Ава Деллайра - Письмо на небеса

– Бим-и-бам-и-бом – ведьмы-вылетели-вон!

Она разжала пальцы, и лепестки тут же улетели, подхваченные ветром. Мэй тихо рассмеялась и посмотрела на меня так, словно искала что-то в моем лице.

Я попыталась улыбнуться в ответ, но вместо этого у меня вырвалось:

– Билли говорит, что я буду такой же красивой, как ты.

– О чем это ты? Когда он такое говорит?

– Когда вы уезжаете. Когда он… берет меня в свою машину.

Ее лицо изменилось. На нем отразился страх, от чего я испугалась еще больше. Мэй заплакала и больно вцепилась мне в плечи.

– Что случилось, Лорел? – прошептала она. – Что он сделал?

– Это неважно, – ответила я, отчаянно желая обо всем этом забыть. – Все нормально. – Я судорожно думала, как остановить слезы сестры. Мне хотелось, чтобы она снова стала волшебной феей и защитила меня от всего. – Мэй, ты помнишь… Помнишь, как ты летала?

– Да, – тихо сказала она, слегка улыбнувшись.

А потом встала. Она пошла по рельсам, раскинув руки как крылья. У меня пропал голос. Я хотела позвать ее, но словно была в другом месте. Не здесь, не в своем теле. И в следующую секунду… ее словно унес от меня ветер. Когда я закричала «Мэй!», было слишком поздно. Она не слышала меня. Она исчезла. Она уже исчезла.

– Мэй! Мэй! – звала я ее снова и снова, но мой голос тонул в шуме реки.

Она ушла туда, куда я не могла последовать за ней, и я, оцепенев, сидела на мосту, ожидая, когда она вернется. Вернется за мной. Звуки реки слышались мне шепотом далекого океана, урчанием моторов едущих в отдалении автомобилей. Но ни одна из машин не приближалась. Дорога была пуста и темна, как ночное небо без света звезд.

Дорогой Курт,

Тетя Эми похрапывает сейчас в соседней комнате. Она вошла ко мне после нашего телефонного разговора с мамой, и я плакала и плакала. Когда я наконец успокоилась, она приготовила мне чай и попыталась меня разговорить. Я сказала ей, что мне сегодня просто очень грустно, и спросила, можно ли пораньше лечь спать. Однако уснуть я не смогла, поэтому написала вам письмо, а потом не знала, чем еще себя занять. Из окна шел весенний воздух. Он пах так же, как в ночь смерти Мэй – цветением в ночи и пробивающимся через холод теплом. Одиночество стало невыносимым.

Я взяла мобильный и увидела, что пропустила звонок от Ская. Я чуть не нажала на кнопку вызова, но затем убрала палец. Потом, уговорив себя, что между нами уже не осталось ничего, что бы можно было разрушить, я позвонила ему.

Уже была полночь, но он все равно поднял трубку.

– Привет, – ответил он.

– Привет.

– Я волновался за тебя.

– Мне нужно… Я у тети и мне просто нужно… Я не могу здесь находиться сейчас. Ты не мог бы приехать за мной и забрать меня отсюда?

Он несколько секунд помолчал.

– Хорошо.

Я вылезла в окно и ждала Ская, дрожа от холода в одной толстовке. Когда я села в его пикап, Скай не посмотрел на меня. Он не отрывал взгляда от лобового стекла.

– Куда ты хочешь поехать?

– На старое шоссе. – В это мгновение я поняла, что должна это сделать.

– Уверена? – спросил Скай.

Я кивнула.

И мы повернули на дорогу, на которой я не была – если не считать воображения – с самой смерти сестры. У меня резко участилось дыхание.

Мы подъехали к мосту, и я попросила:

– Останови здесь.

Я заставила себя открыть дверцу и выйти. Подошла к краю моста и продолжала идти вперед. Поставила одну ногу на рельс. Раскинула руки. Ночь застыла. Ни ветерка. Ничего, чтобы толкнуть меня в сторону.

Я ощущала под одной ногой тонкую полоску металла, будто гимнастическое бревно из нашего детства, а под другой – ровную поверхность земли. Видела Мэй, идущую вперед, раскинувшую руки в стороны. Видела ее волшебные крылья. Как они трепещут, пытаясь ее удержать. Не дать упасть. Но я их сломала. Я вижу, как эти крылья, похожие на китайскую шелковую бумагу, отрываются, и сестра падает вниз. Я вижу, как они падают вслед за ней – медленно, словно листья. Но ее тело. Ее тело не такое легкое, как они. Оно исчезает до того, как я слышу всплеск. Тело сестры, рядом с которым я спала. Тело сестры, отбирающей у меня одеяла и заворачивающейся в них подобно буррито, так что я дрожала и придвигалась к ней, чтобы хоть чуть-чуть согреться. Она пахла яблоками, мятой и летней землей. Я хотела пойти за ней. А потом услышала Ская:

– Что, черт возьми, ты делаешь?

Я убрала ногу с рельса. Почувствовала, как Скай хватает меня.

– Не подходи так близко к краю. Ты пугаешь меня.

Внизу шумела река, спокойно текущая вперед, будто вовсе не она украла у меня тело сестры. Я повернулась к Скаю и начала говорить, потому что уже все потеряла:

– Она оставляла меня. Оставляла одну в кино с парнем, который делал со мной… всякое. Я знаю, что она этого не хотела, но я была так… так зла на нее. – Я сказала это. Сказала это вслух.

– Лорел, – потянулся ко мне Скай, – конечно, ты злилась на нее. Кто этот парень?

– Это неважно. Друг Пола. И я пыталась рассказать ей о том, что случилось, а она… она так расстроилась. Боюсь, это убило ее.

– Почему ты так думаешь? Что произошло?

Я все ему рассказала, а когда закончила, он посмотрел на меня и произнес:

– Ты не виновата, Лорел.

– Но если бы я не допустила того, что случилось, или если бы я никогда ей этого не сказала, то, может быть, она все еще была бы с нами.

– Перестань. Ты не можешь винить в этом себя. Может быть, она все еще была бы с нами, если бы не пила. Или если бы ветер в ту ночь дул в другом направлении. Ты сводишь себя с ума этими мыслями. Она сделала свой выбор. Теперь ты должна позаботиться о себе. Это самое лучшее, что ты можешь сделать для нее. Этого бы она для тебя хотела.

Я смотрела ему в глаза и медленно понимала: я рассказала обо всем Скаю, и не произошло ничего плохого. Не произошло ничего ужасного. Он все еще рядом. Стоит прямо передо мной.

– Ты не ненавидишь меня?

– Нет.

– И не боишься?

– Нет. Я лишь хочу, чтобы ты знала, что больше не должна позволять делать с собой те вещи.

Он обнял меня, и меня прорвало. Я зарыдала.

– Как она могла оставить меня жить здесь без нее? Я так по ней скучаю. Я люблю ее. Я хочу, чтобы она повзрослела и стала той, кем должна была стать. Хочу, чтобы она взрослела вместе со мной.

Скай дал мне выплакаться, а потом увел от моста.

– Давай уедем отсюда, – сказал он, открыв дверцу пикапа.

Мы забрались внутрь и поехали обратно.

Скай вел машину на приличной скорости, но не слишком быстро. Просто идеально, всю дорогу. Как и всегда.

Искренне ваша,

Лорел

Дорогая Амелия,

Иногда кажется странным то, что солнце продолжает восходить и светить, как будто ничего не случилось. Когда я проснулась сегодня утром, птицы чирикали, как ни в чем не бывало, и на улице заводились машины. Я с трудом заснула после того, как ночью вернулась с моста, и веки еле разлеплялись. Прилагая героические усилия, чтобы вылезти из постели, я почему-то подумала о вас. О вас, на крохотном островке, на котором вы, возможно, приземлились и прожили свой век точно потерпевшая кораблекрушение.

Я представила, каково это – ждать, что кто-то тебя спасет. Складывать костры и подавать дымовые сигналы, исчезающие за облаками. Как долго вы прожили на этом островке со своим штурманом? Кто из вас умер первым, а кому пришлось оплакать другого?

На острове Гарленд, лежащем близ островка Хоуленд, на котором вы должны были в то утро совершить посадку в середине Тихого океана между Австралией и Гавайями, обнаружили свидетельства деятельности человека. Там нашли куски оргстекла, сходного с тем, что было вставлено в окно вашего самолета, каблук от туфли, может быть принадлежавшей вам, птичьи и черепашьи косточки, кострище, осколки от бутылки из-под кока-колы, видимо, использовавшейся для того, чтобы вскипятить воду. А потом, совсем недавно, отыскали куски разбитой баночки из-под крема для разглаживания морщин, такой формы и размера, какие делали в то время, когда вы были живы. Все знали, что у вас есть морщинки, от которых вы хотите избавиться.

Одеваясь, я думала об этой маленькой баночке, оставленной как доказательство. Она казалась мне очень хрупкой в сравнении с вашим волевым лицом, смело обращенным к миру.

В школе этим утром уже все знали о том, что Натали с Ханной целовались на вечеринке. Я видела, как Ханна шла по коридору, и один из футболистов крикнул ей вслед:

– Не хочешь устроить тройничок?

– Две пары грудей лучше, чем одна, – добавил его друг.

Велев им заткнуться, я поспешила за Ханной, но она повернула за угол и быстро ушла.

На английском Натали сидела весь урок, натянув на голову капюшон толстовки, а после звонка вскочила и ушла до того, как я успела с ней заговорить.