Шерли Грау - Кондор улетает
Каждый день он просыпался еще до рассвета, изнемогая от жары двуспальной кровати. Он уходил в гостиную и снова засыпал на диване. В июле кожа у него пошла красными пятнами. Анна тотчас установила еще два вентилятора — от их гудения содрогался дом. Роберт, как от него и ждали, сказал, что чувствует себя заметно лучше. Красные пятна покрылись беловатой коростой, начала шелушиться. И не проходили.
Как-то утром в августе, когда Роберт стоял перед магазином Старика, оттягивая начало делового дня, он увидел Бетти. Она проехала в машине. Он был уверен, что узнал ее, и в следующие дни так же медлил перед дверью в надежде, что она проедет еще раз. Она так и не появилась. Иногда он видел ее во сне — снова и снова одно и то же. Она стояла в дверях подвала в тени бумажной шелковицы с широкими, как зонтик, листьями.
Может быть, он просто вспоминал это, а не видел во сне. Ему становилось все труднее различать сон и явь.
Часто у него возникало такое чувство, словно в его безупречном домике живет кто-то другой. Кто-то другой каждое утро отправляется на работу, каждый вечер возвращается домой. Кто-то другой ласкал гладкую кожу его жены и испытывал судорогу страсти.
Но Бетти позвонил Роберт, и Роберт сказал ей; «Я приеду сегодня в десять», и Роберт стоял в темноте и смотрел на очертания огромных листьев шелковицы на более светлом фоне неба. И ждал, когда отворится дверь.
Потом, подъезжая к своему дому, он подумал: я женат три месяца.
Анна сказала:
— Ты чем-то недоволен.
— Я просто устал, — ответил он. — Вот приму ванну, и все пройдет.
Он сидел в горячей воде, отходя после требовательных, жадных объятий Бетти, и думал: я женат три месяца. Только представьте себе. У меня есть кукольный дом и кукольная жена. Взгляните-ка на ее белый пеньюар, весь в прошивках и прошивочках.
Он встал и встряхнулся, как мокрый пес. Аккуратно, не нагибаясь, он вытер подошвы о коврик. Потом еще раз встряхнулся и вышел из ванной.
— У тебя такой прохладный вид, — сказала Анна.
— Я иду на кухню. По-моему, мне хочется есть.
Капли воды, высыхая, щекотали кожу. Чудесно. В холодильнике он нашел салями и нарезал ее. По кухне разлился запах чеснока. Вошла Анна. Он вдруг бросил салями и нож и потянулся к ее хрустящему пеньюару. Он заметил, что смеется: может, чеснок в самом деле помогает, как говорят старухи.
Он отправился к портному Старика и к поставщику его рубашек. «Шелковые рубашки», — распорядился Старик. «У меня от них кожа чешется», — заспорил Роберт. «Шелковые рубашки», — категорически повторил Старик.
И вот он стоит, пока с него снимают мерку для рубашек, которые он терпеть не может. Полюбуйтесь на меня, думал он, уходя. Полюбуйтесь.
Начался дождь — внезапный сентябрьский ливень: струи воды и зигзаги молний. Мимо медленно ехало такси. Роберт ухватился за ручку и впрыгнул внутрь. Лишь несколько капель успело упасть на плечи его белого полотняного костюма.
— Эспленейд, пожалуйста… Нет, погодите.
Он быстро распахнул дверцу. На тротуаре стояла женщина. Она еще не успела опустить поднятую руку, ее губы складывались в разочарованное «о!».
— Прошу прощения, что перехватил у вас машину! — крикнул Роберт. — Вам куда?
— Угол Канал-стрит и Бургунди. — Она говорила с легким акцентом.
— Я подвезу вас, если хотите.
Женщина заколебалась и посмотрела по сторонам.
— Послушайте, — сказал он, — я ведь не стану промокать до костей, чтобы показать, какой я джентльмен.
Она прижала пакеты к груди и юркнула в такси.
— Большое спасибо.
Поправив шляпу, она вытерла носовым платком брызги со щек. Машина наполнилась слабым запахом пряных духов.
Роберт решил, что одета она очень элегантно, хотя и с некоторой чопорностью. Почти никакой косметики, почти никаких украшений. Только маленькие золотые сережки и большие золотые часы. В самом строгом вкусе. И тем не менее было что-то…
Скользкие от дождя улицы были запружены машинами. Такси еле ползло. Роберт сидел в застывшей позе. Он не двигался и ничего не говорил. Он ждал.
— Надеюсь, я не заставила вас сделать большой крюк, — сказала она.
— Нет, — сказал он. — К тому же я буду только рад опоздать на работу.
— Вот и мой угол. Вон тот, следующий. — Она повернулась, и ее большие черные глаза под густыми черными бровями посмотрели прямо на него. — Может быть, сегодня отец не задержится. Если все ревматические старушки уже кончили изливать ему свои жалобы.
Она открыла дверцу и стремглав бросилась к подъезду. Вывеска над входом гласила: «Подводное царство».
Этот дождливый день тянулся для Роберта удивительно долго и скучно. Сначала счетные книги с Ламоттой, потом со Стариком на деловое свидание в отеле «Рузвельт». Старик покупал какую-то недвижимость на Лонг-Айленде.
Она теперь, наверное, уже дома. Как называются эти духи? Он помнил каждое слово, которое она произнесла в такси. И даже пересчитал их — тридцать два.
Старик неторопливо пожевывал нижнюю губу. Роберт подумал, что он, пожалуй, нервничает… Нет, не нервничает, а тревожится. Значит, то, из-за чего они едут туда, ему нужно. И очень.
Что ж, подумал Роберт, он всегда добивается того, что ему нужно…
Старик оставил Роберта ждать в вестибюле. Просто ждать. И ничего больше.
Длинный сводчатый зал был почти пуст — день кончался, вечер еще не наступил. За стеклянными дверями в обоих его концах все еще лил дождь. Проститутка в поисках клиента — миниатюрная, скромная — поглядела на него. Он покачал головой: ну, нет! Он подумал, не пойти ли в турецкую баню, но Старик не сказал, долго ли он там пробудет… Роберт прошел мимо цветочного киоска. Какие краски, подумал он. Какие краски! Только потому, что женщины любят цветы и какой-нибудь дурак обязательно их покупает…
Он вынул из бумажника двадцать долларов и поманил к себе рассыльного.
— Надо будет сходить за два квартала, — сказал Роберт. — Узнаешь мне адрес. По-моему, он врач. Я знаю, что у него есть приемная в доме с вывеской «Подводное царство». Сегодня он принимал только первую половину дня, и у него есть красивая дочь, которая говорит с испанским акцентом.
Рассыльный кивнул.
— И еще двадцать, если поторопишься.
Роберт ощутил в груди знакомые тиски волнения. Ты учишься действовать, сказал он себе. Усевшись под пальмой в углу, откуда ему был виден весь вестибюль, он закурил сигарету. Старик спустился только через два часа. Нужные сведения Роберт получил через пятнадцать минут. Взглянув на листок, он протянул еще одну бумажку в двадцать долларов. Ни единого слова; все было сделано, рассыльный исчез. Только листок шуршал у него в кармане.
Он снова подошел к цветочному киоску.
— Я хотел бы, чтобы по этому адресу в течение ближайшего месяца каждый день доставлялась одна роза. Без карточки.
Возвращаясь домой со Стариком в этот дождливый сентябрьский вечер, Роберт испытывал гордость оттого, что придумал эту комбинацию с цветами. Красивый ход.
Ночью, когда Анна рядом с ним уже крепко спала, дыша глубоко, ровно и удовлетворенно, он подумал напоследок: пожалуй, я завтра опять позвоню Бетти.
Через месяц он позвонил темноволосой девушке:
— Вам понравились цветы?
Крохотная пауза.
— А вы всегда так экстравагантны?
— Только когда этого требуют обстоятельства.
— Ну и чего еще они требуют?
— Это я предоставляю вашему воображению.
Она засмеялась, и тут он уловил ее неуверенность. Горло его сжала знакомая судорога, в животе похолодело. Она согласится. Охотничий инстинкт не обманул его.
Ее звали Эйлин Гонсалес, и весь следующий год он встречался с ней почти каждую неделю. У нее было безупречное смуглое тело и крупные, высокие, широко расставленные груди. Ему казалось, что они смотрят в разные стороны.
Год с Эйлин Гонсалес был отличным годом. Чудесным годом… Из-за нее он построил двухкомнатный рыбачий домик на протоке Курвиль. Им нужно было место, чтобы встречаться, — надежное место, потому что она была порядочной девушкой и об обычных меблированных комнатах и слышать не хотела. До его домика от города был час езды — в сухую погоду. Даже она чувствовала себя там в безопасности.
Ему нравились эти лесистые песчаные холмы. Он видел там следы медведей и оленей, но ни разу ничего не подстрелил. Он видел рыбу в протоке, но у него даже не было удочки. Он позаботился о том, чтобы кровать была новой и очень удобной, и этим ограничился.
И там как-то в день, полный солнечных зайчиков, Эйлин сказала:
— Я выхожу замуж.
— Чудесно! — Он почувствовал облегчение. Черт, какое облегчение он почувствовал! — Я очень рад за тебя.
— Ты мог бы хоть немного огорчиться.
— Детка, я же знаю, что каждая женщина хочет выйти замуж. А он хороший человек?
