Маша Царева - Золушки для холостяков
– Я, собственно, по этому поводу к тебе и пришла. Не можешь кое-что посмотреть для меня в его личном деле?
Она воровато огляделась по сторонам и с сожалением призналась:
– Не могу. Вот если только Марья Петровна выйдет из кабинета… Да и то. Мне знаешь что за такое может быть?
– Знаю. Строгий выговор, не больше. Но я готова это компенсировать. – Я незаметно достала из кармана двадцатидолларовую купюру и положила ее на Ингин стол, прямо поверх разложенных карт.
Расставаться с деньгами было жалко. На эти деньги я планировала подстричься или сходить на маникюр – в общем, ублажить хоть как-нибудь руины собственной красоты. Придется отложить мероприятие до следующего месяца, потому что информация была куда важнее ухоженных волос и ногтей.
Инга задумчиво повертела бумажку в руках, а потом убрала ее в карман джинсов, причем с таким видом, будто бы ей взятки дают каждый день и она делает мне преогромное одолжение.
Я это стерпела.
Инга повернула к себе монитор компьютера и пощелкала клавишами.
– Вот. Личное дело твоего. Что тебе конкретно надо посмотреть, семейное положение, что ли?
– Нет. Имя. Сыромятин – это ведь псевдоним, да?
– Не знаю, – Инга пощелкала мышкой, – ой, а ведь и правда псевдоним! А я и не знала. Какая у него смешная фамилия!
У меня упало сердце.
– Какая?
– Синица, – усмехнулась Инга, – Николай Синица. Так что тебе про него надо узнать? Я и адрес могу дать, и даже телефон его родителей.
Она честно пыталась отработать свои двадцать долларов. Наверное, она удивилась, когда я, беспричинно побледнев, попятилась к двери.
– Да нет, больше ничего не надо. Спасибо тебе большое, – пробормотала я на прощание.
Ни Альбина, ни Танька, ни я сама больше никогда не заговаривали о Сыромятине. Но я почему-то уверена, что каждая из нас нарушила торжественно данное подругам обещание и позвонила-таки обманщику для пламенного выяснения отношений и расставления точек над известной буквой русского алфавита.
Во всяком случае, я поступила именно так – продержавшись всего лишь полтора дня, набрала-таки номер его мобильного телефона в надежде договориться о встрече. Наверное, это глупо, но мне хотелось услышать объяснения лично от него. И еще – втайне я надеялась, что Сыромятин расскажет мне о некоем роковом обстоятельстве, заставившем его поступить именно так.
«Абонент временно заблокирован», – ответил мне бесстрастный механический голос.
А я набирала его номер снова и снова, хотя и не могла отделаться от нарастающего с каждой минутой внутреннего ощущения, что телефон отключен неспроста и что это может значить только одно – голоса Сыромятина я больше никогда в жизни не услышу.
Когда мужчина услышал в телефонной трубке ее голос, он даже обрадовался. У него не хватало духу позвонить ей самой, и он малодушно откладывал неприятное дело.
– А я уезжаю, – почти бодро объявил он.
– Куда? – оторопела женщина.
– В другой город, – уклончиво объяснил он. На самом деле путь его лежал в Питер, где жил его ближайший друг, который давно говорил, что грамотному редактору не проблема найти достойную работу в Северной столице. Но рассекречивать свой маршрут он, естественно, не собирался.
– Значит, это все? – сухо уточнила она.
– Все, – после небольшой паузы подтвердил он.
– Но как ты можешь? Я столько лет… Нет, это невероятно!
– Варенька, успокойся, – устало вздохнул он, – объективно без меня тебе будет лучше. – Про себя он добавил: «А мне без тебя».
– Коля, но я тебе звоню, чтобы сказать, что я приняла решение… Мы можем быть вместе! Плевать на эти деньги, все равно у меня ничего не получается. Что было, то прошло.
Как бы счастлив он был услышать эти слова хотя бы год назад, но она права – что было, то прошло.
– Варюша, успокойся…
– Мы могли бы снять квартиру. Переехать в другой район. Я тоже могу на работу устроиться… А может быть… Может быть, все-таки получится с продюсерством. Я подумаю, полистаю записную книжку…
– Когда ты так унижаешься, мне хочется плакать, – грустно признался он.
Он знал, что за этим последует. Она так самолюбива, что не пропускает мелких издевок мимо ушей.
– Я? Унижаюсь?! – взвилась Варвара. – Да ты хоть соображаешь, с кем разговариваешь?! Да ты просто мелкая сошка, а я… Да ты…
Вздохнув, он медленно положил трубку на рычаг. Телефон тут же зазвонил снова, но он, подумав, выдернул из розетки шнур.
Все.
Долги прошлому отданы, он может начать все с чистого листа.
И пусть сердце его было раздавлено замшелым ледяным камнем под названием «неподъемный комплекс вины», пусть ночами он выкрикивал в пахнущую потом тишину разные женские имена, зато… Зато много ли есть в Москве мужчин, которым в «слегка за тридцать» дается шанс все начать сначала?
Варвара.
Она всегда была моей «полуподружкой» (а Танька прозвала ее когда-то «полудружкой»).
Вот почему она ко мне привязалась. А я-то, наивная, думала, что причина ее внезапно укрепившегося дружеского расположения – одиночество, терзающее безработную одинокую девушку денно и нощно (хотя насчет ночей я бы поспорила) напролет.
Вот почему она хотела, чтобы я всегда была на виду.
Вот почему она с таким маниакальным упорством пыталась устроить мою личную жизнь, знакомя меня с Закидоновым, нагловатым олигархом Гогой и подсовывая мне самых отпетых бабников высшего общества.
Ей было нужно, чтобы с моим именем был связан громкий скандал. Желательно такой, который муссировался бы в кулуарах, а значит, дошел бы и до редактора известного «желтого» журнала Бориса Сыромятина. А может быть, ход ее мыслей не был столь сложным и многоступенчатым. Может быть, она бы просто сделала соответственные фотографии и в нужный момент подсунула бы их Борису. Может быть, даже кто-то из моих появившихся в последнее время «кавалеров» был с ней заодно. Вряд ли это был Гога – с человеком такого калибра мелкой сошке Варе вряд ли удалось бы договориться. А вот модный художник Вольдемар Закидонов – вполне. То-то его поведение показалось мне странным – вроде бы он и ухаживал за мной, и даже пытался напроситься на чашечку кофе, однако в глазах его не было того особенного блеска, который появляется только тогда, когда смотришь на желанную женщину.
Вспоминаю, чем были заполнены наши общие с Варварой вечера, и мне становится страшно из-за того, что я умудрилась не замечать, как умело мною манипулируют.
Когда мы выясняли отношения, Сыромятин сказал, что впервые обратил на меня внимание не тогда, когда я подошла к нему, выпячивая новообретенные коллагеновые губы, а много раньше, когда рассматривал вместе со своей подругой фотографии с редакционной корпоративной вечеринки. Мол, подруга (которой была Варвара) сказала, что у меня интеллигентное лицо. А на самом-то деле она просто узнала меня и прикинула – если что, она сможет без особенных проблем ко мне приблизиться. А уж когда герой-любовник ухитрился спутаться с моими ближайшими подружками… Тогда она и подавно решила держать меня в поле зрения.
Разобраться с ней мне еще предстояло.
В тот вечер Варя пригласила меня на богемное мероприятие – открытие выставки концептуального искусства, проходящее в полузакрытой широко известной в узких кругах галерее «Чертово колесо».
Когда я услышала в трубке ее беззаботный голос, я думала, что сорвусь, наору на нее по телефону, потребую объяснений, завизжу, обзову ее сукой. В то же время я знала, что ни к чему продуктивному это не приведет: Варя просто бросит трубку, потом отключит телефон, а потом, возможно, даже сменит сим-карту.
И я сдержалась. Я весело согласилась пойти с ней на эту дурацкую выставку и даже ради такого случая достала из шкафа ни разу не надеванное платье а-ля матросский костюмчик.
– Какая ты хорошенькая! – бросилась ко мне Варя. – Как хорошо, что ты принарядилась. Я тебя как раз хотела предупредить…
– О том, что ты собиралась с кем-то меня познакомить? – сузила глаза я.
– Ну да, – удивилась моей прозорливости Варвара, – и не только. Во-первых, здесь будут твои старые знакомые. Закидонов приглашен в качестве VIP-гостя. А Гога – помнишь Гогу? – частично спонсирует все это мероприятие. Кстати, он мне потом звонил и сказал, что ты – супер. Так что рекомендую воспользоваться моментом.
Дверь, ведущая в галерею, была крутящейся и деревянной – до этого мне никогда не приходилось видеть столь причудливого синтеза новых технологий и нарочитой допотопности. В этой двери я чуть не застряла – не то от неожиданности, не то из-за общего нервозного настроения.
– Не позорь меня, – прошипела Варвара, – не хватало еще растянуться у входа. Лучше пойдем разыщем Гогу. Он обрадуется.
– Подожди, – я удержала ее за рукав. Но Варенькины движения были столь порывисты, что тонкая ткань с треском порвалась, обнажив ее загорелую руку.
