Мацуо Монро - Научи меня умирать

Мацуо Монро

Научи меня умирать

Год за годом все то же:

Обезьяна толпу потешает

В маске обезьяны.

Глава 1

Каждый раз, когда начинается сезон дождей, я вспоминаю о той обезьяне. Передо мной взлохмаченное море. Дождь омывает потемневшую листву вечнозеленых дубов и серые валуны на побережье, жемчужно-серая пелена застилает горизонт.

Каждый год одна и та же картина. Каждый год одни и те же воспоминания. Обезьяна… Не появись она однажды, не было бы и всей этой истории. А быть может, не было бы уже и меня самого. Сейчас, когда я смог заново собрать свою жизнь из осколков, я это понимаю. Хочется обо всем забыть. Я пытался это сделать, пытаюсь и сейчас. Но каждый раз, когда наступает лето и вместе с ним приходят дожди, на меня наваливаются воспоминания.

Впрочем, история началась не с появления обезьяны – она пришла чуть позже. Началось все с девушки по имени Вик. Да, точно, именно с нее…

Гортензии умываются первыми каплями летнего дождя, а мне на ум приходит тот день, когда я познакомился с Вик.

Так ее звали. Отец ее был морским пехотинцем США на одной из баз в Иокогаме, американцем французского происхождения, отсюда и такое странное имя.

Вик… Как и почему она появилась в моей жизни, я до сих пор не могу понять. Точнее, если верить обезьяне, непонятно, почему я появился в жизни Вик.

Как опасная болезнь. Нет никаких явных симптомов, вроде бы все в порядке, но она уже разрушает организм. Медленно, неуклонно, неотвратимо. Спохватываешься – бороться уже поздно. Дело зашло слишком далеко. Вылечиться нельзя, можно лишь научиться жить с этой болезнью. Кажется, что в один миг стал дряхлым стариком, хотя на самом деле это превращение длилось годами.

Так же получилось и с Вик. Она прокралась тихо и незаметно в мою жизнь. Просочилась по капле. И когда я это заметил, было уже поздно что-либо менять. Смертельная болезнь по имени Вик.

Первый раз я увидел ее в букинистическом магазине. Не самое подходящее место для знакомства. Впрочем, для меня тогда все места были неподходящими. Конечно, я встречался с девушками. Но редко знакомился сам. И никогда не относился к ним серьезно. Служебные романы, где все получается само собой, короткие и ни к чему не обязывающие, как разговор с попутчиком в поезде; девушки на пару ночей, подхваченные в баре; одноразовые встречи в клубах знакомств. Все просто и необременительно. Никаких обязательств, никаких продолжений. Два человека спасаются от одиночества осенним вечером. Два человека спасаются от одиночества летним вечером. Два человека спасаются от одиночества зимним вечером. Два человека спасаются от одиночества весенним вечером. Вот и все.

…Первый раз я встретил Вик у букиниста. Около стойки стояла высокая, небрежно одетая девушка. Свободная футболка, надпись на спине «Don't worry», мятые льняные штаны в тонкую красную полоску и босоножки. Все приобретено в каком-нибудь магазинчике на Такесита-дори.[1] Темно-красные волосы с ярко-желтыми прядями топорщатся в разные стороны. Весь ее вид говорил: у меня есть дела и поважнее, чем стоять перед зеркалом.

А потом она обернулась и что-то спросила у меня. И я понял, что она действительно может не думать о том, как выглядит. Человек с таким лицом не может выглядеть плохо. Как не может плохо выглядеть заходящее за гору солнце или сама гора, за которую заходит солнце. Нет, она не была красивой. Нос чуть больше, чем нужно, губы слишком тонкие, острые скулы, глаза чересчур широко расставлены… Все чуть-чуть слишком. Сразу было видно, что она метиска. В стране, где на дверях баров вешают таблички «Только для японцев», это едва ли не преступление. Но ее лицо, собранное из отдельных несуразных деталей, приковывало к себе взгляд, разбивало вдребезги мгновение настоящего и заставляло замереть само время. Мельком глянув на него, уже невозможно было отвести глаза.

Оно притягивалоОгонек керосиновой лампы и мотылек.Опаленные крылья.

Об этом я подумал, увидев ее лицо.

Я не расслышал вопроса, и мне пришлось переспросить. Она посмотрела на меня так, словно я наступил ей на ногу – с удивлением и возмущением. Позже я понял, что она всегда смотрит так, если кто-то недостаточно внимательно ее слушает. Отпущенная человеку жизнь слишком коротка, чтобы повторять одно и то же два раза. Так считала Вик. Впрочем, на то у нее были веские основания.

Она повторила вопрос. Я ответил. Она отвернулась.

Больше ничего. Мимолетное соприкосновение двух мирков. Едва заметное касание. Для нее оно ничего не значило. Для меня, по большому счету, тоже.

Меня поразило ее лицо.

Я знал, что долго его не забуду.

Но в этом не было ничего общего с сексуальным интересом. Вообще ничего здесь не было. Просто очень необычное лицо.

Лицо, останавливающее время.

Потом она ушла. Я хотел заговорить с ней, но, пока собирался с духом, она ушла. Угловатые, резкие движения, нервная походка. Эти штаны, слишком широкие внизу, обвивающиеся при ходьбе вокруг худых щиколоток.

Такая вот встреча.

Здесь, наверное, нужно немного рассказать о себе. Но я этого делать не буду. Чем больше мы говорим о себе, тем труднее остаться самим собой. Настоящее «Я» растворяется в словах, тает, как туман над рекой Тикуго в рассветный час.

Я не хочу превращать самого себя в тень того фантома, который создается при помощи слов. Так что ограничусь тем, что скажу: я – это я. Я хожу, ем, сплю, думаю и чувствую. Живу так же, как миллионы других людей. Во всяком случае, принципиальных отличий не замечал.

Мне тридцать лет. У меня неплохая работа в рекламном агентстве. Точнее, у меня чертовски хорошая работа в чертовски крупном рекламном агентстве. У меня небольшая, обставленная по последнему слову моды квартира на востоке Накано. Я люблю коктейли и терпеть не могу громкую музыку. Я люблю читать и терпеть не могу плохое освещение в комнате. Нужно, чтобы было светло, как в эпицентре ядерного взрыва, либо чтобы царил абсолютный мрак. Говорит это что-нибудь обо мне? Ничего. Только то, что у меня, как и у всех, есть свои заскоки.

Странно, но никто не интересуется по-настоящему важными вещами. Кем работаешь? Сколько получаешь? Куда ездишь отдыхать? Какая машина, и когда ты менял ее последний раз? Вот и все, что интересует других. Ну, плюс еще «какое любимое блюдо?» и «есть ли семья?»… Даже если я подробно и добросовестно отвечу на все эти вопросы, что вы узнаете обо мне? И никому не придет в голову спросить, что я чувствую, когда летней ночью смотрю на двух мерцающих в темноте светлячков. Или когда слушаю шелест ветра в зарослях тростника туманным осенним утром.

Хотя, спроси меня кто-нибудь об этом, вот так, вдруг, я бы решил, что с этим парнем не все в порядке. Необычное, пусть даже и желаемое, очень часто заставляет нас устрично захлопнуть створки … Мы давно превратились в моллюсков. Мы можем быть открытыми, только пока вокруг все спокойно и привычно. Любое отклонение от правил воспринимается как угроза самому существованию.

Я моллюск. Я лежу в прохладной темной воде на глубине в несколько десятков метров. Мне тихо и спокойно… Меня окружают лишь пушистые водоросли. Я привык к их ленивому колыханию. Они привыкли к моей неподвижности. Нам уютно и скучно вместе. Невыразимо скучно… Когда я умру, рядом не окажется никого, кто взялся бы это опровергнуть. Потому что моя жизнь неотличима от смерти.

Лицо девушки преследовало меня еще несколько дней. Стоило закрыть глаза, оно было тут как тут. Неправильное и противоестественно притягательное. Раздражающе навязчивое. Как непрошеный гость.

Но постепенно ежедневные мелкие заботы и хлопоты сделали свое дело – лицо стало появляться все реже и реже, а потом забылось вовсе. Наши заботы – надежный щит.

Каждое утро некое подобие зарядки, стакан апельсинового сока, йогурт или тарелка хлопьев. Путь на работу. Костюм Paul Smith, рубашка Brioni, галстук Kiton, туфли Versus. Мы живем в мире брендовой дифференциации населения. Портфель от Montblanc скажет о тебе больше, чем ты смог бы рассказать о себе на двухчасовой исповеди. Запонки от Cartier лучше всяких слов показывают, чего ты добился в жизни.

Никого не интересует, как ты чувствуешь себя, когда приходит пора гасить свет в спальне и оставаться один на один с самим собой. Часы Titoni, ручка Montegrappa, зажим для галстука Dunhill – значит, ты в полном порядке. Значит, ты не зря прожил последние десять-пятнадцать-двадцать лет.

Что с того, что по ночам ты вынужден глотать снотворное? Зато под окнами стоит Toyota Mark II – и значит, тебе нечего волноваться.

Костюм Mexx, рубашка Givenchy, галстук Nina Ricci. Путь на работу. В бесконечном потоке трудовых муравьев.

Телефонные разговоры, тексты, отчеты. Все бумажки переписаны по несколько раз, на каждой проставлен номер, номер занесен в табличку, таблички и бумажки разложены по папкам, которые в свою очередь переписаны, пронумерованы, занесены в другие таблицы и разложены по другим папкам. Я пишу, переписываю, укладываю, нумерую, снова пишу. Так до бесконечности. Стрелка ползет убийственно медленно. Я завидую львам, которые спят двадцать один час в сутки. У них на заботу о пропитании уходит лишь три часа. У меня – куда больше. Потому что забочусь я не столько о себе, сколько об обществе, в котором живу.