А Чэн - Современная новелла Китая

Надо было что-то делать, и Нау занялся организаторской деятельностью. Он устраивал выступления артистов-любителей то в чайных, то на радио. В чайных платили гроши, на радио еще меньше, но можно было подработать на рекламе. Двое пели арии из пьесы «Дважды вступать во дворец», и у каждого был свой текст реклам. Ян Бо, например, пел: «Испытал немало трудностей, долгие годы провел я в странствиях, много раз сдавал экзамены, но не добился успеха…» — а Сюй Яньчжао подхватывал: «Рекламируется прекрасная мазь, незаменимое средство при женских недомоганиях!» Сюй выводил свою реплику, а вслед за ним, едва переводя дух, трещал Ян Бо: «Несчастные малютки, лишенные материнского молока, достойны сожаления. Наше средство марки „Вечная звезда“ вернет их матерям молоко!»

Исключительное преимущество радио состояло в том, что обязательно сообщалось имя автора передачи, и Нау мог наслаждаться неоднократным звучанием собственного имени. Это сыграло и другую немаловажную роль в жизни Нау, помогло найти выгодную работу. Когда солдаты одной из частей наземного обслуживания аэродрома Южного парка под Пекином создали любительскую труппу, никто из профессионалов не захотел идти к ним в руководители, солдаты обратились на радио с просьбой прислать им актера-любителя. Предоставлялись бесплатное жилье, питание и еще выдавали два мешка муки в месяц. Нау подумал-подумал и согласился. Приехав в Южный парк, он обнаружил, что жилье — это крытый соломой пол и две кровати, питание две лепешки и чашка капустного отвара. Он хотел отказаться, но, испугавшись, как бы его не поколотили, смирился. Были в его положении и свои преимущества, например, хотя бы то, что солдаты, все на редкость тупые, безропотно его слушались.

Не успел он их обучить арии «Дважды вступать во дворец», как город окружила Освободительная армия. Воздух содрогался от орудийных залпов, и он подумал: надо бежать, не то гоминьдановцы заберут в солдаты или погонят рыть траншеи. Хорошо бы отсидеться где-нибудь в гостинице, но как унести мешок с мукой? Машин, идущих в город, он не нашел, попробовал договориться с рикшей, но тот затребовал целый мешок муки. Пока Нау мучился и колебался, дороги перекрыли, ехать было поздно. От страха Нау запел арию из «На заставе Вэньчжаогуань»[29] и пел ее целых два дня. Он не поседел от переживаний, но свалился от жестокой простуды, а потом дизентерии. Сердобольный хозяин гостиницы выхаживал его, поил отварами трав, настойкой сожженных благовоний, изгоняя из него дьявола. Он поднялся только через месяц, страшно похудевший, шатающийся от слабости. Мука был съедена почти до конца, оставшееся он отдал хозяину за комнату, тот напек ему в дорогу блинов. Нау добирался до города пешком целых три дня.

Ворота у дома были заперты, на стук отозвался женский голос. Нау насторожился: на голос Цзы Юнь не похоже. Взглянул на табличку у ворот, может, ошибся? Нет.

— Вам кого?

— Я здесь живу.

Дверь с лязгом отворилась, и на пороге показалась молодая женщина. Взглянув друг на друга, они вскрикнули от удивления, и не успел Нау слово сказать, как дверь стала закрываться. Он с силой толкнул ее и очутился внутри. Женщина, задвинув засов, неожиданно повалилась ему в ноги.

— Господин Нау, отпустите меня, пожалейте! Я не виновата, это все он, Цзя Фэнлоу, он купил меня еще ребенком, зарабатывал на мне деньги.

— Барышня Фэнкуй? Как вы здесь очутились?

Тут подбежала Цзы Юнь, с удивлением посмотрела на них, подняла Фэнкуй с колен, подхватила под руку Нау и повела в дом.

— Что случилось?

— А я откуда знаю, я чуть концы не отдал, еле добрался до дому.

Только теперь Фэнкуй поверила, что Нау действительно живет здесь. Она сначала решила, что это он за ней пришел. Она повинилась перед Цзы Юнь за скрытность и рассказала свою историю. Еще девочкой она была продана в семью Цзя, выступала на сцене, заработала ему целое состояние. Теперь, когда город окружен и выступать уже невозможно, он решил продать ее в публичный дом. Сочинитель Спящий предупредил ее об этом, и она убежала. Сначала пряталась в доме названой сестры, а потом сняла комнату у Цзы Юнь. Снова упав на колени, девушка стала отбивать поклоны госпоже Юнь, умоляя сжалиться над ней.

Госпожа Юнь велела ей подняться.

— Меня тоже продали в детстве, и я сразу все поняла. Думаешь, я без глаз? Смотрю, сидишь целыми днями, боишься нос высунуть за ворота, плачешь украдкой. Кто-нибудь постучится — в лице меняешься. Ясно, что у тебя горе, только я не стала допытываться. Вот что я тебе скажу, я никому никогда не причинила зла. Нет у меня ни сына, ни дочери, хочешь, будь мне приемной дочерью.

Фэнкуй радостно вскрикнула, и обе женщины, обнявшись, заплакали.

— Вот и хорошо, что все наконец выяснилось. Шила в мешке не утаишь, — проговорил Нау, напоминая о своем присутствии.

Немного успокоившись, женщины стали расспрашивать Нау о положении в городе, о Восьмой армии[30]. Правду говорят, что с их приходом начнется новая жизнь?

Нау, по пути видевший солдат Восьмой армии, отвечал, что сила у них немалая, а с людьми обращаются по-человечески, может, и в самом деле жизнь изменится к лучшему?

Цзы Юнь поинтересовалась, где познакомились Нау и Фэнкуй. Девушка засмеялась, Цзы Юнь на нее прикрикнула:

— Говори, разве я тебе теперь не мать?

— Господин Нау приходил к нам слушать сказы.

— И поэтому ты сразу упала на колени, увидев его? — насмешливо спросила Цзы Юнь. — Нет уж, все рассказывайте.

Фэнкуй деваться было некуда, пришлось рассказать историю с переодеванием Нау.

Цзы Юнь гневно смотрела на него, не находя слов. Нау стал оправдываться:

— Я же больше всех и пострадал тогда.

Фэнкуй тоже попыталась его оправдать:

— Это все проделки Цзя Фэнлоу!

Фэнкуй продала головные украшения, и на эти деньги они жили некоторое время. Вскоре в город вошла Восьмая армия, и Фэнкуй с Цзы Юнь вздохнули с облегчением, только Нау ходил мрачнее тучи. Это удивило Фэнкуй, которая однажды ему сказала:

— Богачи и мироеды боятся за свое добро, потому и ненавидят Восьмую армию. А ты что загрустил? Непонятно!

— Ты бы вышла на улицу, почитала объявления. Там говорится, что реформы касаются главным образом деревни, так что богачи не особенно волнуются. А мне вот туго придется. У них ведь принцип: кто не работает, тот не ест.

— Можно найти себе какое-нибудь дело, теперь любая работа считается достойной. А ты человек грамотный, тебе не придется чистить канавы или бегать с коляской.

— Мне кажется, я никому не нужен.

Спустя некоторое время сообщили, что гоминьдановские солдаты реабилитированы и их просят прибыть на пункты регистрации. Там они отметятся и получат работу или выходное пособие — два мешка муки. Нау, еще прежде видевший, как вежливы и гуманны бойцы и кадровые работники Восьмой армии, решился, — он достал рваную форму, которую носил на аэродроме, велел Цзы Юнь ее выстирать и нацепил поверх халата.

Приехав в Южный парк, он увидел длинную очередь перед регистрационным пунктом и встал в конец. Стоял довольно долго, наконец вошел. В комнате за четырьмя столами сидели члены военного комитета, среди них один совсем молоденький солдат. Нау поспешил к нему.

— Ваше имя? Какие части?

— Нау. Военно-воздушные части гоминьдана на аэродроме Южного парка.

— Специальность?

— Преподаватель.

Солдат стал листать папки со списками, одну откладывал, брал другую.

— Что вы преподавали?

— Национальную оперу.

Какой-то мужчина лет сорока подошел к столу и подозрительно оглядел Нау с головы до ног.

— Какое жалованье получали?

— Мне дали жилье, питание и два мешка муки в месяц.

Мужчина обратился к солдату:

— Не ищи, его там нет. — Он повернулся к Нау: — Вы не числитесь в списках, мы не можем вас зарегистрировать.

— Как же так? Я ведь преподавал, и мне выдавали по два мешка муки!

— Что же вы преподавали?

— Пекинскую оперу. У меня амплуа почтенного старца. Вот послушайте… — И Нау, откашлявшись, затянул было арию.

— Довольно, довольно! Все ясно. Поезжайте к Передним воротам, там — отдел искусства традиционных жанров.

Нау ехал домой вполне удовлетворенный. Он хотя ничего и не добился, зато понял, что в Восьмой армии народ и вправду добрый. Ведь выслушали всю его галиматью и даже не выругали, не избили. Дома он переоделся в штатское и поехал к Передним воротам. Они располагались недалеко от вокзала, поэтому здесь было полно народу. Нау, с трудом пробившись ко входу, вошел и сразу столкнулся с молодой белолицей девушкой в чистенькой и отутюженной форме кадрового работника.

— Вам кого?

— Мне сказали, что здесь находится отдел традиционного искусства. Я хотел бы зарегистрироваться.

— Пожалуйста, входите.