Ричард Форд - Трудно быть хорошим
И вдруг Магда полетела. Вспорхнула, словно бабочка над виноградной лозой. И в то мгновение, когда всклокоченная круглая головка Магды, и ее ноги-спички, и раздутый живот, и кривые ручонки ударились об ограду, железные голоса сумасшедше загоготали, призывая Розу бежать, бежать к тому месту, куда отбросило Магду. Но Роза, конечно же, не послушалась их. Роза просто стояла, потому что, если бы она побежала, они бы выстрелили; и если бы она дала сейчас вырваться наружу из ее скелета волчьему вою — они бы выстрелили. Поэтому она стала запихивать в рот шаль Магды, запихивала ее и запихивала, пока волчий вой не захлебнулся. У шали, из-за того, что Магда пускала в нее слюни, был вкус корицы и миндаля. И Роза впитывала в себя шаль Магды до тех пор, пока вкус этот не пропал.
Реймонд Карвер
Поезд
Перевела Т. Болотова
Джону Чиверу
Ее звали мисс Дент, и именно в тот вечер она чуть не застрелила человека. Заставила упасть в самую грязь и молить о спасении. Глаза ему застилали слезы, пальцы судорожно цеплялись за мокрую траву, она же продолжала целиться и бросать в лицо те горькие слова, что накопились у нее. Пусть-ка поймет — это страшно — растоптать чувства другого человека!
— Лежать! — хотя он и не думал подниматься, а только скреб ногтями землю и конвульсивно дергал со страху ногами. Выговорившись наконец, она поставила ногу на затылок уже несопротивлявшемуся человеку и толкнула лицом в черную жижу. Лишь затем спрятала пистолет в сумочку и отправилась назад к железнодорожной станции.
Она села на скамью в безлюдном зале ожидания, положила сумочку на колени. Вокруг ни души. Билетная касса закрыта. Автостоянка около вокзала пуста. Глаза задержались на больших часах на стене. Хотелось заставить себя забыть об этом человеке, о том, как жесток был он с нею после того, как получал то, что хотел. Знала, что долго будет помнить и тот всхлип, который он выдавил из себя, опустившись на колени…
Со вздохом закрыв глаза, стала прислушиваться, не идет ли поезд.
Дверь, ведущая в зал, вдруг распахнулась. Мисс Дент подняла голову и увидела двоих.
Первым шел пожилой мужчина с белыми, как снег, волосами и белым шелковым шейным платком. За ним — женщина средних лет с накрашенными губами и подведенными глазами. Вечер ожидался холодный, однако оба были без пальто, а мужчина даже босиком. Оба застыли в дверях: видимо, не ожидали встретить в вокзале кого-то. Тем не менее, решив не подавать виду, что огорчены, они повели себя так, словно не замечают Дент. Женщина продолжала говорить, но слов нельзя было разобрать.
Пара двинулась в зал. Похоже, они находились в несколько смятенном состоянии, словно были вынуждены уйти откуда-то в спешке и не могли изыскать возможность обсудить это. Не оставляло сомнения, что они были в подпитии к тому же. Вошедшие уставились на часы, будто стрелки и цифры могут подсказать, что делать дальше.
Мисс Дент вновь взглянула на циферблат. Расписание в зале отсутствовало, не узнать, когда какой поезд прибывает, когда отходит. Но она приготовилась ждать сколько угодно долго: надо набраться терпения, тогда поезд точно появится, она сядет в вагон и уедет отсюда.
— Добрый вечер, — пожилой мужчина обратился к мисс Дент. Она подумала, что, пожалуй, произнесено это с такой непосредственностью, словно сейчас прекрасный летний вечер, а сам он почтенный старый джентльмен, во фрачной паре и вовсе не босой.
Женщина в вязаном платье взглянула, словно давая понять: не такая уж радость наткнуться здесь на вас!
Пара уселась через проход, на скамейку прямо напротив Дент. Мужчина расправил брюки, пузырившиеся на коленях, положил одну ногу на другую и стал ею тихонько покачивать.
Вынув пачку сигарет и мундштук из кармана рубашки, он не спеша вставил сигарету и потянулся снова к карману. Затем стал шарить в карманах брюк.
— У меня нет зажигалки! — обратился он к своей знакомой.
— Я же не курю, — ответила та. — Мне казалось, что если ты знаешь обо мне все, то уж это-то наверняка. А хочешь курить, то спички, может, найдутся у нее? — вздернув подбородок, она неприязненно глянула на мисс Дент.
Девушка покачала головой. Придвинув сумочку поближе, сжала колени, плотнее ухватилась за ручку.
— Итак, в довершение ко всему нет спичек, — произнес мужчина. Опять проверил карманы. Затем вздохнул и вытащил сигарету из мундштука, отправил назад в пачку, а пачку с мундштуком опустил в карман рубашки.
Женщина заговорила на языке, который мисс Дент не знала. Скорее всего — итальянский: быстрые зажигательные фразы звучали, словно речь Софи Лорен в фильме.
Мужчина покачал головой.
— Я за тобой не успеваю. Уж больно тараторишь. Чуть-чуть помедленнее, если можно. А лучше-ка по-английски. Ничего не понимаю.
Мисс Дент наконец расслабила пальцы. Теперь она смотрела на замок сумочки. Не знала, что можно еще придумать. Зал был не велик, и ей ужасно не хотелось резко вскакивать и пересаживаться на другое место. Она снова стала изучать циферблат.
— Хорошенькое впечатление оставляет эта компания психов! — воскликнула итальянка. — Ну, это слишком! Просто слов нет! Боже праведный! — И резко откинулась в изнеможении. Затем, подняв глаза, уставилась в потолок.
Мужчина пропустил шелковый платок между пальцев и стал лениво крутить им туда-сюда. Потом расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и заправил платок внутрь. Видимо, о чем-то задумался, а его знакомая продолжала:
— И девушка! Жаль ее! Бедняжка! В этом гнезде дураков и гадин! Лишь о ней одной я сожалею! И за все расплачиваться будет она, а вовсе не остальные. Уж совершенно точно не тот недоумок, капитан Ник! Он ни за что не в ответе! Да уж, только не он!
Мужчина обвел глазами зал. Взгляд его время от времени останавливался на Дент.
Она же старалась смотреть мимо него. В окне, выходившем на улицу, — фонарный столб, свет падает на пустынную привокзальную площадь… Мисс Дент опустила сжатые руки на колени и попыталась подумать о своем. Но, вполне естественно, не могла не слышать, о чем говорили напротив.
— Кроме того, смею тебя заверить, я принимаю большое участие в девушке. А кому нужна вся эта шатия-братия?! Их жизнь сводится к тому, чтобы выпить кофе, закурить сигарету, отведать шведского шоколада и заняться этой чертовой игрой в макао.[13] Все остальное — не существует, — распалялась женщина. — Что их волнует? И если я и встречусь снова когда-нибудь с этой компанией, то это будет не скоро… Надеюсь, понятно?
— Успокойся, я понял, — он поменял ногу. — Но что тебя так раздражает?
— Ах «раздражает»!!! Да почему бы тебе не посмотреться в зеркало?!
— Да не волнуйся, — все так же спокойно продолжал ее спутник. — Со мной случались вещи и похуже. И вот жив, как видишь! — ухмыльнулся он про себя. — Да. Не беспокойся…
— Ну, как же не волноваться? Кому ты еще нужен? Может быть, этой девице с сумочкой? Серьезно, amico mio.[14] Полюбуйся на себя! Боже мой! Если бы голова не была занята более важными вещами, у меня уже от одного твоего вида могла начаться истерика! Скажи! Ну, кому, кому, кроме меня, ты нужен? Я спрашиваю!!! Ты так много знаешь, ответь же мне!
Мужчина встал, затем снова сел.
— Только не надо заботиться обо мне. Пожалуйста, о ком-нибудь другом! Можешь опекать девушку, капитана Ника, если у тебя существует такая потребность. Кстати говоря, когда ты была в другой комнате, Ник сказал: «Это, правда, несерьезно, но я, пожалуй, в нее влюблен» — точные слова.
— Так и знала. Именно подобного я и ждала! — вскрикнула женщина, воздев руки к небу. — Как сердцем чувствовала! Что ж — черного кобеля не отмоешь добела! Мудра пословица! Век живи, век учись! И когда ты только прозреешь, старый дурак! Вот что ответь! Или ты как мул, которому надо хорошенько стукнуть по лбу, да не раз, не два, а целых четыре! О, dio mio![15] А все-таки почему не посмотреть на себя в зеркало?! Вглядись, вглядись, подойди!
Старик поднялся со скамьи, но отправился к фонтанчику с питьевой водой. Заложив руку за спину, нажал кнопку и стал пить. Затем выпрямился, тыльной стороной ладони утер подбородок. Теперь, заложив обе руки, стал прохаживаться по залу, будто совершал променад. Дент видела, как его взгляд перескакивает с пола на скамьи, на стоящие пепельницы. Понятно, ищет спички… И ей было жаль, что у нее их нет.
А его подруга продолжала перечислять все «достоинства». Уже во весь голос она визжала: «Жареный ты петух на Северном полюсе! Полковник Сандрес в парке и бутсах! Расходимся! Теперь уже окончательно!»
Тот, кому был адресован разгневанный монолог, молча продолжал свою «кругосветку» по залу. Подойдя к окну, остановился и стал смотреть на пустую площадь перед вокзалом.
