Сергей Алексеев - Игры с хищником
– А давай погуляем под дождем?
Он посмотрел на ее вечернее платье, подол которого касался пола, но она поняла и махнула рукой:
– Давай так!
Они пошли тем же путем, как и в прошлый раз, только дальше, и без тропинок, по мху. В неосвещенном бору было так темно, что, выйдя со света, они натыкались на деревья и от этого смеялись. Сергей Борисович взял ее за руку и пошел вперед.
– Знаешь, чем хорош служебный брак? – вдруг весело спросила Ангелина. – Ты никогда не бросишь меня. Если не будет команды. А ее может не быть никогда!
Потом они четверть часа шли молча и уверенно, приглядевшись к темноте. От сырой земли и мха вечернее платье вымокло сначала лишь по кромке, но ткань была такая, что тянула влагу вверх, как промокашка. Ангелина словно не замечала этого, пока не начался предутренний холодный ветер.
– Я замерзла, – пожаловалась она.
Сергей Борисович снял пальто, набросил на плечи и приобнял, ощутив дрожь ее тела.
– Ноги окоченели, – доверчиво проговорила Ангелина.
– Пойдем в дом?
– Не хочу... Я знаю, где можно спрятаться! Беги за мной!
И, подхватив тяжелый подол, побежала по светлеющему бору. Через минуту впереди обозначилось белое тусклое озеро, а на берегу – желтеющее свежесрубленное строение, напоминающее теремок с круговым и высоким гульбищем. Ангелина забежала по временным, строительным ступеням, подала руку и сказала:
– Смотри не навернись.
И эти ее простые слова, оброненные возбужденным шепотом, словно подломили постоянное напряженное ожидание. Она открыла дверь и ввела его в темное пространство.
– Здесь пока нет света. Но зато есть печь.
Сруб был еще сырой, поэтому остро пахло смолой и по сравнению с улицей ощущалось немного парное тепло.
– Что это? – спросил Сергей Борисович.
– Баня. Но она не работает. – Ангелина провела его в парную. – Здесь будет теплее... Ты умеешь топить печку?
Приглядевшись к полумраку, он собрал обрезки досок, стружки и затопил железную печь. Отблески пламени высветили желтое пространство, и сразу стало уютно. Широкий дощатый полок был покрыт старым ватным одеялом, в изголовье вместо подушки лежала свернутая телогрейка.
– Здесь плотники отдыхают, – пояснила невеста. – А я люблю сюда ходить, деревом пахнет...
Они сели рядом, прижались друг к другу, но теплее от этого не стало.
– Одежда мокрая, – сказал он. – Так не согреешься.
Ангелина сняла плащ, расстелила его на полке, затем выпуталась из платья и сбросила его на скамью.
– Ничего себе брачное ложе, – проговорила она, укладываясь. – Но зато здесь можно побыть вдвоем. И поговорить.
Сергей Борисович укрыл ее своим пальто и, присев на корточках возле печки, открыл дверцу – свет и тепло приятно обволакивали лицо и все свежее смолянистое пространство.
– Сядь рядом, – попросила она.
Он послушно опустился на полок, нашел ледяную руку и замер. Прошла, может быть, минута, но дрожать она не перестала.
– Похмелье выходит, – словно угадав его мысли, сказала Ангелина. – Я так много никогда не пила. Но ведь у нас свадебная пирушка... И теперь я тебе буду законной и верной женой.
Он не удержался от иронии:
– Надолго ли?
– Это уж как судьбе будет угодно.
Сергей Борисович хотел съязвить в отношении судьбы и начальства, однако промолчал, поскольку Ангелина перестала дрожать.
– Только у меня такое чувство, будто не надолго, – не сразу вымолвила она. – А чувство меня никогда не обманывало... Поэтому я умею предсказывать судьбу.
– Вот как? – встрепенулся он. – И что же нас ждет?
– Дальняя дорога и казенный дом.
– Казенный – это хоть не тюрьма?
– Нет, посольство. В одной очень специфической, но удобно расположенной капиталистической стране.
– То есть ты хочешь сказать, что...
– Только давай так! – строго предупредила она. – Что я нам нагадаю, останется между нами. Пусть это будет первый семейный секрет.
Он вдруг подумал, что Ангелина привела его в недостроенную баню, где даже электричества не было, чтобы поговорить откровенно. То есть она чего-то опасалась, поэтому и молчала за свадебным столом на даче своего дяди.
– Пусть будет, – согласился он.
– Через некоторое время тебя назначат послом, – сообщила она. – И мы уедем за границу, например в Мексику.
Когда первых секретарей отправляли послами в страны третьего мира, это было хуже ссылки.
– За что? – спросил Сергей Борисович.
– Не вздумай спрашивать об этом у товарища Баланова... Так надо. Поэтому тебя женили на мне. Дипломат не может быть холостяком. Это ведь столько соблазнов. А всякий соблазн – путь к разврату и предательству.
– Какой же из меня посол? Я и был лишь в Германии курсантом и Болгарии...
– Ничего, научишься. Это не так сложно. Послу всегда следует делать официозный вид и читать заученный текст. С очень серьезным видом государственного деятеля. И все.
– У меня нет образования...
– То, что ты недоученный политрук, мне известно, – засмеялась она. – Но ничего, пройдешь месячную стажировку где-нибудь в братской Эфиопии. А потом, я буду всегда рядом.
– То есть послом будешь ты, а я при тебе?
Ангелина шевельнулась.
– Я буду работать по своему профилю. А в свободное время скрашивать твою жизнь на чужбине.
– Интересно, в чем я провинился?
– Наоборот, товарищ Баланов отметил твои заслуги. Даже племянницу в жены не пожалел. Скоро у тебя откроются большие возможности. Если наша командировка в Мексику пройдет удачно, тебе светит должность заместителя министра иностранных дел.
– Удачно – это как?
– Нам нужно пересидеть за рубежом первый период смутного времени.
– А что?.. Грядет смутное время?
– Ты не догадываешься? – изумилась она. – А дядя считает, ты обладаешь аналитическим мышлением, очень тонко чувствуешь конъюнктуру. Правильно оцениваешь текущий политический момент. Ты уж давай не разочаровывай товарища Баланова. Соответствуй.
– Я так давно сижу на области, что перестал чувствовать, – признался Сергей Борисович. – Отстал. Умственно и психически.
– Ладно, не прибедняйся, муженек, – тихо засмеялась Ангелина. – Помнишь выражение вождя революции? Всякую, даже самую блистательную, идею можно похоронить, если довести ее до абсурда. Вот сейчас и будут доводить. Несколько ближайших лет предстоят сплошные похороны. Надо с честью проводить в последний путь всех старцев, жаждущих власти. И тогда трагичное станет смешным...
Он вспомнил последнюю встречу с Героем и ощутил озноб, хотя от печи уже накатывали волны жара.
– Значит, уже все предрешено?
– Относись к этому философски, как к нашему браку.
– Не так я представлял будущее, – не сразу признался Сергей Борисович. – Не таким... Ты не ошиблась, гадалка?
Печь уже раскалилась, свет от нее разливался по всей парилке, и он теперь отчетливо видел ее лицо, чуть поблескивающие глаза, приоткрытый рот с белой полоской зубов и волевые, твердые на вид, губы.
– Всякая ошибка для нас – это верная гибель, – заключила Ангелина. – Я больше ничего пока не знаю.
Он тогда не внял этой фразе, вернее, посчитал, что Ангелина говорит об их сложных отношениях, поэтому склонился и поцеловал – губы оказались не такими уж твердыми. Она отвернулась и стала смотреть в стену.
– Почему же гибель? – спросил он для того, чтобы не молчать.
– По кочану, – усмехнулась Ангелина. – Ну хватит, согрелись. Пойдем выпьем за нашу сиротскую свадьбу. Погуляем с тобой! Дядя все равно не приедет. Там сейчас власть делят...
Последняя встреча с Бажаном состоялась незадолго до этих событий. Ощущение, что он болен, тогда оказалось не напрасным: почетный пенсионер сначала перестал вечерами гулять на улице, а якобы запершись у себя в комнате, что-то писал. Затем, никого не известив, поехал в ЦК и там встретился со своим фронтовым и целинным другом, проговорил около часа и в результате будто бы по собственной просьбе был направлен в специальную клинику для ветеранов и заслуженных людей. Его жена тот час же отправилась на свидание, поскольку муж уезжал вполне здоровым и оставаться на лечение не собирался. Героя она застала в хорошем, даже веселом расположении духа, без всяких признаков какой-либо болезни, поэтому позвала домой, однако он отказался, мол, я должен побыть здесь и подождать какого-то ответа из ЦК.
Обо всем этом рассказал сын Бажана и попросил навестить отца и как-нибудь разузнать, что с ним происходит на самом деле, потому что прошло уже больше месяца, все домашние встревожены и не знают, чего ждать. Оказавшись в столице и загруженный хлопотами, Сергей Борисович забыл о просьбе и вспомнил, когда уже подъезжал к аэропорту. Пришлось разворачиваться, поскольку родственники завтра обязательно придут и возвращаться ни с чем неудобно. Пришлось задержать рейс, и пассажиры ждали его несколько часов: тогда еще самолетов начальников не существовало...
Прием посетителей в клинике был строго ограничен дневными часами, а он приехал уже поздновато и едва допросился, чтобы дали свидание. Встретиться разрешили в специальной комнате на первом этаже: тропические растения, аквариум с рыбами, журчание искусственного ручейка и мягкая мебель – все для покоя, умиротворения и тихой, задушевной беседы. Но бывший первый секретарь был подавлен, все время смотрел куда-то в сторону, и как только Сергей Борисович спросил, сколько ему здесь еще находиться, Бажан приставил палец к губам, показал на свои уши и вслух добавил:
