Хари Кунзру - Без лица
Она копается в сумочке в поисках сигареты и закуривает.
— Ты на самом деле не знаешь, да? Вот это да. Ты пришел за мной. Как будто мне есть что тебе дать. Все это очень мило, я уверена в этом, но чего ты добиваешься, а? Ну же, мне ты можешь все рассказать.
Она смотрит на него со странной прямотой. Когда она говорит, ее голос, ее отрывистое английское произношение, так похожее на его собственное, меняются, скользят, утончаются, теплеют. Северный холод и бледность исчезают.
— Ничего, — говорит Бобби, все еще пытаясь цепляться за свой сценарий. — Я ничего не добиваюсь.
Внезапно ее лицо закрывается. Когда она начинает говорить, ее идеальный голос возвращается на место, и снова перед ним Лили Пэрри, самая знаменитая юная леди Бомбея.
— Беги отсюда, мальчик, — говорит она. — Давай. Отваливай и не возвращайся. Если я тебя снова увижу, здесь или где-то еще, я скажу им про тебя. Они посадят тебя в тюрьму. Никто не любит ниггеров, играющих в белых людей.
Еще мгновение он колеблется, слепо нашаривая какую-нибудь фразу, которая улучшила бы положение дел. Сказать нечего. Удрученный, разрушенный, он приподнимает шляпу и уходит.
— Эй!
На звук ее голоса он оборачивается:
— Что?
— Не делай так головой. Это сразу тебя выдает. Два главных правила: никогда не качать головой и никогда не сидеть на корточках, если тебя хоть кто-нибудь может заметить. Хорошо?
Бобби кивает, безмолвно благодаря, и уходит, оставляя прекрасную Лили Пэрри докуривать свою сигарету — докуривать до самого конца.
________________Уходя с бегов, Бобби пытается убедить себя в том, что Лили Пэрри никогда не существовало. С каждым шагом он хоронит ее еще глубже. Он полон решимости; рука, толкающая ее внешность с поверхности памяти. На следующий день, когда носильщик Гулаб Миян спрашивает о красивой мэм-сахиб, Бобби набрасывается на него и клянется, что перережет глотку ублюдку, если он еще хоть раз о ней заговорит. Гулаб Миян нервно кивает, но за спиной Бобби делает в его сторону непристойный жест. Позднее, в лавке тодди, куда он ходит после работы, Гулаб рассказывает своим собутыльникам, как Принц-Детка-Красавчик наконец-то получил отлуп и как он всегда говорил этому парню, что время придет, потому что Господь этого хочет.
Бобби не думает о Господе. Он думает о других вещах. Ему очень нужны деньги, поэтому он идет навестить миссис Перейру. Мэйбл впускает его, выражая мучнисто-белым лицом неприкрытое удовольствие. Суета, суета. Здравствуй, Бобби, как ты, Бобби, давно не виделись. Ее мать в гостиной, погружена в продавленное кресло и обрезает загрубевшую кожу на ступнях. Когда он входит, она перестает расковыривать ноги и машет, чтобы он садился.
— Ну что, ты очень хорошо выглядишь, я смотрю. Давненько сюда не заходил.
— Давно.
— И все? Просто — давно? Такой представительный юноша — и не хочет поддержать беседу? Ты не очень-то счастлив. Правда, не могу сказать, что меня это удивляет.
Мэйбл приносит чай и ставит на стол позвякивающий поднос. Он уворачивается от ее тощего зада, скрытого под набивным ситцем, и шарит по карманам в поисках сигарет.
— Что вы имеете в виду?
— В Бомбее не только у тебя есть глаза и уши. Все к этому шло. А что ты думал? Она — богатая английская леди, а ты — уличный мальчишка, даже если она и… что тут такого смешного?
Лицо Бобби перекошено от горькой усмешки.
— Ничего, амма[136], ничего. Так как — найдется у вас для меня какая-нибудь работа?
Миссис Перейра хмыкает и, пока Мэйбл разливает чай, начинает добывать что-то неблаговидное из правой пятки. Вся в трудах, она рассказывает Бобби о мистере Дутта — теософе, отчаянно надеющемся получить сообщение от умершего брата. Что-то, касающееся прав на дом. Она не рассчитывает, что Бобби удастся найти что-нибудь особенное. Нужно просто добавить немного колорита, чтобы помочь ей понять, как этот брат должен выглядеть в представлении. Бобби записывает адрес. Возможно, думает он, я даже знаю этого человека. Разве не он как-то говорил с миссис Макфарлэйн? Перед его уходом миссис П. показывает новый трюк. Кнопка, спрятанная под ковриком, включает небесную музыку на граммофоне в спальне. Работает пока еще неважно. Иголка все время перескакивает с дорожки на дорожку. Но миссис П. уверена, что успех обеспечен. Бобби хвалит затею и говорит, что вернется через пару дней.
Работа оказывается не слишком тяжелой. Вернувшись, он сообщает, что упомянутый брат умер в Калькутте три года назад и унес с собой точное местонахождение некоторых документов на землю, замурованных в старинном семейном особняке. Похоже, эти документы — ключ к финансовому счастью мистера Дутта, и скорее это, чем братская любовь, подогревает его жажду установить контакт с потусторонним. Есть и некоторые другие подробности, Мэйбл старательно заносит их в досье мистера Дутта. Ее мать кивает в молчаливом удовлетворении, одной рукой почесывая грудь, второй — методично заталкивая рис и дал себе в рот. Закончив есть, она роется в своих одеждах, вытягивает несколько засаленных банкнот из толстой пачки и дает их посетителю.
К несчастью, покидая чаль[137] семейства Перейра, Бобби натыкается на мистера Дутта собственной персоной. Пытаясь разминуться на узкой лестнице, они бок о бок танцуют неуклюжий танец. Дутта смущенно кивает, как знакомому, явно пытаясь вспомнить, откуда ему знакомо лицо Бобби. Изобразив кратчайшее из приветствий, Бобби спешит прочь.
Он не думает об этом, пока, спустя день-другой, не встречается лицом к лицу с Элспет Макфарлэйн. Когда он, как обычно, проносится через гостиную, надеясь избежать разговора, она фактически преграждает ему путь:
— Я хочу поговорить с тобой, Чандра.
Бобби вздыхает и переминается с ноги на ногу:
— Амма, я устал. Я хочу пойти лечь спать.
— Посмотри на меня.
Он смотрит на нее и обеспокоен тем, что видит.
— Мой друг сказал, что ты болтался возле его дома и разговаривал с его слугами.
— Не…
— Чандра!
— И что? У меня там тоже есть друг. Э-э-э… это чоукидар.
— Понятно. И еще он говорит, что видел, как ты выходил из квартиры миссис Перейры. Я не знала, что ты бываешь у нее без меня. Посмотри на меня.
Он снова поднимает глаза:
— Я ходил за гаданием. Я хотел знать свое будущее.
— Почему мне кажется, что ты врешь?
— Я — вру? Я не вру. Почему я должен вам врать?
— Я не знаю, Чандра.
— Я не вру.
— Ты меня расстраиваешь.
— Я сожалею, Амбаджи.
— О чем?
Бобби молчит. Миссис Макфарлэйн тяжело садится на стул.
— Ты сожалеешь? Что такого есть в твоей жизни, что заставляет тебя сожалеть? О чем ты можешь сожалеть!
— Я устал, амма.
— Ты? В восемь вечера? Да ты встаешь в одиннадцать. Бобби изучает свои ноги, прислушиваясь к уличному шуму. Через некоторое время он обнаруживает, что миссис Макфарлэйн плачет.
— Почему ты так ведешь себя, Чандра? Я взяла тебя в дом. Я помогла тебе, а теперь — посмотри, как ты себя ведешь. Зачем ты так? Мистер Дутта думает, что ты за ним шпионишь. Пришлось попросить его не говорить глупостей. Потому что ты ведь не шпионишь за ним, правда? А, Роберт? Что ты делаешь? Что ты делаешь всю ночь напролет?
Ее вопросы сыплются один за другим, плотину прорвало. Бобби окаменел. Только единожды до этого он видел, как она плачет.
— Мистер Дутта говорит, что ты — мальчик на побегушках у миссис Перейры. Он думает, что ты шпионил за ним для нее, и что ты шпионишь за всеми нами для англичан, и кто-то должен тебя остановить. Он говорит, что миссис Перейра — мошенница и что он обратится в полицию. Я просила его не говорить глупостей, потому что миссис Перейра — великий человек, она очень чувствительная. А он сказал, что, даже если они не посадят тебя в тюрьму, а отпустят, мы все равно будем знать, и поэтому ты не сможешь больше вредительствовать. У миссис Перейры дар, Чандра. Ты ведь тоже думаешь, у нее дар, правда? Разве ты так не думаешь?
Вот теперь она его поймала. Он должен согласиться, но не может. Он испытывает сострадание к ней, к этой матери мертвых сыновей, и ко всем остальным, цепляющимся за своих мертвых через пустоту, посреди которой сидит миссис Перейра, расковыривая пятки.
— Миссис Макфарлэйн, вам не нужно больше ходить к миссис Перейре. Она нехороший…
Он не успевает договорить: она с размаху ударяет его по лицу:
— Ты и за мной тоже шпионил? Ты поэтому тут остался, чтобы шпионить?
Он не может ответить, пытается сложить губы, чтобы получилось «нет». Она произносит — очень тихо:
— Теперь можешь идти. Бери свои вещи и уходи.
— Амма… Миссис Макфарлэйн!
— Я тебе не амма.
— Миссис Элспет Макфарлэйн! Простите меня, миссис Макфарлэйн!
За ними возникает смущенный английский капитан полиции, с двумя индийскими констеблями по бокам. Элспет оборачивается в изумлении.
