Филип Дик - Время собираться
– Знаешь, это странно. Все это. То, что ты делаешь. В каком-то смысле и я мог бы испытывать отстраненный интерес. Безличный, чисто интеллектуальный. Как Карл на моем месте.
– К чему интерес?
– К твоим поступкам. К тому, как ты ведешь себя со мной. К тому, что ты делаешь сейчас.
– А я и не подозревала, что я сейчас что-то делаю.
– Ты так враждебна. Ты винишь меня еще больше, чем раньше, разве нет? Больше, чем до… чем до вчерашнего дня. А если это случится еще раз, то ты будешь винить меня еще больше. Каждый раз, когда это случается, с тобой происходит одно и то же. Тобой воспользовались. Тебя ограбили. Это все я придумал. Я тебя заставил. Я повалил тебя на кровать и расстегнул тебе брюки.
– По-твоему, я так думаю?
– Что-то в этом роде. После каждого раза проходит какое-то время. Как после вчера. Ты забываешь, что было на самом деле. Что ты и сама хотела этого не меньше, чем я. Об этом ты не помнишь. Помнишь только то, что случилось. Опять. И ты винишь меня. Я же вижу, как все это окутывает тебя, как облако. Облако ярости. Ледяной враждебности по отношению ко мне. Но меня обвинять бессмысленно. Это и твоя вина.
Барбара кивнула.
– Я знаю.
– Правда?
– Да. Знаю. Так что, может, хватит об этом? Поговорим о чем-нибудь другом?
Верн был уязвлен.
– Полагаю, мы можем. – Он прочистил горло. – О чем захочешь.
– Ну, вот и давай сменим тему.
– Ладно. Поговорим о чем-нибудь другом. Сколько у нас еще времени?
Барбара взглянула на часы.
– Еще минут десять.
– Хорошо. – Верн подумал. – Давай поговорим о том, что ты делала сегодня. Говоришь, тебе понравилось? Тебе было весело?
– Да.
– О чем его трактат?
– Об этике. Что-то о морали. О власти разума. О свободной воле. Я слегка вздремнула.
– Что, так запутано?
– Нет. Все довольно ясно. Но я все время отвлекалась на другие мысли.
– А он будет читать тебе еще?
– Да.
– Скоро?
Барбара не ответила.
– В чем дело? – спросил Верн.
– А почему тебя волнует, будет ли он читать мне еще?
Верн встал.
– Думаю, я лучше пойду. Не можешь не брать меня на пушку, да? Ты же так обижена и хочешь подраться со мной.
Барбара пожала плечами.
– Иди, если хочешь. У тебя есть еще семь минут.
– Я останусь. – Он тяжело сел, весь расплывшись по стулу. Какое-то время он сидел, скрестив ноги, и дергал себя за рукав.
– Карлу понравилось тебе читать, – пробормотал он через время. – Он говорит, это имеет для него большое значение.
– Хорошо.
– Ты начинаешь ему нравиться. Когда я собирался сюда, он спросил у меня совета.
– О чем?
– Его интересовало, не слишком ли ты стара для него.
– Стара? В каком смысле?
– Он не сказал. Сам еще не знает. Может, он и не разобрался еще, какие тут вообще есть смыслы.
– Может быть.
– Но он начинает тобой интересоваться. Смутно. У него сейчас чувство, что тебе приятно читать. Очень туманно и расплывчато. Ничего общего с сексом. Он странный парень. Очень отзывчивый в интеллектуальном плане. Не тупой, не глупый. Но в определенных аспектах его мозг словно бы не функционирует совсем. Слепые пятна. Как будто он не слышит или не понимает.
– Он вел иную жизнь, чем мы.
– Может быть, и так. Носится вокруг, как бешеный. Такое чувство, что на него можно орать и орать, а он даже не услышит.
– Зависит от того, что орать.
– Верно. Но ты позволишь снова читать тебе эту чепуху?
– Да. А что, ты против? Вчера ты, кажется, думал…
– Нет. Я не против. Продолжай, если хочешь. Может быть, так и надо. Я уже ничего не знаю. Но надо же нас как-то спасти.
Барбара кивнула.
Верн не сводил с нее глаз.
– Я… я прав? Все дело в этом? Ты хочешь избавиться от меня и от всего, что… что я олицетворяю?
Барбара не ответила. Она молча курила, глядя в пространство. Верн неловко поерзал.
– Скажи что-нибудь, черт тебя побери! Отвечай.
– Отчасти да, наверное.
– И тогда ты скажешь, что мы квиты?
– Я думала, мы это уже выяснили.
– Но мы еще не все сказали.
– По крайней мере мне так казалось. Разве не этим мы занимались? Вчера…
– Мы говорили об этом. Но разве мы пришли к решению? – Голос Верна был сух и тих.
– Я думала, да.
– Ясно. Что ж, может быть, ты права. Значит, все решено? И ты смоешь свои грехи кровью агнца. – Верн встал и пошел к двери. У двери он остановился, помедлил. – Только помни одно.
– Что именно?
– Для того, чтобы добыть из агнца кровь, его надо зарезать.
– Именно так.
Верн сунул руки в карманы.
– Знаешь, Барбара, мне кажется, ты делаешь ошибку.
– Да?
– Такие вещи никогда не срабатывают. Это как на Новый год. Когда все принимают решения. Избавиться от плохих старых привычек, выбросить их в окно. А они через пару дней снова здесь. Как будто никуда не исчезали. Волевые решения не срабатывают.
– А что срабатывает?
– Не знаю. Искреннее обращение, наверное. Я вообще мало об этом знаю. Но церковь говорит, это помогает. Когда вся душа поднимается к богу. А не просто поворачивает к нему свое лицо.
– Может быть, это и есть искреннее обращение.
– Выглядишь ты все так же. – Он снова подошел к ней. – Вообще-то отлично выглядишь. Ни слова против. Даже с босыми ногами и в грязных штанах. И вытянутом жакете.
– Это была твоя идея. Ты первый об этом сказал. Что через него…
– О господи. Выдумка. Простая выдумка, страшилка. Из тех, какие приходят на ум бессонной ночью.
– Но мы испугались, не так ли? – тихо сказала Барбара. – Нам обоим было страшно. Даже тебе, Верн. Тебе тоже было страшно. Не мне одной.
– Это было вчера. – Верн криво усмехнулся. – Целых полтора дня назад. Неужели ты все еще об этом думаешь?
– Да.
– Советую тебе все забыть. Я передумал. Можешь не обращать внимания на мои предыдущие заявления. Теперь я думаю совершенно иначе.
– А я нет.
Верн захохотал. И сел на кровать с ней рядом.
– Карл такой большой. Он тебя в лепешку раздавит. Ты просто не выживешь.
Барбара сдержанно улыбнулась.
– Неужели тебе и впрямь нужен кто-нибудь в этом роде? Чтобы вечно носился туда-сюда, натыкался на вещи, болтал без умолку? Погоди. Может быть, подвернется кто-нибудь получше. Еще чище. Еще невиннее. Еще девственнее. Ты погоди. Нет нужды хвататься за первую палку, которая попалась под руку. Лес велик.
– И палок в нем много. Это я помню.
Верн положил руку ей на плечо.
– Подожди, когда увидишь, как вспорхнет голубка. Не спеши. У тебя вся жизнь впереди.
Барбара не отвечала. Верн обнял ее одной рукой, погладил по шее. Кожа у нее была теплая и слегка влажная у края волос, над воротом. Он медленно гладил ее, сдавливая пальцами упругую плоть. Барбара молчала. Только слегка покачивалась в такт движению его пальцев. В пепельнице догорала ее сигарета. Дым поднимался к лампе и закручивался в спираль возле абажура.
– Здесь мило, – прошептал Верн.
– Да.
– Ты превратила это место во что-то особенное.
– Спасибо.
– Я еще помню. Время прошло, но я помню. Как ты изменила ту комнату. В Касле. Где была вечеринка. Ты помнишь? Когда я увидел тебя впервые. Ты сидела одна в дальнем конце комнаты. Одна. Совсем одна. Но твое присутствие что-то прибавляло. Как сейчас. Оно превращало ту комнату в особое место. Вот как эту, теперь.
– Я помню.
– Давно это было. С тех пор столько всего случилось.
Барбара едва заметно кивнула.
– Да.
Пальцы Верна напряглись на ее шее. Она оставалась прямой и твердой. Он чувствовал под кожей натянутые мускулы. Как стальные тросы.
– Расслабься. А то ты как пружина.
Она слегка расслабилась.
– Так-то лучше. Не заводись. Разве что-нибудь случилось?
– Да вроде нет.
Медленными круговыми движениями он растирал ей шею. Она слегка откинулась назад, закрыла глаза.
– Отлично. Ты не возражаешь, что я это делаю? Нет? Тебе это полезно.
– Да?
– Разумеется. Физиотерапия. Врачи рекомендуют. Считается, что она успокаивает.
Барбара кивнула.
– Правда. Очень успокаивает.
– Вот и хорошо. Значит, ты не против?
Долгое время она не отвечала. Верн следил за ней. Ее глаза оставались закрытыми. Казалось, она где-то далеко. Не с ним рядом. О чем она думает? По ее виду не скажешь. Он тоже молчал. Приятно было ощущать пальцами ее плоть. Полную, теплую. Он коснулся ее волос. Сухие, жесткие. Тоже здорово. Его пальцы давили на ее мышцы и сухожилия, проникая в теплую глубину.
Барбара вздохнула.
– Все хорошо? – спросил Верн. Он подвинулся к ней поближе. В комнате было тихо. Никто не нарушал молчания.
– Верн.
– Что?
– Кода ты узнал, сколько мне было лет, ты должен был меня отпустить. Это было неправильно. Я была слишком молода.