Эльмира Нетесова - Тонкий лед

—   Неси пузырь! — потребовали родители.

—   Дайте денег! — ответила та.

—   Будь «бабки», я весь погост на ноги сдерну! — хохотал отец.

Тонька обиделась на своих. Ее возвращению в ба­рак никто особо не порадовался. С грехом пополам она закончила пятый класс. За этот год девчонке по­рядком надоели материнские обноски, и Тонька взду­мала зарабатывать сама.

Вскоре оделась, стала выглядеть не хуже своих под­руг. На нее оглядывались солидные мужики и взрос­лые парни. Девчонка гордилась их вниманием и все выше поднимала юбки, обнажала грудь и плечи, живот и спину. Шорты, брюки и юбки носила только в крутую обтяжку так, что даже родинки было видно. Научилась ходить особой сучьей походкой, крутя и перекатывая, подкидывая ягодицы. Груди в это время подскакивали на плечи, а глаза и губы девки улыбались томно, зову­ще, бездумно. Эта штампованная улыбка отличала всех дешевок от прочих горожанок. Их безошибочно узна­вали в самой многолюдной толпе и, схватив за локоть, волокли в укромные углы для скоротечной связи, кото­рую забывали, едва отряхнув колени.

Тонька уже знала, что на панели быстрее всех ста­реют самые яркие красавицы. На них падает спрос. Именно потому спешила заработать, пока не завяла.

Девка промышляла сутками. Даже возле гостини­цы, где останавливались иностранцы, заполучала кли­ентов. Случалось, что за день удавалось сорвать боль­шие деньги. Бывали и обломы, но крайне редко. Ее много раз ловила милиция и крутые,— все требовали свой навар, ведь Тонька промышляла на территории, охраняемой ими. Девка отказывалась платить деньга­ми, тогда с нее брали натурой, утащив в ближайшую подворотню, «тянули» в очередь.

Тонька злилась на дармовщину и, подтянув шорты, ругалась на поборников:

—   Козлы! Халявщики!

Те хохотали вслед:

—   Хочешь повторим в аванс, на будущее.

Тонька долго на них не обижалась, понимая, что каждый в этой жизни снимает свои пенки с ближнего.

Она по подсказке подруг купила себе квартиру, обставила ее, но никогда не держала в ней деньги и клала их на счет. Никогда не приводила домой кли­ентов, никто из хахалей не знал ее адрес.

—   Не будь дурой: где живешь, там не трахайся. Помни это как первое правило! Не флиртуй с мужика­ми из своего дома, здесь дыши спокойно, тихо, не мути мозги никому. Не приведись, засветишься, бабье дома репу с плеч свернет мигом,— учила Тоню старая пу­танка, покинувшая панель по возрасту.

Девушка старательно придерживалась ее советов. Она редко ночевала у себя, так как была нарасхват. Недостатка в клиентах не испытывала. Тоню приводи­ли в квартиры на время отсутствия жен, привозили в номера гостиниц. Она привыкла к таким переменам и чувствовала себя хозяйкой положения.

Вот так было и с тем иностранцем, чернявым, куд­рявым молодящимся человеком. Он забавлялся с Тонь­кой до утра. Когда покинула его номер, девку тут же подхватили двое парней и увели в машину. Останови­лись за городом. Недолго порезвившись, доставили обратно в город. Не простояла девка получаса, подва­лил другой клиент. И так до ночи. Потом у ресторана зацепил брюхатый мужик. Хорошенько выпив и поев, он заснул, так и не тронув путану. Та опустошила его портмоне и ушла, не прощаясь. А через неделю ее возле гостиницы задержали менты и насильно приво­локли в вендиспансер.

—   Сифилис,— услышала результат обследования.

Тонька не огорчилась. Провалявшись в больнице с неделю, сбежала. Не хотелось терять заработок, но через месяц ее снова отловили и положили на лече­ние. Тонька опять убежала на панель. Милиция через месяц доставила девку обратно и предупредила, что ее посадят за умышленное заражение людей венери­ческой болезнью.

—   Больше двух десятков мужиков зацепили на тебе сифилис! Если встретят, уроют. Соображай, дура, ле­чись! — втолкнули в палату и повесили на дверь за­мок. Окна тоже оказались зарешеченными. Три меся­ца лечилась девка, на четвертый отпустили, и она снова ринулась в загул. А через полгода пожилой че­ловек схватил за руку и, сунув в такси, доставил в ми­лицию.

—   Мало ей было украсть из сумки деньги, она еще сифилисом наградила в придачу! — пожаловался че­ловек.

—   Как? Опять? Или забыла, что говорили?

—   Я вылечилась! Он врет! Или с другой спутал.

Но Тоньку снова разыскивали по всему городу. Ее уже не повезли в больницу. Сунули в камеру. В ней никого. Тонька понятливо улыбнулась, но нет... Менты вошли злые как собаки, сорвавшиеся с цепи. Вломили ей так, будто перед ними был крепкий мужик. На крик и визги бабы никто не пришел, не защитил и не выру­чил. Она вмиг расхотела крутить задом, не могла даже сесть. Где болело больше всего, не могла понять сама. Она еще не успела отдышаться, как ее осудили за умышленное заражение венерической болезнью.

В зоне прошли годы. За это время Тоньку надежно вылечили, но вернуться на панель не осталось шан­сов. Баба безнадежно отцвела и постарела. Груди и задница потеряли форму, лицо и шея покрылись ча­стой сеткой морщин.

—   Ничего, Тонька! В темноте возле кабака кто ста­нет разглядывать? Сгодишься какому-нибудь алкашу! — смеялись зэчки.

—  Чем платить будет? Порожней тарой?

—   Тонька, теперь самой башлять придется, чтоб мужика на ночь уговорить!

—   Ой, бабы, свои заботы на меня не грузите! Моя кормилица всегда при мне, с нею не пропаду. На хлеб с маслом всегда получим,— отвечала баба, смеясь.

—   Ты теперь швея. Можешь на работу пойти,— предлагали зэчки.

—   Я швеей? Да не в жисть! Мне б только на волю! Во, где дам дрозда! За все эти годы.

—   Тонька, выйдешь, а тебя с почетом на пенсию отправят. И в подарок принесут мужской хрен с тебя ростом, чтоб прошлое не забывала,— шутили зэчки.

—   Это таким как вы, не видевшим живого. А я вся­кое знала. О-о, какие попадались, вам и во сне не примерещится.

—   Тонь, правда скажи, что на воле станешь де­лать?

—   Осмотрюсь сначала, а уж потом решу,— отвеча­ла уже серьезно, без смеха.

—  А в барак к своим вернешься?

—   Ни за что! Вот это точно. Жилье свое имею, кое- какие сбережения на первое время. Когда огляжусь, решу. Не пропаду, девки, я же в бараке выжила. Такие как я легко не ломаются...

Егор берет следующую папку.

Раиса Токарева. За растрату осудили. В хорошем магазине работала. Семью имела, мужа и сына. Друж­но жили, но подвела бабу слабина. Завела дружка, да ни какого-нибудь, а лучшего друга своего мужа. Так-то оно и пошло. Чтоб родного мужика спать уложить, бу­тылку, а то и две брала. Зато обласканной была со всех сторон. Вот только на суд никто не пришел. В зону тоже не появились и писем не слали.

Говорила Раиса с мужем по телефону. Тот сказал бабе, что домработницу взял по дешевке, чтоб его с сыном присмотрела. Вот уж третий месяц живет.

—   У нас?! — рявкнула Рая.

—   А как ты хотела? Мы и вечером жрать хотим, кто-то же приготовить должен. В сыте и тепле нуж­даются все. Или свое забыла, как с двумя крутила? Я знал, только ждал, когда одумаешься? Но не допер­ло до тебя. А меня нечем корить. Я без тебя один остался. Будешь вопить, положу под бок домработни­цу. В темноте вы все одинаковы, слышь. Райка? Не наезжай! Сейчас мой верх. Как я решу, так и будет.

—   Сволочь! Как смеешь? Я из-за тебя сижу!

—   Не парь мозги, не дергайся! Я покуда жду тебя из зоны. Уж поскорее кончался бы тот проклятый срок. Истосковались по тебе, дурехе, и соскучились. Ждем! Не переживай.

И Раиса расцвела. Ее еще любят! Она нужна!..

Лидия Мещерякова работала кассиром в фирме. Деньги реками проходили через ее руки, а родная зар­плата— пыль в кармане. С ней один раз в магазин сходить не хватит. Дома, кроме нее, старая мать с кол­хозной пенсией и брат-калека, который еще в детстве попал под машину и лишился обеих ног. Перебегал улицу на красный свет. Водитель не успел затормо­зить. Его потом признали невиновным в случившемся.

А брат каждый день жалел, что остался в живых. Так- то вот и не выдержала Лидия. Взяла деньги из сумки для себя. Перечислить должна была на счет организа­ции, но... нужда заела. Уж очень хотелось порадовать брата. Купила ему подержанный компьютер. Думала, что на работе сурово не накажут, высчитают за полго­да, и все на том.