Фатерлянд - Мураками Рю
Пак собрался было заметить, что японцы используют пакетированный сахар, но в это время все уставились на плоский экран телевизора, где показывали полицейских, устанавливающих на дороге ограничительные барьеры. Полковник прибавил громкости, старший лейтенант Чо Су Ём и лейтенант Чо Сон Ли удовлетворенно кивнули.
— Прошу прощения, — обратилась к Паку Ли Ги Ён, — я не очень хорошо понимаю по-японски. Что там происходит?
— Правительство решило блокировать Фукуоку, — пояснил он.
Накануне вечером, когда Девятьсот седьмой батальон вошел на стадион Фукуоки, солдаты из тех, кто более-менее сносно изъяснялся на японском, рассказали заложникам, обмениваясь с ними одеждой, что около десятка спецназовцев, переодетых в штатское, двинулись в сторону Токио. Вроде как некоторые из повстанцев выразили желание стать гражданами Японии, и поэтому решили проникнуть в столицу и там нанести визит вежливости в Императорский дворец и парламент. То же самое было сказано и владельцам захваченных у Ганносу машин. Говорили также, что у солдат видели карты Токио. Информация попала к журналистам и позже стала известна полиции. Мысль о том, что в столице появятся переодетые северокорейские спецназовцы, повергла правительство в ужас. Общественность выражала озабоченность тем, что государственные учреждения могут оказаться под прицелом корейских гранатометов. Как и предвидел полковник Хан, в сложившейся ситуации, не понятной до конца ни властям, ни народу, правительству ничего не останется, как попытаться изолировать Фукуоку, чтобы избежать масштабного вторжения сил ЭКК.
Телеведущие продолжали твердить, что действия властей во всей северной части Кюсю осуществляются исключительно в соответствии с законодательством о защите гражданских лиц. Во время своего выступления на пресс-конференции секретарь Кабинета министров на вопрос о том, были ли эвакуированы жители Фукуоки, покраснев и едва сдерживая слезы, ответил, что это решительно невозможно. Де-факто Фукуока превратилась в окруженный сушей остров. Во-первых, Силы самообороны еще утром 3 апреля закрыли аэропорты Фукуоки, Китакюсю и Саги. При этом до сих пор не было принято решение о закрытии аэропортов в Нагасаки, Кумамото, Миядзаки и Кагосиме, хотя внутренние авиалинии уже отменили все свои рейсы, заявив, что не смогут обеспечить безопасность пассажиров. Иностранные авиакомпании ввиду террористической угрозы также бессрочно приостановили полеты. Закрылась и железнодорожная станция Хаката. Гордость Японии — высокоскоростной поезд пока еще курсировал, но большая часть железных дорог Кюсю уже бездействовала. Больше не обслуживались паромные маршруты, а для гражданских лиц были закрыты порты, связывавшие Кюсю с островами Сикоку и Хонсю. Что касалось наземных транспортных коммуникаций, власти закрыли туннель Каммон, проложенный под проливом, разделяющим острова Кюсю и Хонсю, и частично ограничили движение по трассам Кюсю государственного значения. На взлетно-посадочной полосе аэропорта Фукуоки выстроились бронированные армейские автомобили, а на близлежащей военной базе приведены в боевую готовность батальон Сил самообороны и ударные вертолеты американской армии. Также подразделения Сил самообороны перекрыли мост между Китаюосю Симоносэки с его северного конца, разместив там танки и легкую бронетехнику. Таким образом, правительство Японии использовало армию для изоляции Фукуоки, а полицию — для проведения профилактических мероприятий в Токио и других крупных городах страны. Голубые мундиры полицейских заполонили территорию столичного аэропорта «Ханеда», периметр Императорского дворца и окрестности зданий правительственных учреждений. Дело пахло, как передавали тележурналисты, введением военного положения.
— Но зачем? — негромко произнесла Ли, глядя в телеэкран.
Пак хорошо понимал ее реакцию. Действительно, зачем, вместо того чтобы проводить военную операцию против Экспедиционного корпуса, правительство решило заблокировать Фукуоку, сосредоточившись на отслеживании ситуации в столице? Всему виной были слухи. Ведь и так ясно, что ЭКК не сможет оказать влияние на всю японскую нацию. Просто правительство поддалось панике, испугавшись возможных терактов в Токио, и из всех сценариев выбрало наихудший. Но, во-первых, блокада Фукуоки была чересчур затратна в плане использования людских ресурсов, финансов и оборудования: привлечь десятки тысяч служащих Сил самообороны и полицейских — это стоит огромных денег; а во-вторых, блокада делала невозможными нормальный товарообмен и свободное перемещение граждан между островом Кюсю и остальной частью страны, что повлечет за собой экономический кризис.
Ли Ги Ён продолжала с озадаченным видом всматриваться в экран. Паку было понятно, о чем она думает: почему японцы не атакуют? Если и так их расходы на оборону превзошли все ожидания, то отчего бы не перейти в наступление? Если бы Республика оказалась в подобной ситуации, Великий Руководитель непременно велел бы контратаковать силы противника. Разумеется, при таком исходе было бы не избежать значительных человеческих жертв, но материальные затраты оказались бы сравнительно небольшими.
Перед самым началом операции Пак спросил полковника Хана, действительно ли Япония откажется от проведения военной операции, если при этом будут затронуты гражданские? Неужели они будут руководствоваться соображениями гуманизма?
— Гуманный политик, — рассмеявшись, ответил Хан, — это все равно что воинствующий пацифист. Взаимоисключающие параграфы. Политик просто обязан жертвовать меньшинством ради всего общества, то есть большинства. Правительство больше всего боится не жертв среди мирного населения, а той ярости, которую сей факт возбудит в народных массах. Правительство боится потерять поддержку большинства населения.
Ли Ги Ён извинилась и спросила лейтенанта Пака, не требуется ли ее помощь. Салфетки все еще лежали на столешнице. На упаковке бросалось в глаза название службы такси. Интересно, какое отношение служба такси имеет к изготовлению бумажных салфеток? Пак извлек одну из них и потер между пальцев, чтобы ощутить текстуру бумаги. Ни разу в жизни он еще не видел такой тонкой и мягкой салфетки. Приложил салфетку к губам, провел по щеке… точно шелк. Мягкость — это именно то свойство, что так присуще японцам. Столь же нежен и мягок был утренний воздух над островом Ноконосима, как, впрочем, и воздух на стадионе Фукуоки. Или глаза этого убитого юноши-фермера… «Будто втыкаешь пальцы в свежий соевый творог», — описал свои ощущения Чхве Хён Ир. Розданное спецназовцам японское нижнее белье тоже оказалось мягким и нежным, словно сотканным из невидимой материи. Кровати и диваны в отеле были чрезвычайно мягки.
Пак снова поднес салфетку к лицу — от его вздоха бумага вспорхнула, словно бабочка. Ли сказала ему, что взяла упаковку у одного из владельцев реквизированных вблизи аэродрома Ганносу машин. Тот расстался с салфетками без всяких возражений, из чего Пак понял, что подобная продукция доступна не только богатым японцам, а всем. Уровень технологии, позволяющий делать невесомые бумажки, был выше понимания Пака. Но в то же время его поражал и тот факт, что способная к таким достижениям страна оказалась настолько бездарной в политическом смысле. Неужели никто в правительстве не понимает, что изоляция Фукуоки повлечет за собой фатальные последствия? Родившийся в стране, где голод и нехватка топлива являлись нормой, Пак прекрасно понимал, что при таком же раскладе на захваченной территории скоро наступит форменный ад.
Встреча с префектом и мэром Фукуоки должна была состояться в соседнем зале. За тридцать минут до ожидаемого прибытия чиновников Пак тщательно проверил готовность к предстоящему мероприятию. На стене были вывешены флаги Японии и Экспедиционного корпуса. На украшенном искусственными цветами вишни листе ватмана аккуратно было выведено: «Мир и Дружба» — на японском и на корейском. От центра потолка к стенам тянулись красные и белые шнуры, свитые в косы, а посередине зала стоял длинный стол с вышитой скатертью: мудрец, читающий проповедь тигру, вышедшему из бамбуковых зарослей. Эту скатерть привез с собой Чо Су Ём, решив, что изображение прекрасно передает суть отношений между Фукуокой и Экспедиционным корпусом Корё.
