Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта
И за то соблазнили смутили бесы безбожники Тебя!..
И они обвиняют гонят ныне Тебя!..
…Ах ты один невинный снег
Ах ты один невинный брег
Ах ты одна невинна Русь ах у колодезя напьюсь
Из ледовой из бадьи
Ах Русь а человеки все невинные твои
Ах у колодезя упьюсь в снегах высоких утоплюсь
Но ты один невинный снег
Но ты один невинный брег
Брег жемчужного Христа брег завьюжного куста
Но ты одна невинна Русь
И у колодезя упьюсь водой водою синевой водой
водою молодой
И ты одна невинна Русь и только очи льют да льют
У сирых хат у сирых хат невинно тополи стоят
У сирых хат у сирых хат мужи мережники поют
Что ты одна невинна Русь
Что ты один невинный снег
Что ты один невинный брег
Что ай лучатся ай снега что ай дорога глубока до
полевого до Христа
О дай Господь о дай о дай
Дай помереть в пречистых в чистых во лиющихся очах в
устах снегах снегах полях полях
Дай снежного хлебнуть навеки н’авек молока
Но ты одна невинна Русь
Но ты один невинный брег
Но ты один невинный снег
Господь повей повей повей в снегах блаженнейших полей
Господь прими коль упасусь а коль завьюсь не сберегусь
Прими Господь невинну Русь прими Господь невинну
Русь
Но ты один невинный снег звенишь вкруг брошенных
церквей
Звенишь вкруг брошенных церквей
Господь помилуй и в метель
Господь помилуй и в метель Русь забыт’ую в поле дщерь
Помилуй мил мал’ую дщерь
Господь средь мерзлых деревень христов колодезь
ей взлелей
Бадью текучих хрусталей в уста атласные пролей
Помилуй мил мал’ую дщерь
Но ты один невинный снег
Но ты один невинный брег
И у невинных дымных хат невинно тополи стоят
И у невинных дымных хат невинно тополи стоят
Помилуй Отче помяни христов колодезь насади
Ииииииии
Бадьей ледовых жемчугов осыпь семь’ю нагих кустов
Но ты один невинный снег
Но ты один невинный брег
Блаже!..
А потом Пифагор-Динарий сказал:
— После былой Бессарабии уже чужой уже немилой я полетел на Плещеево озеро, где по водам бродила единственная возлюбленная жена моя водоходица Мария…
И я искал ее там и летал витал над Плещеевым озером, но озеро обмелело усохло и больное оно стало и поражено уязвлено химическими фосфорическими отходами от гнилостных фабрик и заводов.
И озеро вымерло обмелело и теперь можно было пройти по нему по мелководью от берега до берега не замочив колени и где теперь Марии святой жене восторженнице Христа бродить по водам?..
И она ушла на иные нетронутые полныя бездонные северныя озера чаши целомудренные вольновольные Ладогу Онегу Белоозеро и там бродит осиянная блаженная и ждет Спаса своего…
…Да! Господь! безбожники вначале рушат Бога а потом рушат храм божий — Природу.
…Да, Мария-Динария дщерь моя…
Но более всего искал я Спасительницу мою, небесную Восшественницу Богородицу.
И я искал Ее по всея Руси на земных путях.
И я искал Ее, Путедарную Заботницу, на небесных путях…
И не нашел.
И нет Ея на всея Руси.
И нет Ея над всея Русью.
И Она — изгнанница изгой Руси. Ушла Она от Руси…
И Кто укажет осветит озарит пути русским бражным заблудшим человекам?..
Кто упасет их от ледовой безлюдной лютой проруби?..
И тут зарыдали очи моя и душа моя и тело мое старое траченое грешное занемогло заболело на снежных ветрах Руси…
Айххх!..
…И на Русь я летел на весенних веселых ветрах струях небесных, которые несли от Гималаев летучие вселенские души усопших тибетских лам хутухт мудрецов.
А от Руси я несся я вернулся с осенним октябрьским северным снежным ветром «чичера», что несет на Восток снежные огненные души русских мучеников схимников страстотерпцев столпников Николая Псковского Блаженного Нагоходца и Сергия Радонежского Спаса Руси, Протопопа Аввакума, заволжских неистовых старцев пустынников Нила Сорского и Серафима Саровского и иных.
И на Руси мудрость всегда живет соседствует с костром, а мудрец с палачом… Гой!..
…И заболело тело мое от ветра этого северного ледового, от лютых пресветлых снежных душ мучеников радетелей Руси…
…Мария-Динария дочь! я болен, легкие мои горят, просквозило пронизало продуло меня на лютых ветрах Руси!..
Свари мне древний цыганский травяной ромашковый отвар и закутай в одеяла меня и постереги сон мой предсмертный дщерь моя…
Мария… я горю… я умираю…
Богородица Изгнанница помози… возьми мя к Себе, возьми…
…И отец мой долго болел и лежал и бился вился тлел в смертных саванах одеялах но не стали одеяла его саванами и не взяла его к себе Небесная Богоматерь.
И он долго болел и в бреду чаще всего говорил:
— Мохенджо-Даро! Мохенджо-Даро! Мохенджо-Даро!..
И я думала, что это древнее цыганское заклинанье…
…Но потом он стал выздоравливать и тут прочитал в книге о том, что в Индии археологи раскопали древний город Мохенджо-Даро и тогда мой отец Пифагор-Динарий-Холмурад-Мазар превозмог болезнь и дико страстно обрадовался и закричал завопил мне из своих больных предсмертных одеял-саванов:
— Дочь моя! Родная! Да как же я счастлив… Мохенджо-Даро! Мохенджо-Даро!..
Как часто я вспоминал искал тебя мой родной дальный дальный дальный исток город, ведь здесь пять тысяч лет назад стоял жил мой цыганский табор!..
Мохенджо-Даро!.. Мохенджо-Даро! Мохенджо-табор!..
И отсюда изшел мой табор убоявшись смертоносных ариев…
…Арии арии и где вы ныне?..
И какие археологи вас раскопают?..
А я Пифагор-Динарий-Холмурад-Мазар — я живой! я остался от моего тысячелетнего табора…
Ибо я кочевник а кочевые народы живучи и вечны, а оседлые народы застаиваются загнивают гноятся погибают…
…И я возвращаюсь!..
…Мохенджо-Даро! Мохенджо-Даро!..
Я помню твои глиняные улочки и твои царские площади устланные убранные тебризскими нежными шелковыми мраморами!..
Айха! Хатта! Вьялли!..
Мохенджо-Даро!..
Я хочу побродить по твоим кривым сонным пыльным улочкам и твоим царственным роскошным мраморам теплым как детские ночные жаркие одеяла!..
Мохенджо-Даро! Мохенджо-Даро! Я лечу к тебе!..
Ойхххо!..
…И из него, как в бреду, как в рвоте пошли забытые древние слова его народа:
— Ай-ха!.. Хатта!.. Вьяли!.. Вумаххай!.. — слова, которые он сам не понимал и оттого мучительно страдал.
…Я должен вспомнить свой исток свой язык!..
…И мой отец стал собираться в дальные странствия и я не мешала ему.
И мы собрали все запасы анаши-первача, что были у нас в кибитке и положили её в старинный бухарский хурджин-мешок.
И отец взял его с собой вместе с турецким кальяном…
И он был еще слаб, болен, но нельзя было остановить его…
И он надел на себя древнюю бурку Абаллы-Амирхана-Хазнидона и Кеко-Кетэваны которая легко наполнялась ветрами и в полете помогала и мы пошли козьими тропами на снежную туманную вершину горы Фан-Ягноб…
И Пифагор-Динарий был дряхл, утл, чахл и болезнь еще была в нем и мы едва поднялись на гору и я помогала отцу моему, ибо он весь дрожал потел и задыхался…
Но глаза его горели как два охотничьих пылких молодых костра в ночи знобкой ледяной горной одинокой.
И он яро улыбался и он был счастлив и он шептал веселыми весенними губами:
— Мохенджо-Даро! Мохенджо-Даро! Мохенджо-Даро!
Ай-ха! Хатта! Вьялли!.. Здравствуй!..
Пять тысяч лет назад ушел я от тебя мой родной цыганский табор, и я возвращаюсь, Мохенджо-Даро!
А я не забыл твое имя, Мохенджо-Даро, а я возвращаюсь…
И еще он сказал мне:
— Мария-Динария! дочь моя!
Я тебя не оставлю одну, как матерь Мария твоя оставила тебя малолетнюю…
Я только поброжу по родному Мохенджо-Даро и вернусь к тебе дочь моя…
Ты жди!..
…И он улетел с северным ветром-северяком «чичера», идущим от Руси и несущим бездонные сиротливые снежные лесные души русских усопших бессмертных монахов мучеников мудрецов отцов Севера и заволжских божьих старцев учителей Руси.
И он улетел в Индию, в свой родной ископаемый город Мохенджо-Даро.
И я долго ждала его.
…И пришла весна и пришел вешний лебединый ветр с Гималаев, любимый ветер отца моего.
И я ждала его, потому что я знала, что он любит меня и не оставит меня, как мать моя водоходица христова, и вернется…
