Ирэн Роздобудько - Лицей послушных жен (сборник)
Теперь надо было ударить по нему как можно сильнее. Получится ли? Шина казалась железобетонной. Ударила. Ничего!
Ударила еще, прокрутила крюк – и услышала, как из дыры начал выходить воздух. С одним колесом было покончено. Но заменить одно колесо – не проблема. Поэтому я приступила к трем другим. Следующие удары были удачнее. Мне казалось, машина дышит так громко, что перебудит весь дом.
Молоток и крюк я бросила возле нее. Так, как делают наемные убийцы – оставляют оружие возле бездыханного тела, с той разницей, что это «тело» дышало весьма интенсивно и даже посвистывало, выгоняя из себя остатки воздуха.
Хорошо, что нет сигнализации, как на нынешних иномарках! Машина постепенно оседала.
Отлично! Четыре испорченных колеса – это не шутка.
Отползать от машины пришлось чуть ли не на коленях.
Утро уже вступило в свои права. Солнце щекотало кроны деревьев, в которых все громче звучал птичий хор.
Теперь надо было побеспокоиться о дальнейшем – сделать так, чтобы меня здесь не заметили. Со мной не было ни одной старой вещи, которая бы вывела меня до определенного момента из этой ловушки. Значит, нужно где-то спрятаться, переждать до девяти – до того времени, когда двор оживет, привести себя в порядок (ведь я изрядно испачкалась, делая свое черное дело) и войти во двор в нужную минуту так, как будто ничего не случилось. Если хоть кто-то заметит меня здесь сейчас – я пропала!
Спрятаться в подъезде? Сесть под «грибком»? Стать под деревом? Залезть под кусты сирени в палисаднике? Все это не казалось мне надежным – заметят.
Выйти за пределы двора и навсегда исчезнуть? Не подходит. Я точно знала, что сегодняшний день – последний, а дело сделано только наполовину. Куда деваться? Куда?
Стоп! А шалаш? Как я могла забыть о нем?
За домом мы с Яриком построили шалаш – этакий шатер на четырех палках, накрытый старыми одеялами и сухой травой! Как я могла о нем забыть?! Хотя, что тут странного, если я не помнила самого главного? Очевидно, детская память, защищаясь, стерла из каких-то извилин мозга все, что не укладывалось в мои тогдашние понятия. Как же в ней могло остаться воспоминание о шалаше?
События этой ночи возвращали меня в нужное русло.
Прячась под стеной дома, я пробралась на задний двор и сразу увидела укрытие. Нырнула в него, как лиса в нору.
Тщательно оттерла руки. Достала зеркальце – нос и щеки тоже были испачканы, но у меня куча времени, чтобы исправить это безобразие.
Подо мной мягко прогибался толстый слой сухой травы, я свернулась калачиком и неожиданно почувствовала, как на меня находит сон. Дурманящий, расслабляющий сон. Он входил в каждую клетку вместе с ароматом травы.
Так, наверное, чувствует себя еще не рожденный цыпленок за стенками еще теплого яйца. Цыпленок, который не знает, какие тоненькие и хрупкие эти стенки. Стоит только стукнуть по ним лезвием ножа, и… зашипишь на сковородке.
Теперь я понимаю, почему не чувствовала уюта даже в собственной кровати с шелковыми простынями, – наверное, навсегда запомнила это ощущение покоя и защищенности именно здесь, на травяном полу.
С улицы доносились еле слышные звуки, становясь все более громкими.
Время от времени я посматривала на часы, запрещая себе засыпать.
Наконец час Х настал. Я это сразу поняла, услышав крик тети Нины.
Отлично представила, как на том конце двора, стоя перед изуродованным автомобилем, задрав голову, она зовет родителей Ярика:
– Ко-о-о-о-ля-я-я-я!
Я выглянула наружу – никого. Можно выходить. Быстренько вынырнула из своего укрытия, отряхнулась, пригладила волосы и легкой походкой вышла во двор.
Первое, что заметила, – Ярика и Нику на пожарной лестнице, они наперегонки спускались вниз на крик тети Нины.
А она стояла перед перекошенными «Жигулями» и орала на весь двор:
– Вот бандиты! Сволочи!
К ней присоединился и «хор мальчиков» – Нахал Нахалыч, Ваня-встань-с-диваня и еще с десяток любопытных:
– В милицию надо заявить!
– Да кто ж их теперь найдет?!
– Надо снять отпечатки пальцев с молотка!
– Руки бы им пообрубать, а не пальцы снимать!
– Лучше сразу – голову!
– Смотрите – вот этим крюком пробивали!
– А чей это молоток?!
Из подъезда уже выбегали взволнованные родители Ярика.
Дядя Коля на ходу подтягивал синие спортивные штаны, тетя Ира – в фартуке, с руками, обсыпанными мукой (видимо, готовила блины в дорогу).
Толпа расступилась перед ними, как волны моря, открывая их взору страшную картину преступления – несчастная скособоченная машина касалась брюхом земли.
Тетя Ира пошатнулась и всплеснула руками. Ее подхватили, начали дуть в лицо, кто-то крикнул: «Воды! Воды!» Дядя Коля трижды обежал свое детище, приседая возле каждого колеса.
– Папа, мы поедем? – прыгал около него Ярик.
– С печки на лавку! – отрезал дядя Коля. – Здесь работы на пару месяцев: на четыре колеса заработать – не шутка!
Соседи снова заговорили, каждый давал свои советы, кто-то бросился за участковым.
– Видите, что делается? – толкнула меня в бок тетя Нина. – Наверное, у вас в Прибалтике такого не бывает… Такая беда у людей, такая мука…
Я кивнула и спрятала руку за спину, так как именно сейчас заметила на ней недочищенное масляное пятно.
Искала глазами Нику и наконец заметила ее – она стояла вдалеке от всех и ее глаза были наполнены слезами отчаяния.
Она тоже заметила меня и улыбнулась сквозь слезы.
Подошла.
– Мы собирались ехать на дачу… – тихо сказала она.
– Я знаю.
Тетя Ира припала к крыше машины, словно к крышке гроба, и рыдала, приговаривая, что эта машина – единственное, что у них было ценного, проклинала преступников, а заодно и милицию, и собственную жизнь, в которой «пашешь, пашешь, а потом какие-то уроды сводят все на нет!», и тому подобное.
– Хватит! – прикрикнул дядя Коля, взял Ярика за руку, жену – под локоть и повел всех домой.
Так они втроем и исчезли в темноте. Безутешные. Обиженные. Возмущенные. Обманутые. Выбитые из колеи.
Если бы…
Если бы они только знали, что сегодня должны праздновать свой День Рождения…
Я улыбнулась и вздохнула с облегчением, взглянула на Нику. Она еще глотала слезы и выглядела растерянной.
– Ника, – сказала я, – хочешь, пойдем к реке?
Откровенно говоря, сначала я хотела повести ее в кафе, угостить мороженым и лимонадом, но вовремя вспомнила, что у меня нет местных денег.
Ника с удивлением посмотрела на меня:
– А ты можешь?
«И правда, – подумала я, – смогу ли я выйти за пределы двора? Но если она будет со мной, то, наверное, она меня и выведет».
– Попробую, – сказала я. – Сегодня у меня выходной. И вообще – последний день моей командировки. Имею на это полное право.
Глаза девочки радостно блеснули.
– Хорошо! – оживилась она. – Только я сбегаю за Тедди!
Я даже рта не успела открыть, как она оказалась возле подъезда. Я еле догнала ее.
– Не надо!
Закричала я так, что даже затихла и замерла толпа у машины, в нашу сторону повернулись головы, повисла тишина. Я увидела множество удивленных, а потом и подозрительных взглядов. Украдкой взглянула на свою футболку: на ней осталось свежее рыжее пятно, – видимо, я случайно мазнула рукой…
Сейчас кто-то первый укажет на меня пальцем – и я пропала. Тем более что мои ладони еще пахнут машинным маслом. Я приветливо кивнула всем соседям и, стараясь вести себя как можно спокойнее, присела возле девочки:
– Н-н-ника, д-д-дорогая, возьмем Т-тедди в следующий раз, х-хорошо?
От волнения я снова не могла нормально выговорить ни слова.
– Хорошо, – просто согласилась она и взяла меня за руку.
И мы пошли со двора.
Я и девочка из этого дома.
Спиной я чувствовала, что соседи смотрят нам вслед. Как только мы скроемся из их поля зрения, как они – кто-то первый из них – выскажет свое подозрение, которое сейчас витает в воздухе на уровне призрачной догадки.
На границе лазейки мне захотелось обернуться. Я знала, что назад Ника вернется одна, что я уже никогда не увижу этот двор – ни завтра, ни послезавтра. Теперь девочка была моим проводником, с которым я в последний раз выйду за эту границу.
Я крепче сжала ее руку, и мы благополучно миновали дерево.
Вышли на шоссе, за которым находилась река. И ускорили шаги. Потом побежали – кто быстрее?! Обгоняя меня, Ника засмеялась…
Я невольно взглянула на часы: было десять утра.
Тедди остался дома.
Этот свидетель был немым от рождения…
…Мы лежали в траве на берегу реки и, закрыв глаза, ловили лицом солнце. Я задала вопрос, который до сих пор не давал мне покоя:
– Ника, зачем ты хотела непременно взять Тедди?
– Не знаю, – сказала она. – Просто так…
Я улыбнулась: вот откуда росли ноги моей интуиции. Домой ее гнала тревога, которую она не могла объяснить. У матери никогда не было таких предчувствий.
Странная девочка. Что я должна сейчас сделать? Ведь главное сделано: я, как курица, отвлекла цыпленка от опасности. Что же еще? Сейчас я немного продлила ее детство, в котором не будет смерти друга и предательства отца, не будет болезни и того затмения, которое поселилось в детском воображении как призрак «черного человека».
