Мацуо Монро - Bang-bang
— Но это не так. Гуманизм тут ни при чем. В древности жизнь человека представляла собой подлинную ценность. Не только для него, но и для всей общины. Гибель одного из членов племени уменьшала шансы на выживание всего племени. Древний охотник знал, что родичи зависят от него, что его гибель поставит под угрозу жизни еще десятка людей… А что изменится для живущих, если умрешь ты или я? Подумай об этом.
Клац! Такэо передергивает затвор и нажимает на спусковой крючок.
— Сейчас смерть миллиона человек не нарушит даже привычный образ жизни и уровень комфорта остальных членов племени. Нас слишком много, и все мы взаимозаменяемы. То, что преподносится как гуманизм, на самом деле — естественный результат обесценивания жизни отдельного человека.
Клац! Затвор из нержавеющей стали, обработанный мелонитом, отделяется от рамки.
— Раньше убийца карался смертью вовсе не из-за кровожадности судей. Страх перед суровым наказанием должен был остановить человека от нанесения непоправимого ущерба своему роду. Сейчас закон защищает не жертву, а убийцу. Закон говорит: да, парень выпустил кому-то кишки, и, чтобы он больше этим не занимался, мы изолируем его на десять лет от общества. Наказание несоизмеримо с тяжестью преступления. Не находишь это странным? Не думаешь, что здесь есть подвох?
Клац! Звук издает вынимаемый из затвора направляющий стержень с надетой на него возвратной пружиной.
— Страх перед наказанием ослабевает. Значит, решиться на убийство гораздо проще. Таким образом, наш гуманизм идет на пользу убийце, а не жертве. Я охотнее пойду убивать, если знаю, что меня всего лишь посадят. А все потому, что жизнь отдельного человека не представляет больше реальной ценности. Все разговоры о правах человека — пустая болтовня. Ценность жизни сейчас — это соображения философского или морально-этического плана. Пустая теория. Практически, она стоит меньше, чем этот пистолет, с помощью которого я могу ее отнять у кого-то.
Клац! Ствол вынимается из затвора и ложится рядом с остальными деталями на розовую тряпку.
— Пройдет несколько сотен лет и убийство будет поощряться. Конечно, оно будет упорядоченным. Убивать будут не всех подряд, а представителей определенных социальных групп, или национальностей, или вероисповеданий, или половой ориентации. То есть какой-то принцип отбора жертв, безусловно, будет… У нас же правовое, гуманное общество. Никто не позволит пустить дело на самотек. Но факт останется фактом — убийство перестанет быть преступлением. Возможно, заниматься этим будут специалисты-профессионалы, возможно, убийца — станет выборной должностью, а может быть, это будет доступное простым людям развлечение — получил лицензию и вперед. Все идет именно к этому.
Такэо принимается протирать детали ветошью, пропитанной оружейной смазкой. Неторопливо, плавно, бережно… Я бы сказал — любя. Чем-то все это напоминает мне половой акт.
— Перенаселение, окончательная замена человеческого труда машинами, истощение природных ресурсов, дальнейшая гуманизация общества — все это приведет к тому, что жизнь обесценится совсем. Представь себе мир, где правительство вынуждено проводить регулярные зачистки в городских трущобах. Мир, где любимая забава элиты — сафари в районах для бедных. Мир насильственных абортов и умерщвления младенцев с ДНК, не соответствующим стандартам.
Клац! Чистый смазанный ствол четко встает на свое место…
— Ты бы хотел, чтобы твои дети жили так?
Он кладет собранный пистолет перед собой, достает Camel и закуривает. За окном уже темнеет и тени, которые отбрасываем мы, медленно тают, сливаются с той, большой темнотой.
— Ты часто спрашивал, чего я добиваюсь, чего хочу… Так вот я хочу, чтобы мир, о котором я тебе рассказал, остался лишь страшной фантазией. Убивая кого-то, я борюсь за возвращение человеческой жизни ее первоначальной ценности. Я не спасаю человечество, я спасаю человека.
Он замолкает, и в наступившей тишине слышно, как посапывает во сне Муцуми.
Юрико отрывается от окна и направляется к двери. Она ступает почти неслышно. Этакое ссутулившееся привидение.
— Ты куда? — спрашивает Такэо.
— Хочу покурить. Сигареты остались в куртке, — не останавливаясь, отвечает она.
От ее голоса у меня по спине бегут мурашки. Это тихий шелест сухих листьев на осеннем ветру. Это далекое многократно повторенное эхо. Это голос призрака.
Я постигаю смысл слова «предчувствие».
Гость, о котором говорил Такэо, — упакованный в строгий деловой костюм мужчина лет сорока. По виду — типичный юрист или чиновник. Собранный, прямой, серьезный, как диагноз «рак пищевода». На ослепительно-белый воротничок сорочки больно смотреть. Он садится за стол, брезгливо протерев его синим шелковым платком, и кладет перед собой черную кожаную папку. Ее простота тянет тысяч на триста.
— Итак, Ито Котаро это вы? — сухо говорит он, глядя на меня. Взгляд настолько тяжелый, что мне трудно даже поднести ко рту бутылку.
— Ну да, — отвечаю.
— У вас есть какие-нибудь документы, подтверждающие вашу личность?
— Ну да.
— Вы не могли бы показать мне их?
Я чувствую себя, как на допросе. Даже хуже. Там хоть ты понимаешь, в чем дело и чего от тебя в конечном счете хотят.
— Зачем?
— Котаро, покажи господину Ямаде свои документы, — подает голос Такэо, который стоит, прислонившись к дверному косяку, и не сводит с меня глаз.
— Не покажу, пока мне не объяснят, зачем.
Господин Ямада вопросительно и немного раздраженно смотрит на Такэо. Ну да, судя по виду и манере держаться, каждая минута его времени стоит столько же, сколько субару, стоящая во дворе.
— Ты являешься наследником одного очень богатого человека, Котаро. Вернее, станешь им, если сможешь подтвердить свою личность здесь и сейчас. Господин Ямада прибыл сюда специально для того, чтобы убедиться, что ты — это ты.
— Какое наследство, что ты несешь?!
— Считай это приятным сюрпризом…
Господин Ямада уже не скрывая раздражения смотрит на золотые часы от Tissot.
— Я не…
— Слушай, Котаро… Не усложняй и без того непростую ситуацию. От тебя требуется только показать свои документы. Права, там, или еще что-нибудь… Это ведь не такая большая проблема, верно? Ты показываешь документы, господин Ямада смотрит на них и уходит, а мы остаемся и я отвечаю тебе на все вопросы. Идет? Ты ведь сам хотел, чтобы все это закончилось. Вот оно и заканчивается… Теперь задерживаешь всех ты.
По его глазам я вижу, что мне лучше согласиться. Не в том смысле, что он меня напугал. Взгляд у него совершенно открытый и искренний. Вполне возможно, что он действительно расскажет мне кое-что интересное. Кто знает? Психи ведь тоже иногда способны на хорошие поступки. К тому же, показать кому-то свои документы — не самая трудная вещь в мире. Пустяк, который не может иметь плохих последствий.
Конечно, был бы я чуть трезвее, такая чушь вряд ли пришла бы мне в голову. Но бутылка наполовину пуста, а я лезу в нагрудный карман своей рубашки, чтобы дать им то, чего они так хотят. О, да! В надежде на то, что все закончится хорошо. Просто приятный сюрприз от доброго паренька по имени Такэо. Небольшая формальность перед тем, как стать счастливым. Крошечная уступка из-за желания удовлетворить свое любопытство.
Все это — очередная лажа, на которую я купился.
Но понимаю я это не сразу. Понимаю я это только когда господин Ямада, подписав с десяток каких-то бумажек уходит, оставляя меня наедине с тремя взведенными гранатами.
— Ну, и что это значит? — спрашиваю я.
— То, что ты слышал. На тебя составлено завещание… Твой дядя умер, прими мои соболезнования. Милый старик, не самый бедный человек в Японии, завещал тебе кое-что из своего добра. Вернее, тебе и твоему младшему брату Ито Ясукадзу.
Такэо вынимает пистолет из-за пояса джинсов, садится напротив меня и кладет ствол перед собой. Отличное начало разговора. Хотя, может быть, пистолет просто натер ему поясницу.
Муцуми поднимается с кровати и присаживается к нам. Все в сборе. За столом не хватает только Юрико, которая стоит у двери, прислонившись к стене. В одном шаге правее от того места, где стоял Такэо, пока у нас был гость Ямада. Надо бы ей тоже присесть. Кажется, настало время кое-что прояснить окончательно.
Хотя часть этого «кое-что» мне понятна и так. Элементарные вещи, вроде того, что дядя умер, и мне, возможно, не придется воровать в магазинах банки с консервированной фасолью. Представляю, как сейчас радуется мой брат! Наверное, отправился отмечать событие в Макдоналдс…
Все это очевидно и очень просто. Но не может дать мне ответа на один очень важный вопрос: при чем здесь Такэо и его сестричка?
Одно я знаю точно — устраивать вечеринку, чтобы спрыснуть внезапно отвалившуюся халяву, еще рановато.
