Борис Штейн - Контрафакт
Как-то Леониду Петровичу случилось раздобыть для продажи толстенную книгу почти на тысячу страниц на мелованной бумаге и в сафьяновом переплете. Книга называлась «Москва – энциклопедия». Расходилась, между прочим, неплохо. Леонид Петрович полюбопытствовал, что там написано про спортивный комплекс, в котором размещался книжный клуб. В энциклопедии про спортивный комплекс сообщалось, что построен он в 1975–1980 годах в соответствии с Генпланом развития Москвы и что это уникальный по конструктивному решению закрытый стадион – одно из крупнейших в мире большепролетных сооружений. И вот что получилось: уникальное сооружение снабдили уникальными унитазами. Их уникальность заключалась в несмываемости. Это какие же нужно было выдумать формулы, лекала и матрицы, чтобы произвести в результате такие порочные отливки! Мощный водопад, низвергающийся в унитаз при нажатии клапана, ударял во все стенки, впадины и выпуклости белого друга, оставляя без воздействия саму кучу. И когда шторм стихал, скала оставалась непоколебленной. Поэтому человек, озабоченный нуждою, дергал не одну дверь, прежде чем находил пустой унитаз.
Однажды Леонид Петрович вот так потянул одну из дверей за кем-то прикрученную скобку. Дверь поддалась с сопротивлением и сдернула за собою спрыгнувшего с унитаза посетителя. Тот, спрыгнувший, придерживая штаны, уставился на Леонида Петровича, а Леонид Петрович в свою очередь уставился на незадачливого паренька, потому что это был не кто иной, как Валера, бывший Лешкин вороватый грузчик, исчезнувший месяц назад. Было отчего придти в замешательство.
– Одевайся, поговорим, – сказал Леонид Петрович. – Я подожду в умывальнике.
– Ну здорово, Валера, – сказал он через минуту. – Как же ты решился появиться-то здесь?
– А я не Валера, – был неожиданный ответ. – У Валеры зрение хорошее, а я, видите, в очках.
На Валере-невалере действительно были очки в дешевой пластмассовой оправе черного цвета.
– Чудеса! – удивился Леонид Петрович.
– А я его брат Харитон, – пояснил, как теперь уже понятно, Валерин брат. – Мы близнецы.
– Ну и что ты здесь делаешь, Харитон?
– А вы что, Валеру знаете?
– Ну, он рядом со мной работал.
– Не у вас?
– Нет, не у меня.
– А у кого?
– А зачем тебе, Харитон?
– Я хочу на работу устроиться вместо Валеры.
– А ты знаешь, что Валера тут наследил?
– Наследил? Как наследил? Нет, не знаю.
– Приворовывал твой брат и еле ноги унес, когда раскрылось. Не знал?
– Нет, не знал. Да не может быть. Он шалопутный, вообще-то, но все ж не вор. Хотя… – Харитон задумался. – Он как-то в карты проигрался капитально, может быть, тогда…
– А ты сам в карты – как?
– Я – нет, – твердо сказал Харитон. – Я вообще в азартные игры не сажусь. – Подумав, добавил: – Я и учился лучше него…
– А как насчет – прихватить, что плохо лежит? – поинтересовался Леонид Петрович.
– Да никогда в жизни! – возмутился Харитон. – Да я лучше с голоду…
«И чего я привязался к нему? – подумал Леонид Петрович. – Он же к Лешке пришел, пусть Лешка и разбирается!» Но спросил напоследок:
– А до того, как сюда придти, кем работал?
– В бригаде был, маляром. А бригада распалась, – ответил, как отрапортовал.
– Ладно.
Лешка Харитона на работу не взял. Грузчик ему нужен был позарез, но – не взял Харитона.
– Валера – не Валера, – сказал он, – не возьму. Больно похож. Каждый день будет настроение портиться.
А Леонид Петрович подумал-подумал, да и взял Харитона в помощь Вадику. У Вадика появился теперь подчиненный.
Леонид Петрович с Мариной готовились к сезону. К большой их досаде, Лешка сорвал генеральный план перекачки левака, оттеснил от тверского Ромы на задний план. Но и на заднем плане были перспективы. Нет, конечно же, не столь масштабные, но все же. Кое-что удавалось получить у Горюнова, кое-что – у Князя Мышкина. Июнь обещал дать первые обороты, и нарастающие деньги предстояло вкладывать в тех же Князя, Горюнова и Рому, который уже получил прозвище – Дон-Кихот.
Излишне говорить, что и Лешка, и Вова Блинов, и все другие клубники ждали июня, как спортсмены – старта.
Однако левак леваком, но существовали ведь и другие книжки, самые что ни на есть «правые». Выпускали их в основном два издательства: «Просвещение» и «Иволга». «Просвещение» – государственное издательство, плавно переплывшее из океана застоя в море перестройки. А «Иволга»…
Плачет где-то иволга,Схоронясь в дупло…
Леонид Петрович, как первый раз услышал название этого издательства, так с кончика языка слова есенинские и сорвались.
Плачет где-то иволга,схоронясь в дупло.Только мне не плачется —На душе светло…
Кто же это выдумал такое название лирическое? Учредители издательства – вот кто. Молодые ребята, говорили, что – из Харькова и что все – выпускники физмата. Может, так, а может, нет, но похоже, что так. Леониду Петровичу пришлось с ними познакомиться: и с коммерческим директором, и с генеральным. Оба были тогда молоды – до тридцати, оба хорошо воспитаны, речь интеллигентная, простая и правильная, а также – неистребимый южный акцент, так что очень может быть, что и из Харькова.
У Леонида Петровича была тогда книжная палатка в Люберцах, и он рыскал по городу на своей «Таврии», выискивая то, что может вызвать интерес, а стало быть, и уходимость. И вот – попал в «Иволгу» и надолго в ней зацепился. Молодые основатели «Иволги» в отличие от многих своих коллег не были литераторами и не привнесли в новый бизнес своих пристрастий и вкусов. Они провели чисто коммерческое исследование с целью узнать, что же больше всего заинтересует массу сбросившего тоталитарное иго населения. И определили две темы, два названия, овладевшие вне всякой конкуренции душами граждан распадающейся державы.
Первая тема «Богатые тоже плачут», и вторая тема «Просто Мария». Кто-то грелся у костра, спалившего обветшалые идеи, кто-то ниспровергал вождей последнего призыва, кто-то рыдал над осколками империи, кто-то черпал ковшом суверенитет и пил его, захлебываясь и проливая на пиджак, кто-то ругал на всякий случай евреев. Но большинство-то, большинство-то населения всех пятнадцати республик спешило завершить дела и споры, чтобы успеть к сроку к телевизору, не пропустить очередную серию южноамериканских страстей.
«Иволга» не утруждала себя приданием художественности тексту. Сухой перечень действий и событий был сродни милицейскому протоколу, но, снабженный кадрами из телесериалов, пользовался потрясающим успехом. И Леонид Петрович не чурался, нет: прогнал через свою палатку в Люберцах сотни и тысячи томов этой антихудожественности.
У «Иволги» к тому времени имелось несколько комнат в 22-этажном офисном здании, а также внушительный склад-ангар. В комнатах были выгородки для отделов, около десятка. компьютеров, в конторке склад-ангара тоже мерцал компьютерный монитор. В то время это впечатляло.
Потом были и другие темы и серии – любимое кино («В бой идут одни старики», «Москва слезам не верит» и т. д.), отечественный детектив, библиотека приключений, библиотека юмора… И всегда попадание по линии спроса было не менее 90 %. «Иволга» обошла многих соперников на несколько кругов.
Многих, но не всех. Сращиваясь и укрупняясь, уничтожая или поддерживая друг друга, на первое место выходили мощные издательские синдикаты с вынесенными за город складами, напоминавшими целые городки с подведенными к ним железнодорожными ветками для снабжения регионов. «Иволга» утрачивала лидерство. Нужно было найти способ если не опередить толпу, то выделиться из нее. И харьковские физики нашли: образование.
Во вновь созданную редакцию учебной литературы плавно, но быстро перетекла добрая половина редакторов, а за ними и традиционных авторов государственного издательства «Просвещение». Соблазненные не столько деньгами, сколько свободой творчества, они за три-четыре года создали уйму альтернативных учебных пособий, некоторые из них пользовались широчайшей популярностью. Едва в «Просвещении» истекал срок того или иного авторского договора, как оказывалось, что автор или наследники автора уже примкнули к «Иволге». К концу 90-х годов уже не менее половины учебников, пособий, справочников, рабочих тетрадей и словарей выпускала «Иволга».
На клубе в бесконечном подвальном помещении, состоявшем из нескольких складских и двух офисных комнат, уставленных стеллажами и залитых светом, располагалась дилерская фирма «Иволги». Она называлась – «Март» – по именам возглавлявших ее двух братьев, Марата и Тимофея, тоже из Харькова. «Март» платил администрации клуба немалые деньги за полный эксклюзив: кроме его трех точек никто не имел права торговать «Иволгой». Эта монополия позволяла держать высокие цены. Книги «Иволги» всегда стоили в пол тора-два раза дороже аналогичных «просвещенческих». Какие деньги крутились в хозяйстве харьковских мальчиков, можно было только гадать.
