Владимир Колотенко - Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия
– Вот мы и превратились в торгашей. В рост-то деньги кому-то даешь? – спрашивал он у Вита, – не жалей, взымай пеню, бери мзду, шантажируй своих клиентов. Скоро станем Крезами и Гобсеками и заживем припеваючи! Ты не устал жить в этой грязи?
– Аа-а ты? – в свою очередь спрашивал Вит.
Такие Жорины шуточки-издевки не производили на Вита никакого впечатления. Всю эту Жорину муть он пропускал мимо ушей, выслушивал Жору молча, глядя на него своими рачьими желто-зелеными глазами, ни разу не моргнув и не отводя взгляда. Иногда он прищуривал веки, и мягкая улыбка озаряла его лицо, и было ясно, что он думает о чем-то приятном, радостном, добром. Он знал одно: деньги не пахнут, и еще никто от них не отказывался. Когда долго бродишь по миру в поисках повседневного хлеба, не спишь по ночам, голодаешь, варясь в этом затхлом вонючем вареве, и однажды вдруг чуешь и рылом, и ухом, чуешь вдруг – есть, нашел! В тебе тотчас, сию же секунду, в тот же миг, это как крик, в тебе вспыхивает пожар обладания. Нашел! Зацепил! Ухватил жилу… Крепко! Как хвост той Жар-птицы, которую ловит весь мир, сколько помнит себя человек. Это чувство знакомо каждому, кто хоть раз чуял запах кредиток. Ни я, ни, понятно, Жора этим чувством не были наделены, но у нас был Вит с нюхом гончей. И здесь среди нас ему не было равных. Говоря коротко, наш бизнес процветал, и мы с Жорой жили припеваючи, не дуя ни в ус, ни в ухо, получая от Вита солидные дивиденды и не заботясь о завтрашнем дне. Это гораздо позже Вит со своей братией освоили конвейер и стал делать деньги на выращивании у стариков и старух новых зубов. Но до этого нам еще надо было дожить. А пока мы занимались своим важным делом, не позволяя себе снизойти до торгашеской суеты, и нам казалось, что так будет всегда.
– Есть такая притча, – говорит Лена, – знаешь? Приходит мужик к мудрецу… Знаешь?
– Не…
– Приходит мужик к мудрецу и говорит: «Дед, всё так плохо… кончились деньги, ушла жена, никто не любит…». «Так будет не всегда, – отвечает мудрец, – иди, молись…». Через время приходит мужик, весь светится!.. «Слушай, дед, у меня просто нет слов, вот тебе подарки…». «Брось их в угол, говорит мудрец, иди молись… Так будет не всегда».
– Вот-вот, – говорю я, – так будет не всегда… Разузнав, что к Новому году мы получим очередное вознаграждение от нашего мецената и несостоявшегося пока еще воинственного монарха, Вит прилип к нам, как плесень к дорогому сыру. Он уже не миндальничал с нами, не просил относиться к нашему делу с холодком, он требовал.
– За-автра же незамедлительно и-идите к патрону. Дайте мне его те-елефон!
У него были такие грандиозные планы, что он готов был пустить в оборот все деньги мира. В этом блошином бизнесе мы с Жорой были совершенно беспомощны и слыли в глазах Вита полными профанами, просто потерянными для него. И меня, и Жору бесили разговоры о постоянных деловых встречах, каких-то договорах и обязательных платежах. А от упоминаний о партиях французских лифчиков или гонконговских плейеров просто тошнило. В голове нужно было держать так много сведений, что она превращалась в забитый до отказа торговый склад. В ней совсем не оставалось места для научных идей, наши способы увеличения продолжительности жизни (по сути, наши кормилицы), перспективы клонирования и вообще все идеи улучшения человеческой природы (между нами говоря – породы) пылились где-то в заброшенных грязных темных углах подвальных помещений, доступ к которым контролировал только Вит. И все это наряду с тем, что уже полным ходом шло виртуальное строительство Пирамиды. Да-да Новой Атлантиды. Нам хотелось вернуть Золотой век. Мы всегда вынуждены были куда-то спешить, не опаздывать, быть пунктуальными и сдержанными, держать язык за зубами и ходить под присмотром бритых косноязычных бычков, плюющих на тротуар и вечно жующих соленые орешки. Этого мало – нужно было хитрить, лицемерить, ерничать, безбожно врать. Мы вынуждены были даже воровать. Не в привычном понимании – как булку с прилавка или сливу с лотка, нет – тихо, тайно, не вступая в битву с законом, но всячески его надувая и обходя. Вит никогда не рассказывал, как он это делает, но было ясно, что его мозг постоянно над этим работает. У него был широкий круг знакомств среди деловых людей и высоких чиновников, которые были у него на крючке. Случайный взгляд на страничку его засаленной и истрепанной записной книжки обнаруживал там галерею портретов не только торгашей женским бельем и винно-водочных продуктов, но и торговцев автоматов Калашникова, ракетного топлива, нефти и газа. Страницы иногда даже сверкали крупинками сибирского золота и якутских алмазов. А последняя запись на странице с буквой «П» говорила сама за себя: «Плутоний, переговоры с корейцами, суббота, 19.30». Одному Богу было известно, как во всех этих делах можно было найти живую жилу. Вит этим жил, и на первых порах нам тоже было любопытно, что творится в нашей торгашеской империи, но вскоре ее законы властвования взяли, как уже сказано, нас за горло. Это претило нашим творческим натурам и высоким устремлениям, и хотя Вит и настаивал, что здесь творчества не меньше, чем в науке, мы в конце концов воспротивились его напору, и, стараясь уйти от разговоров, даже прятались от него. Если же он находил нас, хватал за рукав и пер как танк, это приводило нас в ярость.
– Да иди ты со всеми своими памперсами и подгузниками в самую глубокую задницу! – возмущался Жора.
Вит выслушивал такие возмущения, не моргнув глазом, и продолжал дергать за рукав. Тогда Жора хватал дубленку и выскакивал на улицу. Доходило до того, что он подбегал к Виту весь в кулаках и набрасывался на тщедушного еврейчика с готовностью убить его, но это не пугало Вита и даже смешило его.
– Жор, я пе-екусь и о твоем будущем.
Если не было Жоры, Вит налегал на меня, и мне приходилось часами его выслушивать. А что было делать? В конечном счете он давал нам возможность безбедно существовать. Ведь нищета, каждый это знает, никому еще не позволяла добиться выдающихся результатов ни в какой из сфер человеческой деятельности. Нищий всегда творчески мертв, и никто меня в этом не переубедит. Для творческого человека нет в мире ничего хуже, чем жить в нищете, но для пробуждения творческого начала, я не знаю и ничего более мощного, чем нищета. Вит, конечно же, крал у нас по куску жизни, педантично и тихо сжигал наше время, которого нам так недоставало. Нужно сказать, что среди непререкаемых достоинств Вита была его способность располагать к себе тех, без кого его дела шли наперекосяк, убеждать их в целесообразности того, что Вит считал важным, и в конце концов делать их своими рабами, ничем не подчеркивая ни малейших признаков такого рабства. Я как-то сказал об этом Жоре, но он наотрез отказался обсуждать эту тему.
– Все мы чьи-то рабы, – сказал он, – например, Божьи. И разве ты когда-нибудь согласишься копаться в этой навозной куче, которую звучно назвали бизнесом? Да никогда! Ты ведь кроме своих клеточек и какой-то надуманной Пирамиды ничего знать не хочешь. Да ничего и не можешь, не так ли?
Это был не упрек, это была голая правда, от которой невозможно было спрятаться. И я больше с подобными вопросами к Жоре не лез. Жора верил в торгашеский талант Вита, целиком и полностью доверял Виту, а я доверял Жоре, и этого было достаточно, чтобы заниматься любимым делом и жить припеваючи.
Глава 9
Теперь мысль о Пирамиде, как о геометрической модели совершенной жизни просто преследовала меня по пятам. Навязчивая идея? Да нет. Просто если тебе однажды пришло в голову что-то важное на твой взгляд, такое, что зацепило тебя за живое, всколыхнуло и выбило из колеи повседневного топтания на одном месте, это что-то уже не отпустит тебя, не оставит в покое. С людьми поиска, ловцами жар-птиц, это случается на каждом шагу. Случилось и со мной. Модель Жизни – Пирамида – это как пространственная модель атома или модель ДНК. На мой взгляд они гениальны. Вот скажи мне – Резерфорд и Бор – Нобелевские лауреаты?
– Ну да! Кажется…
Лена щурит глаза, пытаясь вспомнить.
– И Крик, и Уотсон?..
В этом Лена уверена:
– Разумеется!..
Так ведь и моя модель жизни ни чем не хуже ни модели атома, ни ДНК!
Одним словом, Пирамида прилипла как банный лист. Она стала для меня предметом непрестанного думания, довлела над всем остальным, царила и господствовала, и безраздельно властвовала над моим внутренним миром. В чем же, собственно, было дело? Вот как я рассуждал. Всему миру известно, что жизнь, как когда-то считали, земля, держится на трех китах: экономика, экология, социум… Это аспекты устойчивого развития, о которых и в Рио-де-Жанейро, и спустя десять лет в Йоханнесбурге, а недавно в Брюсселе с пылом и жаром спорили и экологи, и политики, и экономисты…
– Ты говорил на четырех, – говорит Лена.
– Верно, к этим трем китам, признанным и бесспорным, я прибавил четвертого – личность. Личность или, собственно, власть. Власть так называемого разума так называемого Homo sapiens безусловно вершит жизнь на земле, ведает множеством ее проявлений. Роль личности в истории…
