Питер Бенсон - Две коровы и фургон дури

Я нашел свою бутылку, отпил еще глоток и вернулся к работе. Когда я закончил, солнце стояло очень высоко и настало время обеда. Я вернулся в трейлер, сделал себе сэндвич, сел за стол у окна и ел, глядя в небо. С запада в нашу сторону медленно плыло единственное во всем синем океане белое облачко, на бреющем полете пикировали ласточки, а седой хвост, оставленный пролетевшим самолетом, пушился по краям и расползался в стороны. На минуту день показался мне совершенно мирным, словно все кости земли улеглись на покой. Вдалеке залаяла собака. Примерно за милю отсюда. Она лаяла пять минут подряд, а когда замолчала, я закрыл глаза и полчасика подремал.

Глава 26

На вечернюю дойку пришла подмена, так что я отправился домой навестить маму. Она уже поднялась с постели, сказала, что чувствует себя намного лучше и не понимает, что тогда на нее нашло. Мама возилась на кухне, варила куриный суп. Помешивая бульон деревянной ложкой, она рассказала мне, что в молодости ей казалось, что за ней всюду следует белая кошка с черными лапами и черной кисточкой на хвосте.

— Нет, когда все шло нормально, кошки не было, но она всегда появлялась, как только я начинала о чем-то беспокоиться. Она старалась не попадаться мне на глаза, караулила за углом. Словно приглядывала за мной. — Мама попробовала бульон на соль, качнула головой, добавила щепотку и продолжала: — А ты что-нибудь подобное в своей жизни видел?

— Нет, никогда, — сказал я. — А что, кошка и сейчас ходит за тобой?

— Нет, представляешь, она исчезла, когда мне было примерно столько лет, сколько тебе сейчас.

— И что это значит?

— Не думаю, что это вообще что-то значит. Просто она была да сплыла, только и всего. Знаешь, Малыш, с возрастом мне все больше кажется, что у вещей нет скрытых значений. Мы рождаемся на этот свет, выполняем свое предназначение, умираем. Вот и все. Иногда мы грустим, иногда смеемся и чаще всего сами выбираем, смеяться нам или грустить. Человек сам должен научиться пользоваться тем, что ему дано природой. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Начинаю понимать.

— Хорошо. — Мама еще раз попробовала суп и одобрительно кивнула. — Ты сегодня дома ночуешь?

— Нет, вернусь на ферму. Думаю, что утром доить буду я.

— Ты хороший мальчик, — сказала мама задумчиво, — но такой… доверчивый… — Она улыбнулась, и я увидел, как болезнь начала быстро-быстро уползать с ее лица, собралась на макушке и растаяла над маминой головой, как поднимающийся из трубы легкий дымок.

Мама принялась молоть перец, а я отправился на ферму. Когда стемнело, ко мне заявился Спайк на доисторическом мопеде, одолженном у приятеля. Мопед был совсем никакой, передняя фара расколота, все сиденье в дырках. Одно крыло держалось на единственном винте и дребезжало при езде, а пердел этот драндулет, как небольшая петардная фабрика. Спайк поставил мопед за трейлером и постучал в дверь. Наверное, мне следовало послать его подальше, но он смотрел на меня, как больная бездомная дворняга, остановившаяся в дождь у темного крыльца.

— Можно войти? — спросил он.

— Валяй.

Спайк сел за стол, а я вытащил из холодильника пару бутылок пива. Я вскрыл свою ногтем и жадно присосался к ней, а он только вертел бутылку в руках, тер наклейку и шмыгал носом. Он выглядел совсем забитым, потерянным, поникшим. Я рассказал ему о стрельбе около придорожного кафе и о том, как Диккенс взял меня в заложники… Я думал, он будет ахать от ужаса, но он только спросил:

— Так чё, выходит, моему фургону конец?

— Похоже на то, по крайней мере последний раз я его видел обернутым вокруг столба.

— А дурь?

— Тебя все еще интересует дурь?

— Ну да.

— Это вещественное доказательство. Скорее всего, ее отвезли в полицейское хранилище.

— Ах вот как, — сказал он.

— А чего ты ожидал?

Он покачал головой, глядя в пол, почесал голову и пробормотал:

— Уеду я отсюда на фиг.

— А куда?

— Все равно куда… Может быть, в Уэльс. Там я хоть на работу устроюсь.

— Наверное, устроишься, — сказал я, — но это значит, что ты решил сбежать. Раньше ты никогда не бежал от неприятностей.

— Да плевать мне! Я от всего этого устал.

— Вы только послушайте его! Ты устал?

— Да. — Он наконец открыл бутылку и сделал глоток.

— Интересно, а как, ты думаешь, чувствую себя я?

— Не знаю.

Я рассказал ему про угрозы Диккенса и дал пощупать желвак на макушке.

— Они собирались меня убить!

— Вот дерьмо!

— Не без того. И все из-за твоей проклятой дури.

— Ладно, я точно уеду в Уэльс… — Он помолчал, сделал еще один глоток и выдохнул сквозь сжатые зубы: — Не могу я здесь больше оставаться. Боже, что я за гребаный идиот!

Я готов был с ним согласиться, но в этот момент в дверь постучал мистер Эванс. Я открыл, и он спросил меня:

— Эллиот, ты сейчас свободен?

— Да, а в чем дело?

— Мне только что позвонил мистер Робертс. — Мистер Робертс работал управляющим на соседней ферме. — Там две наших коровы проделали в изгороди дыру. Он отвел их к себе во двор.

— Хотите, чтобы я сходил забрал их?

— Да, если тебе не сложно.

— Сейчас схожу. — Когда я произнес эти слова, я почувствовал, как что-то необъяснимо странное зашевелилось прямо в центре моего живота и разбежалось по рукам и ногам. Может быть, то, чего я ожидал все эти двадцать с хвостиком лет, заползло наконец внутрь, как паук заползает в постель, медленно, старательно перебирая тонкими лапами, ощупывая воздух впереди себя, вращая дюжиной всезнающих глаз. Волшебное существо, мягкое и жуткое, с тисками во рту и программой в голове. Оно двигалось по моим жилам, плескаясь в моей крови, и я почувствовал себя легким, пружинистым, упругим, готовым ко всему. Я встал, вытащил еще одну бутылку для Спайка, велел ему не высовываться и вышел в ночь, вооруженный палкой и фонарем.

Ферма мистера Робертса находилась подальше за дорогой, в самой низкой части долины, не доходя моста через реку, и продолжалась на другой стороне реки. Я шел быстро, постукивая палкой по изгородям, высматривая первые появляющиеся в небе звезды. Где-то ухнул филин. Кто-то — то ли лиса, то ли барсук — шмыгнул в темноту прямо из-под моих ног. Опять заухала сова, а вдалеке, ближе к мельнице Столи, глухо взревел двигатель машины.

Я дошел до калитки в изгороди, вошел на поле и оглянулся на ферму мистера Эванса. Свет в трейлере горел, я даже разглядел голову Спайка — темный силуэт на фоне окна. Тут Спайк протянул руку и задвинул занавески. За холмом мелькнули фары автомобиля и пропали. Я пошел дальше. Совы перекликались в лесу. Мама когда-то говорила мне про сов и про их перекличку, но я не мог вспомнить, что именно. Наверное, что-нибудь связанное с судьбой или с древними обрядами. А может, и нет. Я зевнул. Двигатель снова взревел, на этот раз немного ближе, а затем заглох, и больше я его не слышал.

На мосту я остановился и перегнулся через перила, чтобы посмотреть, как булькает вода, перепрыгивая через камни. С деревьев на меня разноголосо орала стая грачей. В воздухе пахло горелыми листьями.

Я ступил на тропинку, ведущую к ферме мистера Робертса, и, когда дошел до ворот, его собака залаяла. Собака колли, здоровенная, с обтрепанными ушами, бегающая на длинной цепи по всему двору. Я подошел к задней двери и постучал. Мистер Робертс, невысокий мужчина с удивительно белыми зубами, вышел ко мне в одной майке. Спущенные подтяжки болтались на уровне коленей. В зубах у него торчала неизменная трубка.

— А, Эллиот! Я как раз тебе поджидаю. Вон твои красавицы, стоят во дворе.

Он натянул сапоги и поманил меня за собой. Ферму мистер Робертс содержал в идеальном порядке, ничего не скажешь. Все было вычищено, надраено, разложено по местам. У парадного входа припаркован его мини-комбайн «масси-фергюсон». Коровы стояли в углу и жевали сено, которое мистер Робертс насыпал им в укрепленную на стене железную сетку.

— Хорошие коровки, спокойные, — сказал он.

— Они у нас такие, — сказал я.

Он раскрыл ворота и придержал их, пока я слегка постучал палкой по крупам коров, выгоняя их наружу. Я пожал ему руку на прощание.

— Ты завтра придешь починить изгородь, хорошо? — спросил он. — Я заделал дыру железной сеткой, но она долго не продержится.

— Первым делом приду. Не беспокойтесь.

Я побежал вперед догонять коров — надо было проводить их обратно в стадо.

Они шли неторопливо, и я положил каждой руку на спину и гладил их шелковистую шерсть. Грачи все не унимались, совы тоже, а когда мы переходили мост, запах горелых листьев стал так силен, что я даже огляделся по сторонам в поисках остатков костра.

— Ладно, прибавьте шагу, — сказал я коровам, и мы начали взбираться на наш холм.

А через секунду я услышал треск. Я говорю «треск», но я точно знал, что это был выстрел. Негромкий, но очень ясный. Сначала я не понял, что он мог означать. Мало ли кто решит пострелять, у нас и по ночам некоторые пуляют. Но потом я услышал еще один выстрел, который звучал по-другому. Винтовка мистера Эванса! Я ударил коров по крупам палкой, заорал на них «Хо! Пошли!», и мы все вместе помчались вверх по холму.