А Чэн - Современная новелла Китая

— Извините, угощение домашнее. Прошу вас, господин Нау, отведайте для разнообразия простых блюд.

Нау жил в Пекине уже не один десяток лет, но никогда не встречал людей, как У Верный. Он не беден и не богат. Не старается пустить пыль в глаза и не прибедняется, не чванится и не заискивает. Пожалуй, подумал Нау, это достойная и счастливая жизнь.

— Господин У, у вас есть увлечения?

— А, вы, вероятно, намекаете на курение опиума? Да что вы! Это место — уединенное, только поэтому я и попросил вас туда прийти. Даже если я буду целыми днями сучить веревки, не заработаю и на пару затяжек. А чем мне питаться? Воздухом? Чтобы тоже превратиться в хозяина «Башни Ветра»?

Нау рассмеялся. Он попил рисового отвара, согрелся, блины оказались сладкими и ароматными.

— У вас все так вкусно. Может, я и вправду приду к вам учиться сучить веревки, — шутливо заметил он.

— Куда уж вам с такими холеными и изнеженными руками! Взгляните на мои, за день стираю их до крови!

У Верный протянул Нау широкую, словно пальмовый лист, ладонь. Он пощупал — шершавая, сплошь в кровавых мозолях, жесткая, как камень.

Хо Большой стал расспрашивать, что приключилось с ним ночью. Нау не решился описывать историю с господином Янем, рассказал лишь о том, что с ним произошло по дороге.

— Из какой чайной ты шел? — спросил Хо Большой.

— Из «Хрустального звона».

— Не пристало тебе ходить в такие притоны, мало тебе развлечений на Сидане или на рынке Восточного спокойствия?

— Не все ли равно, где слушать певиц?

— Нет, не все равно. В «Хрустальном звоне» собираются мошенники и всякий сброд. Одежду украли? Это ты еще легко отделался!

Нау ушам своим не верил.

— Думаю, вашу одежду еще можно найти, — заметил У Верный.

— А как? — обрадовался Нау.

— Да вот как. Эта шайка с Небесного моста связана с полицией, у них негласный уговор — краденое на случай, если кто заявит в полицию, некоторое время придерживают. Дней через десять продают или делят, полицейские получают свою долю.

— Я прямо сейчас пойду и заявлю!

— Это бессмысленно. Думаете, они придерживают, чтобы вернуть пострадавшему? Как бы не так!

— Что же делать?

— Пока не знаю, можно послать кого-нибудь на разведку. Но вы должны рассказать все начистоту. Если это не простая кража, а, к примеру, личная месть врага или соперника, то здесь вряд ли можно что-нибудь сделать.

Нау покраснел.

— Я рассказал все, как было. Но прошу вас, не надо, не ищите, мне неловко вас беспокоить.

У Верный рассмеялся, но промолчал.

После еды Хо Большой собрался проводить Нау домой, но тому стыдно было в таком наряде показываться на улице.

— Мне не хотелось бы оставлять господина У без одежды. Может быть, сходите и принесете мне вещи, а я здесь подожду.

— Нет, нет, эта одежда мне не нужна, — торопливо сказал У Верный, приняв слова Нау за чистую монету.

А Хо Большой догадался, в чем дело, и с укором проговорил:

— Нам по пути, поэтому я и хотел тебя проводить. А вообще-то я тороплюсь в театр. Сам знаешь, у актеров время — деньги.

Нау ушел вместе с Хо Большим. Проходя через двор, они увидели, как работают на станках — пыль столбом, шум, лязг. Молодой парень, тренировавший на площадке подростков, нажимал на педаль и подсыпал в машину солому, а две девушки, подвязавшись полотенцами вместо косынок, стоя на коленях, укладывали готовые веревки в поддоны. Глядя на них, Нау подумал, что способен к такому труду.

— Я к тому же знал вашего отца. Послушайтесь моего совета, — обратился к Нау провожавший их до ворот У Верный. — Думаю, это даже неплохо, что вы остались без наследства. У маньчжур при вторжении в Китай было не так уж много воинской силы. Чтобы завоевать Поднебесную, пришлось им из кожи вон лезть. Но за триста лет господства они растеряли свою напористость и хватку. Теперь, лишенные императорского жалованья, мы остались без средств, и у нас один выход — забыть прежнюю безмятежную жизнь и приносить пользу. Не надо бояться трудностей, ловчить и обманывать. А главное — ни в коем случае нельзя выслуживаться перед японцами. На северо-востоке, говорят, восстановили империю и многие маньчжуры потянулись туда. Смотрите не наделайте глупостей! Японцам здесь не удержаться, китайцы дерутся не на жизнь, а на смерть. Свяжетесь с японцами — наверняка пропадете.

— Об этом не тревожьтесь, господин У. Я далек от политики, я ее просто боюсь.

Пока У Верный говорил, в сознании Нау мелькнула одна догадка, сразу омрачившая его настроение. Ведь это не он вместе с Цзя обманул того господина, а его, дурака, обвели вокруг пальца. Какой же он кретин, еще и радовался!

Между тем Хо Большой, увидев кислую физиономию Нау, решил хоть как-нибудь его подбодрить:

— Господин У дело говорит, пора и тебе, Нау, взяться за ум. Ты правильно сделал, что ушел из редакции. Что хорошего в этих корреспондентах, только и знают выставлять нас, артистов, на посмешище!

— Я полностью с вами согласен и не пугаюсь работы, но подскажите: чем мне заняться?

— Не будете презирать труд, дело найдется, — ответил У Верный.

— Учитель Хо, может быть, научите меня петь?

Хо Большой рассмеялся:

— Вот уж точно говорят, легче гору сдвинуть, чем характер изменить! Да почему ты решил, что это легко? И потом, ты уже не так молод, а ведь в одной только театральной студии надо, как в тюрьме, отбыть восемь лет, а потом еще долго учиться у какого-нибудь мастера. У тебя, наверное, представление об артисте сложилось по тем урокам, которые я давал господину Фу, твоему отцу.

— Я вовсе не мечтаю о популярности, шумном успехе. Мне бы только подрабатывать на похлебку в студии актеров-любителей, на большее я не претендую.

Однако Хо Большой прекратил разговор, решив, что с Нау говорить о практических вещах бессмысленно.

А дома Цзы Юнь вся извелась, ожидая Нау. Проведя бессонную ночь, на рассвете зажгла благовония, стала молиться, прося всемогущего Будду защитить ее бедного господина. Когда Нау вернулся в своем странном платье явно с чужого плеча, она не знала, плакать ей или смеяться. Выслушав его рассказ, Цзы Юнь задрожала от ужаса и, причитая, принялась умолять Нау не ходить никуда, не искушать судьбу. Костюм У Верного она выстирала, выгладила и молча вложила в карман два юаня. Через пару дней зашел Хо Большой, в это время выступавший в студии неподалеку.

Цзы Юнь пригласила его отобедать, Хо не стал церемониться. Он знал Цзы Юнь еще при жизни деда Нау. За столом Нау опять стал проситься к нему в ученики, но музыкант отмахивался и отшучивался. Когда Нау вышел, Цзы Юнь поинтересовалась, о чем они спорили.

Хо объяснил, что Нау захотел стать артистом.

— Знаете, госпожа Юнь, за десять лет можно стать выдающимся ученым, но хорошим артистом не станешь. А он уже не мальчик!

— Господин Хо, умоляю вас, возьмите его. Пусть он не станет настоящим артистом, в его заработке я не нуждаюсь. Для меня главное, чтобы он не болтался без дела, боюсь, опять попадет в историю. Пожалуйста, возьмите, сделайте доброе дело!

Хо Большой, подумав, согласился, но поставил Нау условие: учиться, как все, в группе и никому не говорить, что он его ученик. Нау был готов на все, его смущала только оплата уроков, но Хо обещал уладить это дело. Так Нау поступил в студию пекинской оперы.

Ученики этой студии делились на разные категории. К высшей относились те, кто имел деньги, власть и много свободного времени. Они могли больше репетировать, приглашая лучших учителей, покупать дорогие костюмы, нанимать клакеров, заказывать рецензии. Ко второй категории относились располагавшие деньгами и свободным временем. Они тоже могли нанять в учителя знаменитых мастеров, снять хорошее помещение для спектакля, пригласить в партнеры знаменитого артиста. В третью категорию входили не имевшие ничего, кроме красивого голоса и способностей. Им, чтобы заработать на пропитание, приходилось трудиться до седьмого пота.

Нау не относился ни к одной из трех категорий, он как бы состоял при Хо Большом и приходил в студию просто для развлечения. За два года он выучился нескольким несложным ариям из пьес «Дважды вступать во дворец», «На заставе Вэньчжаогуань» и «История черного блюда»[28], но не имел особого желания выступать на сцене.

Госпожа Юнь неплохо зарабатывала стиркой при японцах, когда же вернулись гоминьдановцы, все изменилось. Жизнь резко вздорожала, возросли пошлины и всевозможные поборы, расплодились жулики и спекулянты — желающих сшить новую одежду или отдать что-нибудь в стирку почти не было. Решили сдавать комнату Нау, ему пришлось перебраться к Цзы Юнь. Повесили объявление, но дни шли, а жильцы не появлялись. К городу приближалась Освободительная армия, поэтому многие богачи и сановники бежали, простым же людям было не до снятия квартир. Цены стремительно росли. Нау с Цзы Юнь частенько голодали.