Ник Хорнби - Смешная девчонка
– Мы сейчас едем в Бейсуотер, в китайский ресторан «У Мина», – нас ждут Клайв и остальные, – сообщил Деннис. – Там не обязательно заказывать китайскую еду. Для вас могут приготовить бифштекс с жареным картофелем. Или омлет с жареным картофелем. Возможно…
– Если ты собираешься огласить все меню – не трудись, – сказала Софи. – Она с нами не поедет.
Не оглядываясь, Софи устремилась к ожидающему такси.
– Жаль, что так вышло, – виновато сказал Деннис.
– Я должна была хотя бы попытаться, – ответила Глория.
– Надеюсь, мы еще увидимся. – Деннис пошел вслед за Софи, но почти сразу остановился и повернул назад. Оставшись последним звеном между двумя мирами, он почувствовал, что просто обязан удерживать их вместе, и как можно дольше. – Вы сегодня заночуете в Лондоне, Глория?
– Да.
– Можно узнать где?
– Да. Конечно можно. Я остановилась в гостевом доме «Расселл-сквер». На самом деле находится он вовсе не на Расселл-сквер.
– Такое бывает. – Не дождавшись продолжения, Деннис спросил: – А где же?
– О, вы очень любезны. На Фэррингдон-роуд. Переночую – и утром домой. Выезжать буду около половины одиннадцатого.
– Понятно. – Он подумал, что не вредно было бы узнать ее координаты: до утра Софи вряд ли отойдет от гнева. – А кстати, где вы живете? Запишите, пожалуйста, подробный адрес.
Пока она шарила в сумке, ища какой-нибудь листок бумаги, такси успело скрыться из виду.
– Как неприятно, – сказала Глория. – Она уехала без вас.
– Ничего страшного.
– Передайте, что мне от нее ничего не нужно, – попросила Глория.
– Непременно.
Мать Софи говорила искренне, но Деннис понимал, что это не может быть правдой.
Схватив другое такси, он примчался в ресторан и увидел, что Софи сидит в одиночестве. Значит, Бог все-таки есть, подумал Деннис.
– О чем ты с ней разговаривал? – спросила Софи.
– Можно мне сначала промочить горло?
По воскресеньям алкогольные напитки подавали только до десяти вечера, и Деннис поспешил сделать заказ. Появление Глории выбило его из колеи, да и запись прошла неважно. Актеры старались (Нэнси – даже слишком), но, поскольку Барбара и Джим стали прибегать к помощи консультанта по вопросам брака и семьи, юмор отступил на второй план. Заказав бутылку пива и бокал вина, Деннис сначала выпил пиво, а потом уже ответил на вопрос Софи.
– Я спросил, где она живет.
– Зачем?
– На всякий случай.
– И где она живет?
– В Моркембе.
– Почему вдруг?
– Наверное, тебе лучше самой у нее спросить. Я не знал, что для проживания в Моркембе нужны особые причины.
– Так суетилась – и осела тут же, на побережье, буквально в нескольких милях.
Деннис хотел съязвить, что близость Моркемба к Блэкпулу – не та подробность, за которую сейчас нужно цепляться, но вовремя прикусил язык, когда сообразил, что за этим кроется. Понятно, что раньше Деннис об этом не задумывался, но матери, вообще говоря, не имеют обыкновения бросать своих детей и сбегать с начальниками, чтобы больше не возвращаться. Не иначе как на долю Софи в детстве и юности выпадали постоянные унижения и стыд. Глории следовало бы уехать куда подальше, в невообразимые, недосягаемые края: в Патагонию или на Тасманию.
– А что ей понадобилось в Лондоне?
– Наверное, повидаться с тобой.
– В этом вонючем Моркембе ноги моей не будет, – бросила Софи.
– И не надо, – сказал Деннис. – Я узнал, где она остановилась.
– Черт побери, – вырвалось у Софи. – И что мне теперь делать?
– Решай сама.
– Ты считаешь, я должна к ней съездить. Не зря же ты зацепился с ней языком.
– Нет, я вовсе так не считаю. Я просто хотел, чтобы у тебя был выбор. Мне не нужно, чтобы ты потом терзалась из-за совершенной ошибки.
– Вот в чем причина, – сказала вдруг Софи.
– Причина чего?
– До меня только сейчас дошло. Вот в чем причина, но меня разбирала такая злость, что я сразу и не поняла. А ведь это было ясно с самого начала. Я потому задумала стать знаменитостью, что понадеялась: вот мать прочтет обо мне в газете, увидит по телику – и обязательно меня найдет.
– А дальше что?
– А дальше я пошлю ее ко всем чертям.
– Ну что ж. Сказано – сделано.
– Но я этого даже не поняла. Потому что ужасно разозлилась. И сама не заметила, что происходит.
– Думаю, в таких обстоятельствах этого следовало ожидать.
– И что теперь?
– Все зависит от того, насколько тебе нужна довольно жалкая, сильно кающаяся немолодая женщина, которую ты некогда считала своей матерью.
– Вообще не нужна.
– Ты не ждешь от нее извинений? Мне показалось, она готова их принести.
– Вот черт. Наверное, жду, – выговорила Софи и добавила: – Спасибо тебе.
Тут появились Клайв, Нэнси и Билл – подвыпившие, шумные и дурашливые. Нэнси тут же принялась рассказывать, как ее знакомая ублажила бывшего министра прямо в ложе Королевского оперного театра. У Нэнси было подозрительно большое число знакомых, которые откалывали подобные номера, и при этом в ее историях всегда проскальзывали такие детали, которыми никто не стал бы делиться с посторонними. Клайв, судя по всему, тоже склонялся к мысли, что все это были плохо замаскированные автобиографические подробности, а потому слушал ее с восторженным и жадным вниманием, как мальчишка, сидящий по-турецки перед домашним радиоприемником во время трансляции «Дика Бартона»{72}.
– Отвезешь меня домой? – вполголоса обратилась Софи к Деннису в разгар изумленных ахов и громового хохота.
Если раньше Деннис решил, что Бог есть, то теперь, чудом заслужив себе переговорами с Глорией еще одну пятнадцатиминутную поездку на такси вместе с Софи, Деннис убедился, что Бог справедлив, благосклонен и мудр.
Взяв такси, Софи повезла мать в отель «Ритц» пить кофе: во-первых, она просто-напросто могла себе такое позволить, а во-вторых, знала, что матери это будет неудобно.
– А я успею на поезд в одиннадцать тридцать? – спросила Глория, когда поняла, что «Ритц» – это, вопреки легкомысленным заверениям Софи, не ближний свет.
– Ты торопишься?
– Если опоздаю, придется два часа ждать следующего.
– Смотря на сколько ты опоздаешь. Если приехать на вокзал в час двадцать пять, ждать останется только пять минут. Чем черт не шутит: вдруг мы разговоримся?
Эта реплика подсказала Глории, что до приезда в отель нужно молча смотреть в окно. Когда они входили в вестибюль, швейцар назвал Софи по имени и велел ей не спускать глаз с Джима; Софи рассмеялась и пообещала смотреть в оба. В «Ритце» она как-то раз уже побывала, встретила примерно такой же прием и, в частности, по этой причине захотела наведаться сюда с матерью.
Они сели на диван в просторном салоне и заказали кофе с печеньем.
– Это для тебя в порядке вещей? – поразилась Глория. – «Ритц» и все такое?
– Только если мне самой этого хочется. – Уловив в своих словах надменность, она добавила: – Но я почти все время провожу на работе. Или дома. Работы у меня по горло.
– Понимаю. Очень удобный диванчик, верно? Только на нем трудно усидеть прямо.
Софи все ждала и ждала неизвестно чего – наверное, чтобы мать проявила хотя бы проблеск интереса к пятнадцатилетнему отрезку жизни дочери, но Глория, наверно, увлеклась созерцанием мягкой мебели и таинственных постояльцев отеля.
– Это все, что ты можешь мне сказать? – спросила Софи. – Что диванчик удобный?
Она поклялась себе сохранять хладнокровие, но не сдержалась.
– Если честно, я просто не знаю, что сказать, – ответила Глория.
– Тогда зачем ты приехала?
Ее мать пожала плечами:
– Иначе не могла.
– Ты все эти годы жила в Моркембе?
– Нет, в разных местах. Он нашел работу в Болтоне, когда мы… когда мы там обосновались. Потом в Ланкастере. А в конце концов перебрались туда, где я сейчас живу, и он уехал.
– Куда?
– Не знаю. Очевидно, вернулся в Блэкпул.
– Ты была за ним замужем?
– Нет, он и без того жил припеваючи. Запретный плод сладок.
Никто из проходивших мимо них в «Ритце» не узрел бы в Глории никакой сладости. В лучшем случае, как поняла Софи, им виделся кусок булки с маслом. Но сама она всегда представляла маму как диковинную сласть. Выросшая под разговоры отца о бегстве изменницы Глории, Софи наряжала и подкрашивала материнский облик, начиняла кремом и джемом, покрывала глазурью. А теперь перед ней сидела блеклая женщина, прижимая к себе макинтош и потертый старомодный ридикюль, которому самое место – в ближайшей урне.
– Мне нечего сказать, Барбара. Софи. Правда. Ничего интересного, никаких тайн. Одна только длинная и скучная история ни о чем.
– Тогда ради чего это было? На что ты рассчитывала?
– На лучшее. Но я просчиталась, если это сможет тебя утешить.
