Нагиб Махфуз - Дети нашей улицы
— Нельзя игнорировать приказы Баюми, — предупредила Ясмина.
Самым резким из них был Али:
— У Рифаа много друзей. Они проучили Батыху. И теперь его в квартале не видно.
Ясмина нахмурилась:
— С Баюми такое не пройдет! Если бросите вызов Баюми, вам несдобровать.
— А что скажешь ты, учитель? — обратился к Рифаа Хусейн.
Сидевший с закрытыми глазами Рифаа произнес:
— Не вздумайте ввязаться в драку. Тот, кто мечтает осчастливить людей, не опустится до кровопролития.
Лицо Ясмины просияло. Она не собиралась овдоветь, иначе людского гнева было не миновать, и тогда она не смогла бы встречаться со своим суровым мужчиной.
— Пожалей себя! — сказала она Рифаа.
— Мы не оставим наше дело, даже если придется покинуть улицу, — заявил Заки.
Сердце Ясмины забилось от страха, когда она представила, что живет далеко от своего мужчины.
— Ни за что не расстанусь с родной улицей, — решительно произнесла она.
Все посмотрели на Рифаа. Он медленно поднял голову:
— Мне бы не хотелось оставлять квартал.
В дверь несколько раз нетерпеливо постучали. Ясмина пошла открывать, послышались голоса Шафеи и Абды, спрашивающих сына. Рифаа поднялся, чтобы обнять родителей. Они присели, еще не отдышавшись. На их лицах было написано, что у них плохие новости.
— Сынок! — начал отец. — Ханфас отступился от тебя. Ты в опасности. Друзья сообщили нам, что пособники надсмотрщиков караулят вокруг дома.
Абда вытерла заплаканные глаза:
— Не надо было нам возвращаться в квартал, где человеческая жизнь покупается и продается.
— Не бойтесь, — стал уговаривать ее Али. — Все в квартале нас любят.
— Что мы сделали, чтобы заслужить такое наказание?! — вздохнул Рифаа.
Встревоженный Шафеи закричал:
— Ты из ненавистного им квартала Габаль! Сердце мое не знало покоя с тех пор, как ты произнес имя владельца имения!
Рифаа недоумевал:
— Вчера они сражались с Габалем, который требовал имение, а сегодня ополчились против меня за то, что я презираю имущество?!
Шафеи в отчаянии махнул рукой:
— Говори им что хочешь. Это ничего не изменит. Выйдешь из дома, и ты пропал. Но и здесь оставаться небезопасно.
В сердце Карима впервые закрался страх, но усилием воли он подавил его и обратился к Рифаа:
— Они устроили засаду снаружи. Если ты здесь задержишься, они ворвутся сюда. Уж нам-то известно, на что способны надсмотрщики. Надо бежать через крыши, а там подумаем, что делать.
— Потом ночью уйдете из квартала, — сказал Шафеи.
— И оставить им дом, чтобы они его разгромили? — вздохнув, спросил Рифаа.
Абда, заплакав, взмолилась:
— Делай, как они говорят! Пожалей свою мать!
— Продолжишь этим заниматься в другом месте, если захочешь, — резко сказал отец.
Карим задумался и привстал:
— Давайте договоримся так: уважаемый Шафеи с женой побудут здесь недолго, потом вернутся к себе, как будто просто приходили в гости. Ясмина направится в аль-Гамалию, вроде как за покупками. А на обратном пути незаметно проскользнет в мой дом. Так ей будет проще, чем лезть через крыши.
Шафеи согласился.
— Тогда не будем терять ни минуты, — продолжил Карим. — Я пойду осмотрю крышу.
Он вышел из комнаты. Шафеи поднялся и взял сына за руку. Абда сказала Ясмине, чтобы она собирала вещи в мешок.
Расстроенная, она принялась за дело, но внутри нее нарастал протест. Абда подошла к сыну, чтобы поцеловать, а Рифаа с грустью продолжал размышлять о своем положении. Ведь он всем сердцем любил людей. Как он мечтал сделать их счастливыми! А теперь на него обрушилась их ненависть. Неужели аль-Габаляуи допустит его поражение?
— Идите за мной! — сказал вернувшийся Карим.
— Мы найдем тебя позже, обязательно найдем, — проговорила сквозь слезы Абда.
Шафеи еле сдерживался:
— Ступай с миром!
Рифаа обнял родителей и обратился к Ясмине:
— Оденься во все черное, чтобы тебя никто не узнал, — и потом прошептал ей на ухо, склонившись: — Я не вынесу, если с тобой случится что-то плохое.
59
Закутанная в черное, Ясмина вышла из дома. В голове у нее звучали слова Абды, которая сказала ей на прощание: «Ступай с миром, доченька! Храни тебя Бог! Рифаа не даст тебя в обиду. Я же буду молиться за вас день и ночь». Медленно приближалась ночь, в кофейнях уже зажглись фонари, мальчишки играли вокруг светильников на брошенных тележках, на кучах мусора; как всегда в это время, затевалась война кошек и собак. Ясмина шла по направлению к аль-Гамалии, и в ее горящем страстью сердце не было места жалости. Ее мучило не столько сомнение, сколько страх, такой сильный, что ей казалось: множество глаз следят за ней. Она не успокоилась, пока не свернула из аль-Даррасы в пустыню. Окончательно она пришла в себя только в объятьях Баюми.
Когда она сняла чадру, он внимательно изучил ее лицо и спросил:
— Ты боишься?
Она тяжело дышала.
— Да.
— Это на тебя не похоже. Что случилось?
Едва слышно она ответила:
— Они бежали по крышам в дом Карима. На рассвете покинут улицу.
— На рассвете. Негодяи! — злобно пробурчал Баюми.
— Они убедили его бежать… Почему не дать им уйти?
Баюми цинично усмехнулся:
— Было уже: Габаль уходил и вернулся. Этих насекомых щадить нельзя.
— Он презирает жизнь, но смерти он не заслужил, — растерянно проговорила она.
Баюми с отвращением скривил рот:
— В квартале полно сумасшедших.
Она умоляюще посмотрела на него, опустила взгляд и задумалась.
— Он спас меня от смерти, — сказала она будто сама себе.
Баюми усмехнулся:
— А ты отплатишь ему, предав его смерти. Проигравшим оказывается тот, кто первым протягивает руку помощи.
Она ощутила острую боль в сердце, посмотрела на него с упреком и сказала:
— Я сделала то, что сделала, потому что для меня в жизни нет ничего дороже тебя.
Он провел рукой по ее щеке.
— Без них нам будет легче дышать. А если придется трудно, тебе найдется место в этом доме.
Ясмина воспряла духом:
— Без тебя я не согласилась бы жить даже в Большом Доме.
— Ты преданная!
Она насторожилась: почему он назвал ее преданной? Ее охватило навязчивое беспокойство. Не издевается ли он над ней? Времени на разговоры больше не оставалось, она встала, и он поднялся проводить ее до ворот черного входа. Ее ждали муж и его сподвижники.
Присев рядом с Рифаа, она сказала:
— За домом следят. Хорошо, что твоя мать оставила на окне фонарь зажженным. На рассвете будет легче уйти.
Заки заметил, что Рифаа печален:
— Он расстроен… Но разве в других местах нет больных, которые нуждаются в лечении?
— Когда недуг настолько тяжелый, требуется больше лекарств, — ответил Рифаа.
Ясмина с сожалением взглянула на него. «Как жестоко убивать его!» — подумала она, пытаясь найти в нем хоть один изъян, чтобы сказать: да, он достоин наказания. Однако он был единственным человеком на свете, который хорошо к ней относился. И за это он заплатит жизнью. В глубине души она проклинала эти мысли, решив, что тот, кто творит добро, получает добро в ответ. Встретившись с ним взглядом, она сказала с поддельным сочувствием:
— Твоя жизнь ценнее, чем эта проклятая улица!
Рифаа улыбнулся:
— Ты говоришь одно, но в твоих глазах я читаю печаль!
Она задрожала, подумав: горе мне, если он может читать по глазам так же, как изгонять бесов!
— Это не печаль, просто я боюсь за тебя, — произнесла она вслух.
Карим поднялся со словами:
— Приготовлю ужин.
Он вернулся с подносом, пригласил всех, и они расселись в круг. Ужин состоял из хлеба, сыра, сливок, огурцов и редиса. Был еще кувшин с пивом, которое Карим разлил по кружкам:
— Нам нужно согреться и взбодриться.
Они выпили, и Рифаа сказал с улыбкой:
— Хмель будоражит бесов, но бодрит того, кто от них уже избавился, — и посмотрел на сидящую рядом Ясмину.
Она поняла значение его взгляда и ответила:
— Если все будет хорошо, завтра ты избавишь меня от моего беса.
Лицо Рифаа просияло от радости. Друзья поздравили его и приступили к еде. Они преломляли хлеб, соприкасаясь руками над тарелками, будто позабыв о нависшей над ними смерти. Вдруг Рифаа сказал:
— Владелец имения хотел, чтобы потомки его были подобны ему, но они смогли стать только бесами. Они глупы. А он сказал мне, что не любит глупость.
Карим с сожалением покачал головой, проглотил кусок и признался:
— Если бы я обладал его силой, то сделал бы все по своему желанию.
— Если бы… Если бы… Если бы… — раздраженно отозвался Али. — Какой толк от этого «если бы»? Нам самим нужно действовать.
— Мы немало сделали, — решительно заявил Рифаа. — Боролись с бесами, не зная пощады. И когда бес уходил, в душе поселялась любовь. Другой цели у нас и не было…
