Иосиф Гольман - Игры для мужчин среднего возраста
Это было весьма актуально, ведь «стечкин» изначально проектировался как некая помесь пистолета и автомата. А в результате, кроме достоинств, унаследовал и недостатки обоих видов оружия: тяжел, громоздок, а кучность боя оставляла желать лучшего.
Впрочем, в жестких условиях городского огневого контакта эта машина была почти идеальной, отчего и пережила даже своего создателя, умершего в 2001 году совсем немолодым человеком.
— Надо держаться ближе к очкастому, — тихо сказал Али.
После неудачной операции, в которой они непонятно каким образом потеряли Володю, — удар ножом Али причиной смерти не считал — выемка порошка из машины была отложена.
По самым житейским и печальным обстоятельствам.
На следующее утро после омских событий Али стало настолько плохо, что только решительный запрет заставил Марата отказаться от вызова «Скорой». А когда начальник немного оклемался, колонна уже была в Новосибирске.
Поэтому догоняли их к Красноярску. И то Марату пришлось практически сутки не вылезать из-за руля — другого варианта даже не рассматривали: они вовсе не хотели лишний раз отсверкивать при проверке в аэропорту или на железнодорожном вокзале. Да и «Опель» бросать было жалко — денег оставалось негусто.
— А не могли уже разгрузить машину? — спросил Марат. Гоняться за тенью ему начинало надоедать.
— Могли, — ответил Али. — Но ты же сам видел Скрепера.
Да, это так. Марат лично его видел. Тот подъехал на встречу колонны в Красноярске. Тоже, наверное, убедиться, что его добыча цела.
Марат отметил, что Скрепов, уезжая, сел за руль небольшой, не новой и вновь голубой «Тойоты». Значит, теперь нужно следить не за «Хондой Лого», а за маленькими «Тойотами». Хорошо, хоть цвет сохранил. Наверное, это у него какая-то примета.
На самом деле Марата и это обстоятельство не порадовало. Противник у них сильный. Не раненный, как Али. И не уставший за пять лет войны, как Марат. И кстати, небедный — он-то ищет деньги и порошок для себя, любимого, а не для джихада. А у них с Али даже средств нет сменить «Опель». Хотя уже давно пора: в этих краях их номера сразу вызывают интерес гаишников. Слава Аллаху, документы сделаны хорошо. Они даже не совсем липовые — по документам мужчины работали в силовом ведомстве родной республики.
— А может, ускорим все? — спросил Марат. Он был готов на повышенный уровень риска, лишь бы скорее все закончить. Устал. Причем не только физически.
— С порошком решим во Владивостоке, — ответил Али. — Там у нас, возможно, есть люди. Здесь точно нет.
— А со Скреповым?
— Как только увидим, так и решим, — недобро усмехнулся Али.
И здесь он тоже был не прав. Скрепер — опаснейший противник. Не то что очкастый рекламист. Хотя Володя-то обездвижел после разговора с рекламным профессором — мелькнула в углу мозга мыслишка. Но мелькнула и исчезла — это наверняка сделал не Береславский. А вот тот же Скрепер мог! — вдруг пришла догадка. Убил и ушел. Как с сыном Али.
И этот главный враг мог уже вчера быть мертвым. Марат держал его на мушке. Отзвонил начальнику. Но Али не разрешил. То есть в принципе убить Скрепера можно, точнее, даже необходимо. Однако Али хочет сделать это сам.
Все понимает Марат. Хоть и не имеет своих детей, но про отцовские чувства ему объяснять не надо.
Однако если отцовские чувства мешают общему делу, их надо давить. А так — ушел Скрепов с линии огня целым и невредимым. И теперь как бы они сами на ней не оказались…
— Что сегодня будем делать? — спросил Марат.
— Утром у них групповые программы. Много народу. Машины их — под охраной. А вот после экскурсий надо бы последить за рекламистом.
— Зачем?
— Я бы с ним потолковал. Пригрозить. Денег посулить. Вряд ли он дуриком едет. Так пусть на нас поработает. И еще, — начал Али, но не закончил — видно, прихватило обожженное место.
— Что — еще? — выждав, спросил подчиненный.
— Сдается мне, Скрепер тоже захочет попасти свои активы. Увидим его — убьем.
«Или он нас», — подумал Марат.
А рекламист, о котором вспоминали Али с Маратом, проснулся сегодня во вполне добром расположении духа.
Не вставая с удобно промятой постели, он попытался разобраться, почему это с ним — и вдруг такое: как правило, по утрам настроение Береславского никак нельзя было назвать хорошим.
Подумав, Ефим Аркадьевич пришел к следующим выводам.
Во-первых, его никак не удручает, что Татьяна Валериановна Смагина окончательно и бесповоротно покинула его кровать. Потому что спала она в ней абсолютно бессмысленно и бесполезно — на взгляд Ефима Аркадьевича, конечно.
Кроме того, он не мог не заметить страстных чувств, испытываемых к данной особе его другом Самураем. И похоже, чувства не были безответными. А потому Ефим Аркадьевич вполне рад за друга.
Здесь, правда, вкралась еще одна мыслишка. На этот раз не столь лучезарная.
О том, что пятнадцать лет назад — а еще лучше двадцать пять — любая женщина, выбравшая не его, Береславского, а кого-либо другого, пусть даже лепшего кореша, непременно бы его этим поступком огорчила.
Нет, Ефим и тогда прекрасно понимал, что всех их не перелюбишь. Но в подобном деле даже движение к недостижимой цели притягательно.
Так вот, сейчас уход Смагиной никак его не расстроил. К счастью, есть еще приятные женщины — не при Наташке будь сказано, — удостаивающие Ефима Аркадьевича своим благосклонным вниманием.
Да и в возрасте имеются не только минусы. Плюсы тоже. Так, скажем, круг его пристрастий в 18 лет был ограничен донельзя: ниже 17 — дети, старше 20 — старухи. Если считать на страну, на каждый год рождения приходится по миллиону мужских и миллиону женских особей. «Сколько ж это получается в сумме?» — прикинул Ефим. Получалось всего-навсего около четырех миллионов любвепригодных женщин.
А у зрелого мужчины — ну, этак 45–50 лет — диапазончик-то пошире будет. Никак не меньше тридцати миллионов возможных подруг.
«Впрочем, понижающий коэффициент ввести придется, — отметил про себя тщеславный, но в научном плане бескомпромиссный профессор. — Съесть-то он съест, да только кто ж ему даст?» — применительно к рассматриваемой проблематике старый анекдот про дистрофичного тигра в зоопарке приобрел новое наполнение.
Однако это уже было грустно, а Береславский старался о грустном не думать. Грустное — оно само пробьется, так чего ж его торопить?
«К тому же и повышающий коэффициент тоже ввести можно, не про виагру будь сказано», — продолжил он свое мысленное малонаучное исследование.
Ведь с годами он стал умнее, а в его табели о рангах появились вполне симпатичные записи.
«Эх, если б еще это перевешивало пузо и лысину», — вздохнул Ефим. Нет, все же по всему выходило, что по утрам на эту тему лучше не думать.
Лучше думать о завтраке, который предстоял точно, — в отличие от любви.
А еще хорошо думалось о том, что Скрепера уже два дня не видно. И тех парней, с которыми в Омске сцепился Самурай — он рассказал Ефиму, откуда взял пистолет, — тоже, к счастью, не видно, не слышно.
Ефим в кайф предположил, что эти ребята, несомненно, друг с другом связаны. И несомненно, друг друга не любят. Так, может, они просто друг друга и перебили, оставив профессора с миром? И с без малого тридцатью тысячами долларов наличных, кстати. Что тоже дополнительно приятно.
А что, это вовсе не так уж нереально.
Эх, как бы было неплохо, если б все так и вышло.
И тут до него наконец дошла затаенная причина утреннего веселья. Даже стыдно стало чуть-чуть. Потому что профессор должен был вовсе не радоваться, а расстраиваться случившемуся.
Ведь в славном городе Красноярске местные рекламисты оказались настолько самодостаточными, что попросту проигнорировали их запланированные мероприятия. Да и еще посчитали на местном же специализированном сайте, сколько жадные москвичи намерены заделать бабок на их стремлении к знаниям.
Короче, утренние семинары были отменены за неимением слушателей.
Этот момент еще вчера разозлил Береславского. Здешние сайтописцы были явными клеветниками. Бабки он, разумеется, любил и никогда от них не отказывался. Но сам пробег примитивным «чесом» никак не являлся. Здесь все было куда тоньше.
Московские профессионалы честно и абсолютно бесплатно — деньги, упомянутые на сайте, видимо, брали уже местные партнеры пробега — делились знаниями с теми, кто в них нуждался. В результате завязывались дружеские отношения сразу со множеством региональных представителей профессионального сообщества. А вот они — связи — уже давали деньги. И неизмеримо большие, чем просто гонорары от консультаций.
Вот же черт! — вдруг сообразил профессор. А ведь ровно так же он радовался, когда в школьный класс не приходил учитель! Умом понимал, что — теряет. И что правильнее было бы огорчиться. Но ведь ленивому сердцу не прикажешь…
