Эдуард Лимонов - Моя политическая биография
У Кузнецова есть стиль. Он широкий, жестокий, судя по произношению, интонациям, словарю, он из «хорошей» семьи. Аристократ спецслужб, одним словом. За двое суток общения с ним я это понял. Ему поручили охотиться за нами и оберегать покой Латвии и Казахстана. Ещё один отряд нацболов — четверо, вынуждены были выпрыгивать из окон поезда, причём один из них, Илья Шамазов, сломал себе ногу, ударившись о бетонную плиту. Это случилось в ноябре. Близ Даугавпилса. Были мобилизованы все латвийские силы: спецслужба, милиция, национальная гвардия, даже вертолёты. Однако безоружных пацанов удалось задержать только через 16 часов. Случилось это 15 ноября 2000 года. Предупредили латвийцев Кузнецов со товарищи.
А 17 ноября Соловей, Журкин и Гафаров вошли на смотровую площадку башни собора Святого Петра. Чтобы очистить площадку от туристов, Соловей опрометчиво использовал муляж гранаты. Ребята закрылись и потребовали освободить четырёх нацболов арестованных при десантировании из поезда Петербург—Калининград, двадцать пять даугавпилских нацболов, задержанных в ту ночь, рижских нацболов, в том числе Абеля и Скрипку, выпустить из латвийских тюрем всех стариков — красных партизан и чекистов и прекратить уголовные дела против них, обеспечить право голосовать на выборах для 900 тысяч русских, а также потребовали невступления Латвии в НАТО.
Две спецслужбы не смогли предотвратить акцию безденежной, никем не выученной, не имеющей в своих рядах ни одного специалиста по разведке или контрразведке молодёжной организации. Одна из двух спецслужб — наследница когда-то мощнейшей в мире разведывательной организации — КГБ. Противно, наверное, себя чувствовал подполковник Кузнецов. В машине с жирофарами он сказал, что полетит в Москву, сдаст нас в Лефортово и наконец выспится — ведь он колесит по стране уже полгода. Интересно, где колесил подполковник Кузнецов вечером 17 ноября, злой оттого, что нацболы всё же совершили в тот день задуманное, где он колесил? Скорее всего он был в городе Барнауле. Потому что я должен был приехать туда в середине месяца. Об этом знали несколько человек в Барнауле, телефоны которых прослушивались, разумеется, ФСБ. Одним из этих немногих людей был Евгений Берсенев, журналист, лидер организации НБП в Алтайском крае. Это от него в 23:30 ночи вышел 17 ноября за сигаретами Виктор Золотарёв и был убит. Это у Берсенева я остановился через 10 дней, доехал наконец до Барнаула. Золотарёв был со мною в августе—сентябре в горах Горного Алтая, он служил нам проводником, он стал членом Национал-большевистской партии.
Ещё одна интересная особенность. Виктор носил такую же бородку и усы, как у меня, у него был тот же рост, та же комплекция, и хотя он был на 15 лет младше меня, выглядел он даже чуть старше. Единственное различие — он был лысоват и потому брился под ноль. Но в ноябре люди в Барнауле ходят в шапках. Можно предположить, что за домом Берсенева в ожидании моего приезда было установлено наружное наблюдение. Дом на улице Попова немаленький, десятки подъездов. Большая циркуляция людей, конторским работать трудно. Конторские уже знают, что произошло в Риге, разница четыре часа во времени. Виктор провёл у Берсенева весь день, направляется в магазинчик за сигаретами. Конторские подходят к нему в магазине. Из магазина он выходит с ними. Возможно, они принимают его за меня в первый момент, возможно, сразу узнают, кто он. Его везут в штаб-квартиру ФСБ либо в отделение, где допрашивают с пристрастием. Нервы у подполковника Кузнецова взвинчены, поскольку нацболам удалось в Риге совершить свою акцию. При допросе Золотарёва перегибают палку, и он впадает в кому. Что делают для того, чтобы скрыть следы пыток? Правильно, устраивают ДТП со смертельным исходом. Но у Виктора — безденежного маргинала — никогда не было автомобиля. Водить он не умеет. Тогда его труп везут туда, откуда взяли, и сбрасывают из окна пятиэтажки, чтобы скрыть следы пыток. По меньшей мере четыре нити связывают смерть Золотарёва с НБП и со мной лично.
1) То, что он вышел на смерть из квартиры секретаря региональной организации НБП на Алтае.
2) То, что Золотарёв был моим проводником в горах республики Алтай в августе—сентябре, когда за нами уже следила ФСБ — машины «наружки» ездили за нами, не скрываясь.
3) То, что погиб Золотарёв в ночь с 17 на 18 ноября — в день взятия нацболами башни собора Святого Петра в Риге, акции, которую пыталась предотвратить всеми силами ФСБ.
4) То, что я со дня на день должен был появиться в Барнауле и остановиться в квартире у Берсенева. Что я и сделал, опоздав на 10 дней.
Интересно и то, что я сел в машину, чтобы ехать в Горный Алтай, у дома Берсенева. На выезде из Барнаула машина была подвергнута обыску с понятыми. По моему мнению, смерть Золотарёва — отдача от Рижской акции. Замечательно то, что Берсенев даже не был допрошен по поводу смерти Золотарёва. Почему? Чтобы не возникло никакой связи с НБП. Не фигурировало в протоколе.
Я вклинил в Рижскую акцию историю убийства Золотарёва намеренно, дабы показать, какая уже шла за партийцами охота: от Барнаула до Риги, на гигантском пространстве, мы уже были под колпаком.
Там на башне события развивались следующим образом: огласив свои требования, разбросав листовки, ребята согласились сойти с башни только после того, как узнали, что к ним поднимется посол России в Латвии. Посол приехал, и тогда Журкин, Соловей и Гафаров позволили себя арестовать. Несколько суток их успешно прессовали и били. На голову Сергею Соловью надевали целлофановый мешок и завязывали — об этом он позднее повествовал сам команде ТВ-6, которая его и Журкина снимала в Рижской тюрьме. Через несколько суток их оставили в покое и начали готовить к суду.
Несколько суток, предшествовавшие акции, со времени ареста четырёх нацболов в районе Даугавпилса до конца ноября в Латвии свирепствовала национал-большевистская истерия. Результатом явилось то, что избиратели на выборах в рижскую городскую думу отшатнулись от антирусских сил и во множестве проголосовали за движение «ЗПЧЕЛ» — за права человека, объединяющие под общей крышей в большинстве своём русскоязычные организации, в том числе и рижское отделение Конгресса Русских Общин. Если бы Национал-большевистская партия была зарегистрирована в Латвии, то приязнь, возникшая к героическим пацанам Соловью, Журкину и Гафарову, выразилась бы в том, что избиратель голосовал бы за нас, за партию героев. Не имея возможности проголосовать за нас, они проголосовали за умеренных.
К слову сказать, только небольшая часть русскоязычных, проживающих в Латвии, имеют право воспользоваться избирательной урной. 600 тысяч русских лишены такого права. Если отвоевать для них избирательные права, легко добиться прихода к власти пророссийского правительства. Однако российские власти не идут путём борьбы за права своих граждан. Они заискивают перед режимами стран Балтии. А спецслужбы кооперируются с ними против интересов русского народа. По утверждению адвоката Беляка, он ездил в Ригу на процесс над Соловьем, Журкиным и Гафаровым, это российские спецслужбы дали латвийцам совет судить нацболов по статье «терроризм» вместо статьи «хулиганство». Информация исходит из российского посольства. Изначально, оказывается, латвийская Фемида собиралась судить ребят по более мягкой статье «хулиганство». После нескольких судебных заседаний был объявлен большой перерыв, потому Беляк не остался на весь процесс. В любом случае он не мог полноценно осуществлять защиту наших в Риге, по латвийским законам это мог делать только адвокат — гражданин Латвии.
30 апреля в моей тюрьме по радио «Маяк» вечером я услышал чудовищный по жестокости приговор: Соловей и Журкин были приговорены к 15 годам лишения свободы, а малолетка Гафаров, в момент совершения «преступления» ему было 17 лет, получил 5 лет лишения свободы. Во многом благодаря совету старшего брата ФСБ, борющегося против интересов русского народа. Ложная концепция внешней политики, практикуемая правительством президента Путина, исходит из того, что не следует раздражать соседей, захвативших в качестве заложников миллионы русских. ФСБ послушно проводит в жизнь эту концепцию. НБП выступает за активное вмешательство во внутренние дела тех соседних стран, в заложниках у которых оказались наши русские люди. Мы считаем, что следует бороться, давить, выбивать права для русских. С недавних пор Российское государство стало бросать нас — сторонников этой концепции борьбы за права русских — в тюрьмы.
глава XXI. Под колпаком
Хронологически следует вернуться назад. В апреле 2000 года я поехал на Алтай. Как полагается высокопоставленному путешественнику, я начал сверху. Я зашёл в Госдуму (у меня был временный пропуск) и без звонка ввалился в кабинет Михаила Ивановича Лапшина, депутата Госдумы от Республики Алтай. Я поздоровался, извинился и сообщил, что собираюсь отдохнуть на Алтае, никого там не знаю и был бы очень благодарен Михаилу Ивановичу, если бы он рекомендовал мне, к кому обратиться на Алтае. «Весь Лимонов тут, какой он есть, — сказал Михаил Иванович, обращаясь к группе мужиков, скопившихся в его кабинете, — вваливается тут, требует и едет на Алтай в самый сезон энцефалитных клещей». Лапшин дал мне телефон Сергея Николаевича Гречушникова. «Сходишь к нему в Усть-Коксе. Он там глава администрации. Он поможет».
