случае год, все вернется на круги своя, и мы ничего не добьемся. К тому же Мария Кораль еще совсем юная и нуждается не столько в деньгах, сколько в покровительстве. Разве не так?
— Так, — вынужден был я согласиться.
— Какой же выход? Взять ее на содержание? Снять жилище? Купить лавчонку? Невозможно! Я не могу себе этого позволить. Рано или поздно все откроется и никто не поверит, что мое великодушие бескорыстно. Я человек женатый, общественный деятель. Я не могу допустить, чтобы вокруг моего имени велись сплетни. Подумай о моей жене, которую я обожаю. Каково будет ей узнать, что я содержу на свои средства несовершеннолетнюю девицу, с которой путался будучи холостяком? Нет, об этом и речи быть не может!
— Почему бы вам не устроить ее на какую-нибудь работу? Тогда бы она могла зарабатывать себе на жизнь честным трудом, — предложил я с самыми лучшими намерениями.
— На работу? Марию Кораль? — Леппринсе тихонько расхохотался. — Посуди сам, Хавиер, какую работу она способна выполнять? Она ведь ничего не умеет делать, кроме своих пируэтов. Абсолютно ничего. Куда же ее пристроить? Судомойкой? На ткацкую фабрику? Но ты сам знаешь, какие там условия труда. Уж лучше пусть выступает в кабаре.
Откровенно говоря, я и сам не представлял себе Марию Кораль подчиняющейся изнурительному рабочему расписанию, железной дисциплине, злоупотреблениям управляющих. Одна только мысль об этом приводила меня в негодование, о чем я не замедлил сказать Леппринсе, который лишь улыбнулся в ответ, молча куря сигарету и глядя на меня с ласковой насмешкой. Видя, что я молчу и явно расстроен, он заключил:
— Стало быть, положение безвыходное?
По его тону я почувствовал, что мы вплотную подошли к тому вопросу, к которому он клонил.
— Зачем темнить? Я уверен, что вы уже нашли выход из положения.
Он снова тихонько засмеялся.
— Я и не собираюсь темнить, дорогой Хавиер. Я только хотел, чтобы ты следовал за ходом моих мыслей. Да, я нашел выход, и выход этот, если говорить откровенно, — ты.
Я поперхнулся коньяком.
— Я? Но что я могу сделать?
Леппринсе склонился ко мне, внимательно заглядывая в глаза, взял меня за руку повыше локтя.
— Женись на ней.
Никто не станет отрицать, что единственным связующим звеном между честными людьми и преступниками является полиция. Немесио Кабра Гомес был не настолько глуп, чтобы не понимать этого: если сильные мира сего могли найти дорогу к тем, кто внизу, с помощью полиции, то тот же путь можно проделать и в обратном порядке, надо только приложить максимум усилий и проявить достаточно такта. Вот почему после долгих колебаний он пришел к выводу, что сведения, которые от него требовали взамен жизни, следует добывать в полиции. План, составленный им, был довольно рискованным, но выбирать не приходилось: на карту была поставлена жизнь. Ранним зимним утром, первого января, Немесио Кабра Гомес явился в полицейское управление и заявил, что хочет видеть комиссара. Немесио знал кое-кого из управления. Если бедственное положение или угрозы вынуждали его, он не брезговал оказывать небольшие услуги властям, хотя никогда не вмешивался в дела политические, а касался лишь мелких уголовных преступлений, которые никого не компрометировали. До сих пор все шло гладко. И если он не пользовался ничьим уважением, то хотя бы добился того, что полиция и бандиты оставили его в покое.
— Добрый день вам и счастливого Нового года, — приветствовал Немесио Кабра Гомес полицейского агента, войдя в здание управления.
Агент недоверчиво оглядел его.
— Чего тебе надо?
— Я — Немесио Кабра Гомес и здесь не в первый раз.
— Оно и видно, — ответил агент, ехидно ухмыляясь.
— Вы меня не так поняли. Я хочу сказать, что нередко оказывал услуги блюстителям порядка, — униженно объяснил Немесио.
— А сейчас зачем пожаловал? Тоже оказать услугу?
Немесио кивнул.
— Ну что ж, говори, коли пришел.
— Дело очень важное, сеньор, вы уж не обессудьте, но при всем уважении к вам я хотел бы поговорить с кем-нибудь рангом повыше.
Агент склонил голову набок, сощурил глаза, смешно выгнул брови дугой и дернул себя за ус.
— Министр внутренних дел сейчас в Мадриде, — последовал ответ.
— Я хочу поговорить с комиссаром, начальником бригады общественного порядка, — уточнил Немесио, поняв, что насмешкам не будет конца.
— С комиссаром Васкесом?
— Да.
Агент, которому надоела болтовня Немесио, пожал плечами.
— Второй этаж. Надеюсь, у тебя нет при себе оружия?
— Можете обыскать, если хотите. Я человек мирный.
Агент обыскал его и пропустил. Немесио поднялся на второй этаж и спросил у секретаря, где можно найти комиссара Васкеса. Секретарь ответил, что комиссар еще не приходил, записал его фамилию и велел подождать в коридоре. Комиссара долго не было. Наконец он появился. Лицо у него было сумрачное. Прошло еще немало времени, прежде чем секретарь вызвал Немесио в просторный, но неуютный кабинет, который при свете ясного зимнего утра выглядел по-казарменному уныло. Подробности встречи между комиссаром Васкесом и Немесио Кабра Гомесом нам уже известны из первой части повествования.
— Жениться? — изумился я. — Жениться на Марии Кораль?
— Не так громко, пожалуйста. Совсем не обязательно, чтобы нас слышали, — шепнул Леппринсе, не переставая улыбаться.
К счастью, оркестр по-прежнему играл, и мои слова заглушила музыка.
Бурно отреагировав, я замолчал. Предложение показалось мне настолько нелепым, что исходи оно от кого-либо другого, а не от Леппринсе, я отверг бы его без колебаний. Но Леппринсе никогда не совершал опрометчивых поступков, и если он заговорил со мной об этом, следовательно, все хорошенько обдумал и взвесил. Я решил не торопить ход событий, сохранять спокойствие и дать ему возможность изложить свои аргументы.
— Почему я должен жениться на ней?
— Потому что ты ее любишь.
Если бы купол казино обрушился на мою голову, я был бы не так ошарашен. Я готов был услышать любой ответ, любой довод, любой намек, но… этого я никак не ожидал. Моей первой реакцией, как я уже сказал, было потрясение. Потом меня охватило негодование и, наконец, оцепенение. На сей раз мое замешательство вызвано было не необычностью слов Леппринсе, а тем, что раскрыли мою тайну. Разве это не было правдой? Разве не любовь руководила всеми моими поступками, заставила найти Марию Кораль, неумолимо влекла в кабаре, в пансион, в ее мрачное пристанище, вопреки всякой логике, вопреки человеческому благоразумию? И разве не одолевали меня в последние дни сомнения, нелепая робость и слепое упрямство, отвергавшее перст судьбы? Разве?.. Нет, я не хотел думать об этом. Мне казалось, будто у моих ног разверзлась земля и я, охваченный страхом, балансирую на самом краю пропасти. Мне не хватало решимости поверить в такую возможность. Леппринсе же, напротив, не боялся бросить вызов судьбе. Как я завидовал и завидую по сей день той твердости духа, которую он проявлял в решающие минуты.
