Анчи Мин - Императрица Орхидея

После приветствий нас ввели в гостиную, и я почувствовала облегчение. Фуцзинь извинилась и вышла из комнаты. Не дожидаясь, пока я сяду, принц Гун спросил, не желаю ли я пройтись вместе с его женой по саду. Я ответила, что предпочитаю остаться в комнате, если, конечно, он не возражает. Он удивился, но действительно не стал возражать.

Император Сянь Фэн тоже позволил мне остаться на своем месте. Братья начали беседу. Принц Гун полностью сосредоточил внимание на своем брате, как будто меня вообще не существовало.

Я никогда не видела человека, который говорил бы так откровенно и эмоционально, как принц Гун. Он сыпал словами с такой скоростью, словно от этого зависела сохранность его дома и семьи. Прежде чем император смог сделать глоток из своей чашки с чаем, принц положил перед ним письмо.

— Новости, полученные мной вчера от губернатора провинции Шаньдун, с пометкой крайней срочности. Как вы видите, они адресованы как мне, так и Су Шуню, и вызывают крайнее беспокойство.

Император Сянь Фэн поставил на блюдце свою чашку:

— Что случилось?

— Дамбы на Желтой реке на границе провинций Шаньдун и Гуанси разрушены. Затоплено двадцать деревень, погибло четыре тысячи человек.

— За это кто-то должен понести наказание. — Император казался скорей скучающим, нежели заинтересованным.

Принц Гун бросил письмо на стол и вздохнул

— Отрубить голову парочке губернаторов или других чиновников слишком просто, — сказал он. — А вот жизни вернуть уже невозможно. Мы должны заставить местную власть взять на себя заботу о бездомных и организовать спасение.

Сянь Фэн закрыл лицо руками:

— Ради бога, я не желаю слышать больше никаких плохих новостей! Оставь меня в покое!

Словно у него не было времени отвлекаться на жалобы брата, принц Гун продолжал с тем же жаром:

— Кроме того, мне нужна ваша поддержка в деле учреждения комиссии «Цзюньли ямен».

— Что это еще за комиссия? — устало спросил император. — Такого названия я никогда не слышал.

— Это государственное министерство иностранных дел.

— Ах, проблемы иностранцев! Так почему же ты его не учреждаешь, если считаешь нужным?

— Я не могу.

— Кто тебе мешает?

— Су Шунь, двор, многие влиятельные сановники. Они вместе оказывают мне сильное противодействие. Говорят, что предки никогда такого не имели, стало быть, и нам не нужно.

— Все ждут, что дух нашего отца явит нам чудо. — Император нахмурился.

— Да, Ваше Величество. Между тем к нам прибывает все больше иностранцев. Лучшее, что мы можем сделать в таких условиях, — это установить для них некоторые ограничения, чтобы хоть частично вернуть себе контроль над ситуацией. Возможно даже, что наступит день, когда мы сможем их отсюда выдворить. Но вначале мы должны обращаться с ними так, как сами же заранее установили. Иностранцы называют такие установления «законами», что довольно грубо соответствует нашему понятию «государственные устои». Так вот, заботой «Цзюньли ямен» станет как раз разработка таких законов.

— А что же ты в таком случае хочешь от меня? — В голосе императора Сянь Фэна не чувствовалось ни малейшего энтузиазма.

— Как только вы мне даруете оперативные деньги, я тут же начну организацию этой комиссии. Мои люди должны изучать иностранные языки. И, разумеется, я должен буду нанять иностранцев, чтобы они стали учителями. Иностранцы...

— Я больше не могу выносить этого слова — «иностранцы»! — перебил его император. — Меня возмущает сама возможность знакомства с интервентами. Про них я могу сказать только одно: что они приехали в Китай, чтобы навязать мне свой образ жизни.

— Но и для Китая из их присутствия можно извлечь кое-что полезное, Ваше Величество! — возразил принц Гун. — Открытая торговля положительно скажется на нашей экономике.

Император Сянь Фэн поднял руку, заставляя принца Гуна замолчать.

— Я не могу предлагать кому-то дары, когда моя честь поругана, а я сам унижен до последней степени. Я потерял лицо!

— Я все понимаю и вполне с вами согласен, брат, — мягко продолжал принц Гун. — Однако у вас нет ни малейшего представления о том, каким унижениям подвергался я сам. На меня оказывают давление с двух сторон, снаружи страны и изнутри. Мои собственные слуги и офицеры прозвали меня «прислужником дьявола».

— Ты вполне заслужил такое имя.

— Видите ли, очень легко закрывать глаза, но исчезнет ли от этого реальность? — Принц Гун сделал паузу, но потом решился все же закончить фразу. — А реальность в том, что нас атаковали, а у нас нет сил, чтобы защищаться. Боюсь, что высокомерная слепота двора будет стоить нам династии.

— Я устал! — сказал Сянь Фэн, минуту поразмыслив над словами принца.

Принц позвонил слугам, и те внесли большое плетеное кресло. С их помощью Сянь Фэн пересел в кресло и, уже засыпая, сказал:

— Мои мысли порхают, как бабочки. Прошу тебя, не заставляй меня больше думать.

— Только скажите, даруете ли вы мне разрешение на открытие «Цзюньли ямен»? Будут ли на это из казны отпущены деньги?

— Кажется, тебя больше всего интересуют в этом деле деньги, — пробормотал Сянь Фэн, окончательно смыкая глаза.

Принц Гун покачал головой, и на его лице появилась горькая улыбка. В комнате воцарилась полная тишина. Через окно я увидела, как дети принца прыгают с разбегу в пруд, а служанки гоняются за ними и пытаются их остановить.

— Ваше Величество, мне нужен официальный указ, — сделал еще одну попытку принц Гун, и при этом голос его звучал почти умоляюще. — Брат, мы не можем себе позволить ждать дольше.

— Хорошо, — еще тише пробормотал Сянь Фэн, отвернувшись к стене.

— В вашем указе «Цзюньли ямен» должна быть делегирована реальная власть.

— Хорошо, но в ответ ты должен мне обещать, — произнес Сянь Фэн, заставляя себя слегка выпрямиться в кресле. — Ты должен обещать, что тот, кому ты заплатишь деньги, должен принести нам реальную пользу, иначе он лишится головы.

Принц Гун облегченно вздохнул:

— Смею вас заверить, что качество отобранных мной людей будет самым лучшим. Но дело гораздо сложнее. Самые серьезные препятствия мои люди встречают при дворе. В этом месте я не пользуюсь уважением. В тайне все они аплодируют, когда крестьяне нападают на посланников или убивают миссионеров. Мне трудно вам передать, насколько опасным может быть такое поведение. Оно может разжечь войну. С политической точки зрения родовая знать слепа.

— Так просветите ее, — сказал Сянь Фэн, открывая глаза. Вид у него был крайне усталый.

— Я пытался, Ваше Величество. Собирал советы, на которые не являлся ни один сановник. Посылал даже своего тестя, чтобы тот лично всех приглашал, в надежде, что его возраст вызовет уважение. Но и это не сработало. Они слали мне письма, в которых называли всякими оскорбительными прозвищами и предлагали повеситься. Я бы хотел попросить вас самолично прийти на очередной совет, если это, конечно, возможно. Я хочу, чтобы при дворе знали, что я пользуюсь полной вашей поддержкой.

На этот раз император вообще не ответил. Он крепко спал.

С глубоким вздохом принц Гун отвернулся к окну. Вид у него был глубоко расстроенный.

Солнце раскалило крышу, и в комнате становилось жарко. Запах жасмина из открытых окон стал еще сильнее и слаще. Стояла тишина, и тени на полу постепенно перемещались.

Император Сянь Фэн между тем похрапывал. Принц Гун потер руки и оглядел комнату. Вошли слуги и убрали наши чайные приборы, а взамен поставили тарелки с китайскими сливами.

Никакого аппетита я не чувствовала. Принц Гун тоже не дотронулся до фруктов. Мы оба смотрели на спящего императора. Случайно наши глаза встретились, и я решила извлечь пользу из этой не слишком благоприятной ситуации.

— Будьте так любезны, шестой брат, — начала я, — я хотела бы узнать подробнее об убийстве иностранных миссионеров. Мне что-то трудно в это поверить.

— Как бы мне хотелось, чтобы у Его Величества тоже возникло желание узнать об этом подробнее, — сказал принц Гун. — Вы, наверное, знаете пословицу, длинная сосулька за одну зимнюю ночь не вырастает? Так что корни данного явления уходят в правление императора Кан Си. К тому времени, когда императрица Сяо Чуань достигла осени своей жизни, она подружилась с немецким миссионером по имени Иоганн Адам Шалл фон Белл. Именно он обратил Ее Величество в католицизм.

— Как такое стало возможным? Я имею в виду обращение Ее Величества?

— Не за одну ночь, разумеется. Шалл фон Белл был ученым, преподавателем и священником. В то же время он был очень красивым человеком, и великой императрице его представил придворный философ Сю Гуанчжи. Шалл обучался под руководством Сю в императорской Ханлинской академии.

— Я слышала о Сю. Кажется, именно он правильно предсказал затмение солнца