Рейнбоу Рауэлл - Звонок в прошлое
– Умница, – улыбнулась ей доставщица пиццы.
– Что там еще написано? – спросила Джорджи.
На редкость компетентная доставщица пиццы (и ветеринар-любитель) заглянула в смартфон.
– Ого!.. У собаки может быть от одного до семи щенят.
– До семи, – повторила Джорджи.
– Теперь мешочки… разгрызание… Она должна перегрызать и пуповину.
– Потрясающе.
– И еще отделить плаценту… от каждого щенка. Это важно. Нужно искать плаценту.
– Как она хоть выглядит? – спросила Джорджи.
– Могу поискать в «Гугле», – предложила девчонка.
– Не надо, – отказалась Джорджи. – Читай дальше.
Петуния продолжала работать зубами.
– Хорошая собачка, – похвалила ее Джорджи. – Это тебе аванс.
Она хотела погладить Петунию, но тут же отпрянула, почувствовав под рукой еще что-то мягкое и теплое.
– Что там? – спросила Хизер, которую снова охватил страх.
– Пока не знаю.
Джорджи осторожно сунула руку и снова нашла это, теплое и мокрое. Может, это очередной щенок? Нет, скорее мешочек с кровью.
– Плацента, – выдохнула она, разжимая пальцы.
– Совершенно верно, – с энтузиазмом согласилась доставщица пиццы.
– Это что, все материалы по рожающим мопсихам? – спросила Джорджи.
– Дальше ничего важного. «Успокойте собаку. Убедитесь, что она помогает вам освобождать щенков. Пересчитайте плаценты. Проследите за первым кормлением…»
Джорджи почувствовала под Петунией еще один влажный комочек и инстинктивно схватила его.
– Еще один, – сказала она.
И этот щенок родился в мешочке и был в нем похож на неподжаренную колбаску.
Схватив полотенце из стопки, Джорджи стала тереть стенки оболочки.
– Это делается так?
– Так, но нужно тереть сильнее.
Джорджи добавила усилий, пока в одном месте пленка не лопнула, обнажив серовато-розового щенка.
– Живой? – спросила Хизер.
– Не знаю.
Щенок был теплым, но это еще не значило, что живым. Джорджи оттирала его, роняя слезы на руку. Петуния заскулила, и доставщица пиццы полезла ее гладить.
– Живой? – снова спросила Хизер.
Она тоже плакала.
– Не знаю.
Щенок дернулся, и Джорджи обеими руками стала делать ему массаж.
– Кажется, он дышит, – сказала Хизер.
– Ему холодно.
Джорджи прижала щенка к груди, потом запихнула под фуфайку, продолжая массировать. Щенок дрожал и повизгивал.
– Думаю, он…
– Боже, он живой!
Хизер бросилась обнимать Джорджи.
Доставщица пиццы села возле сушилки, баюкая другого щенка и пачкая свою белую рубашку.
Шмыгая носом, Хизер обняла и ее.
Петуния родила троих щенят.
Плацент тоже было три.
В какой-то момент Джорджи вспомнила, что надо позвонить матери.
Затем она позвонила ветеринару и под его телефонным руководством обрезала последнюю пуповину, облегчив участь Петунии.
Щенков обтерли мокрой губкой. Джорджи по-прежнему опекала одного, держа под фуфайкой. Потом сушилку выстлали чистыми полотенцами и устроили там Петунию вместе с щенятами.
– Это ее гнездышко, – сказала Хизер, поглаживая корпус сушилки.
Джорджи хотела извлечь футболку с «Металликой» и снова загнать в стиральную машину.
– Не трогай, – сказала Хизер. – Это вторжение в собачий мир.
– Хизер, это не моя вещь. Это футболка Нила. Ей больше лет, чем тебе.
– Футболка пожертвовала собой ради благого дела.
Джорджи больше не спорила. Доставщица пиццы оттирала со своей одежды последствия собачьих родов. Девчонку звали Алисон. Хизер следила за каждым ее движением, словно Алисон была солнцем, а она – подсолнечником, ловящим свет.
– Ты мне все равно не нравишься, – сказала Джорджи собачьей мамаше, поглаживая опавшее брюхо Петунии. – Но должна признать: ты исключение среди мопсов. На редкость плохой матерью тебя никак не назовешь.
Щенята лежали чистенькие, зато Джорджи, Хизер и Алисон до сих пор были заляпаны кровью и другими побочными продуктами родов. Все это липло и выразительно пахло.
Послышалось цоканье каблуков, и вскоре в прачечную вбежала Лиз. Вид у нее был крайне встревоженный, если не сказать испуганный.
– Шоу закончилось, – сказала ей Джорджи. – Самое интересное прошло без тебя.
– Где мои малыши? – Лиз оглядела разбросанные тряпки, дочерей и незнакомую девицу.
Хизер и Алисон сидели, прислонившись к сушилке. Алисон гладила Порки, которого на время родов выставили из прачечной. Заляпанная кровью рубашка делала эту девчонку похожей не на доставщицу пиццы, а на помощницу мясника.
– Твои малыши в сушилке, – сказала Хизер.
Алисон быстро встала, освобождая место.
– Моя маленькая мамочка, – ворковала Лиз. – Моя маленькая героиня.
Хизер тоже склонилась над сушилкой.
– Ну, я… пойду, – сказала Алисон.
Она передала Порки в руки Джорджи, которая сразу же вручила мопса Кендрику, вытерла руки о джинсы и пошла к двери.
– Алисон, спасибо тебе огромное, – сказала Джорджи. – Если я вдруг решусь еще рожать, ты обязательно будешь принимать у меня роды.
Алисон махнула рукой – дескать, не стоит благодарности – и не остановилась.
– Кто это был? – спросил Кендрик.
– Пицца…
Джорджи осеклась, увидев испуганное лицо Хизер.
– Хизер, идем на кухню, поможешь мне.
Джорджи чуть ли не силой увела сестру в дом. В это время хлопнула входная дверь.
– Что ты делаешь? – спросила Джорджи.
– Ничего. – Хизер вырвалась из ее руки. – А вот что ты делаешь?
– Стараюсь, чтобы ты не позволила этой чудесной, симпатичной, расторопной девчонке уйти просто так, словно ты впервые ее видишь.
– Джорджи, я не хочу об этом говорить.
– Алисон, можно сказать, спасла любимую мамочкину мопсиху. Мы бы с тобой вдвоем не справились.
– Потому что она хороший человек.
– Не только. Она пачкалась в крови и околоплодных водах, поскольку хотела произвести на тебя впечатление. – (Хизер вытаращила глаза.) – Хизер, что с тобой случилось? Ты же наверняка хочешь ее поцеловать. Знаешь, я тоже хочу ее поцеловать. Так не медли. Иди и поцелуй. Сделай что-нибудь, покажи ей, что она тебе небезразлична. Не стой столбом.
– Джорджи, не все так просто.
– Будет просто, если не усложнять.
– Я не ты. Я не могу… взять то, что хочу. Да еще на глазах у мамы. Она сразу поймет, что я лесби.
– Рано или поздно она все равно догадается. Ее это не будет напрягать.
– Со временем ее это не будет напрягать. Потом я бы ей сказала. Но не сейчас, пока я живу с ней под одной крышей. Не хочу. Не стоит. Я только все испорчу. Сама подумай: чего я добьюсь? Унижу себя? Перепугаю мать и проедусь по… Неужели нужно рисковать всем из-за шанса, что у меня когда-то что-то может получиться с девчонкой, которую я почти не знаю?
– Да, – ответила Джорджи. – Именно так все и происходит.
– Ты не знаешь, как все происходит. Ты сама мне в этом признавалась. И когда? Когда ты прожила столько лет, пытаясь это понять. Я не хочу ничего ломать.
Джорджи замотала головой:
– Хизер, забудь все, что я говорила. Не слушай меня. Зачем тебе меня слушать? У тебя своя голова и своя жизнь. Если не рисковать, твоя жизнь пройдет тихо и бесцветно.
– Но ведь это не какая-то там безумная любовь, – сказала Хизер, с отчаянием глядя на входную дверь. – Всего лишь шанс.
– Шанс быть счастливой.
– Или шанс остаться с разбитым сердцем, как ты?
– Шанс чувствовать себя живой. Быть… Хизер, забудь все, что я тебе раньше говорила. Счастье стоит риска. Думаешь, я бы сейчас не рискнула всем, чтобы увидеть Нила на пороге? Так в жизни и бывает. Ты рискуешь всем. И продолжаешь надеяться, что сможешь его удержать.
– Ее.
– Не важно.
Звонок заставил их обеих обернуться. Потом дверь открылась, и в прихожую снова вошла Алисон, поправляя налезавшие на лоб волосы.
– Простите. Я думала, все еще там… и потому вошла… Кажется, я оставила в вашей прачечной свои ключи. Лежат на сушилке…
– Постой здесь. Я схожу за ними, – вызвалась Джорджи.
Она крепко стиснула руку Хизер и пошла в прачечную. Там она села рядом с матерью и показала ей щенка, которого доставала из мешочка и оживляла своими массажем.
Ключи Алисон так и лежали на сушилке.
Глава 26
Мать отдала Джорджи другую пару велюровых брюк и розовую футболку.
Белая рубашка Алисон годилась только на выброс, и Хизер предложила ей свою футболку с эмблемой маркетингового клуба «ДЕКА». Футболка болталась на Алисон, как на вешалке.
Сушилка была неподходящим местом для щенячьего гнезда, и потому щенкам устроили новое, рядом с елкой. Лиз решила, что им с Кендриком теперь никак нельзя ехать в Сан-Диего, оставляя малышей без присмотра.
– Видишь, как все получается? – сказала Джорджи мать. – Тебе не придется праздновать одной.
Все единогласно решили, что после случившегося Алисон никак нельзя возвращаться на работу, не сообщив причины своей задержки. Ее телефонный разговор с хозяином пиццерии длился десять тягостных минут.
