А Чэн - Современная новелла Китая
— Учитель, а что значит «барабанное брюхо нефритом набито»?
Высовывается из окна Яо и с расстановкой поясняет:
— Смысл этого выражения — чревоугодник объелся деликатесами, подобно тому как я это сделал вчера у вас в гостях!
Раздается дружный смех на всю улицу.
А неподалеку от улицы Трех гор строго с востока на запад проходит прямой широкий проспект, выстроились шеренгами высокие дома, среди которых затерялось трехэтажное здание с универсамом внизу. Верхний, третий этаж занимает управление культуры, хотя оно и не имеет никакого отношения ни к рису, ни к пиджакам. Окна все с железными рамами. Если они открыты, можете быть уверены, в комнате никого нет, если все закрыты наглухо, значит, там заседают — при открытых окнах никого и ничего не услышишь из-за шума с улицы.
Сейчас крайнее окно плотно закрыто. Там идет совещание важное и секретное. Заседают всего четверо, один из них прислан сверху. На повестке дня вопрос о проведении в жизнь кампании по упорядочению руководящих кадров. Председательствует начальник управления по фамилии Ван. Ему пятьдесят девять, скоро на пенсию. Трудится на поприще культуры более тридцати лет, и за все это время особых промахов за ним не замечалось. Ван не скрывает своей позиции: если найдут подходящего человека, то он хоть сейчас готов отправиться на покой нянчить внуков, но пока, что поделаешь, приходится тянуть лямку. А как быть? Кого прикажете выдвигать на свое место, когда все остальные тоже болтаются между пятьюдесятью и шестьюдесятью? Один не годится на эту должность, у другого способностей маловато, а приказом их не прибавишь. Вслух говорить такие вещи, конечно, нельзя — можно обидеть. Нет, скажет такой обиженный, я лично ни на что не претендую и готов уйти на вторые рубежи, но объясните, что вы имеете в виду. А объяснять — значит нарушать всеобщее согласие, мир и покой. Все равно через пару лет снова все встретятся в парке на скамеечке или будут заниматься по-стариковски гимнастикой на свежем воздухе. Зачем же делать так, чтобы кто-то воротил нос при встрече? Спору нет, руководство надо омолаживать и уровень образованности руководителей повышать давно пора. Только как? С образованием еще куда ни шло — пусть будет хоть несколько классов начальной школы, их всегда можно к чему-нибудь приравнять и написать посолиднее, а вот возраст никак не объедешь. Чем опытней работник — тем старше, а для отчета о проведении новой кампании особенно важны две графы — на сколько лет снизился в результате реорганизации средний возраст руководителей и на сколько процентов стало больше руководителей с высшим и средним специальным образованием. Тут поневоле призадумаешься.
Крайнее окно не открывается уже три дня, а вопрос так же далек от разрешения, как и в самом начале, хотя выход ясен и всем известен: надо просто назначить кого-нибудь совсем молодого, чтобы остальные могли поделиться с ним своим возрастом. Лучше всего найти этакого Гань Ло — тот в двенадцать лет уже был первым министром при дворе, хотя и не имел, наверное, диплома о среднем специальном образовании…
Перебрали всех молодых — и без результата. Одно название что молодые, а на самом деле всем им под сорок, а то и больше.
Тут снова заговорил начальник Ван. Надо мыслить шире, сказал он, ведь люди из низовых учреждений — театров, например, — тоже годятся.
Как только прозвучало слово «театр», всех словно осенило. Не сговариваясь, подумали о Фань Бичжэнь, которую не раз видели в спектаклях и на собраниях. Держится свободно, говорит складно и рассудительно, а главное — ей всего двадцать восемь. Вся жизнь связана с театром — так пусть им и занимается. Только вот как у нее с образованием? Ведь не до учебы ей было, едва успевала роли разучивать… Знаете, и с образованием все в порядке, вдруг сказал один из заседавших. В прошлом году восстановленное театральное училище в связи с новой политикой вспомнило о своих прежних воспитанниках и выдало дипломы всем, кто проучился не менее четырех лет. Вместе с другими получила диплом и Фань Бичжэнь. Училище можно записать как вуз — никто не станет копаться в таких тонкостях, — и все прекрасно!
Железная рама распахнулась, заседавшие столпились перед окном, довольные и спокойные, жадно глотая свежий воздух.
Зато прибавилось теперь беспокойства на улице Трех гор. Фань Бичжэнь и во сне такое не снилось — чтоб ей вдруг предложили стать заместителем начальника управления! Она в испуге бросилась к матери:
— Ой, мама, беда! Меня в начальники выбирают!
Малышка Фань развеселилась:
— Глупенькая, ты еще не проснулась, наверное!
— Да нет же! — топнула ногой Фань Бичжэнь. — Правда! Меня только что вызывал начальник Ван, сказал, что об этом скоро объявят.
Тут уж мать засомневалась, не спит ли она сама. Начальники, казалось ей, — личности почти исторические, непременно должны воевать с разной нечистью, преодолевать какие-нибудь великие преграды и тому подобное. А дочка совсем еще ребенок! И вид у нее не начальственный.
— Что скажешь, мама?
У Малышки Фань на все сложные случаи жизни был один испытанный метод.
— Эй, Яо, дорогой! — забарабанила она в перегородку. — Иди-ка скорей сюда, надо посоветоваться!
Яо Дахуан как раз обдумывал новую, оригинальную пьесу, когда удары в стенку прервали ход его мыслей. Старик поспешно сунул ноги в туфли, погасил сигарету и помчался к соседям.
— Что тут у вас стряслось? Я думал, вы стенку пробьете!
— Беда, Яо! Хотят Бичжэнь сделать начальником, хотят запрячь нашего осленка вместе со скакунами!
— А что я могла сделать? Мне объявили, и тут же начальник Ван говорит, что дело это серьезное, отлагательства не терпит. Это, говорит, организационное решение, поэтому как члену партии надо, с одной стороны, проникнуться, а с другой стороны — подчиниться. Что уж тут говорить? Я пока не очень прониклась, но подчиниться, судя по всему, придется. Как же теперь быть, учитель?
Мать и дочь с надеждой устремили взоры на соседа, ожидая от него какого-нибудь чуда, веря, что он, многое повидавший, знающий дела минувшие и нынешние, под их пристальным взглядом уподобится великому стратегу древности Чжу Гэляну и извлечет из потаенных глубин своей расписной сумы спасительное слово.
Действительно, готовое решение уже давно хранилось в седой голове драматурга. Дело в том, что люди пишущие всегда имеют свое мнение по вопросам, будоражащим жизнь общества. Так и Яо Дахуан пристально следил за проходящей кампанией по упорядочению кадров и был в глубине души горячим ее сторонником, многого ждал от нее, полагая, что стержнем кампании является проблема руководителей среднего звена. Если об них споткнется новая политика, то тем, кто внизу, только и останется, что в недоумении хлопать глазами, а толку как не было, так и не будет.
Подумывал Яо и над тем, чтобы написать об этом пьесу, но скоро почувствовал, что привычные формы здесь не подходят, да и представлять будет сложно, и не стал писать.
И вдруг появилась надежда, что не нашедшая творческого воплощения мечта осуществится на деле. Личный опыт, впрочем, учил, что и в жизни, и в творчестве надо быть сдержанным и не торопиться высказывать свои идеи.
— Ах, вот в чем дело! — задумчиво произнес Яо Дахуан. — Ну и что же вы решили?
— Я считаю, что соглашаться нельзя. Она всегда так, сначала скажет, потом думает! Как же она будет доклады делать? А начальникам постоянно приходится делать доклады.
— Доклады не самое страшное — можно, в конце концов, и по бумажке читать. Я боюсь, что не справлюсь, что сил не хватит. Да еще сцену придется бросить. А вдруг начальника из меня не получится, тогда что?
— Верно! — Яо Дахуан энергично раздавил окурок. Его охватил творческий порыв. — Ты уловила самую суть! Два момента важны. Во-первых — способности. Это такая вещь, что ее не увидишь и не пощупаешь. Они таятся в человеке, и ни он сам, никто другой об этом не знает, пока в положенный срок они не проявятся в настоящем деле. Тут только время покажет. Ну а потом, начальник — это не пожизненно, можно и уйти.
Яо считал, что у истоков творчества стоит логическая мысль, потом приходят образы и чувства. И в соответствии с этим строил свои монологи.
— Во-вторых, ты не должна думать только о себе. Взгляни на мои седины, на мою согбенную спину. Посмотри на мать — и ее не пощадил осенний иней, к тому же она располнела. Мы оба всю жизнь в театре. В «культурную революцию» девять смертей пронеслись над нашими головами, мы тогда дышать, как говорится, не смели. Теперь, казалось бы, можно поднять голову, расправить плечи, но телевидение вдруг наносит театру тяжелый удар… Как изменчив наш путь, сколько подстерегает бед и невзгод! — Яо Дахуан был в ударе — ведь только вчера он показывал Фань Бичжэнь, как надо декламировать монолог Чжу Гэляна, наставляющего своих учеников.
