Иржи Грошек - Большая реставрация обеда

– Давно у вас живет? – поинтересовался ветеринар, указывая на мою собачку, но не подходя к ней близко.

– Четыре месяца, две недели и четыре дня, – отвечал я. – Никак не могу нарадоваться, и поэтому время летит быстро.

Марыся деловито почесывалась.

– Здоровая крыса, – порадовался вместе со мною ветеринар. – Килограмма на три потянет.

– В смысле? – не понял я. – Неправильно питается?

Ветеринар стал медленно перемещаться по кабинету, ни на секунду не выпуская Марысю из виду. Потом взял с полки толстенную книгу, кажется «Жизнь животных», чем попросту спровоцировал мою Марысю на резкую литературную критику. Она хихикнула и бросилась на ветеринара. Тот, не задумываясь, треснул ее по башке книгой, и у Марыси пропало желание с ним дискутировать.

– Очень виноград любит, – вставил я, чтобы хоть как-то вызвать взаимную симпатию между Марысей и ветеринаром.

– А бетон не жрет? – уточнил ветеринар. – В общем так, – добавил он, – сейчас я осторожненько достану металлическую клетку, и будем надеяться, что прутья выдержат… Будем надеяться, будем надеяться, – дважды повторил он. – А что нам еще остается делать?

Последний вопрос ветеринара я посчитал риторическим.

– А что с ней? – справился я о здоровье Марыси с заметным беспокойством. – Повышенный холестерин?

– Шизофрения! – поставил диагноз ветеринар. – Не у нее, а у вас! – уточнил он. – А это взрослая африканская крыса, и очень странно, что до сих пор она никого не загрызла…

– Кто – крыса?! – возмутился я. – Сам ты – крыса! А это – такса! Леопольд-Адальберт-Эрист-Фридрих-Отокар-Междуцарствие!

– Ага, – подтвердил ветеринар. – Как только загоним вашего Отокара в клетку, я предлагаю тщательно протереться спиртом. И не снаружи, а изнутри!

– Не стану я с вами протираться! – взбунтовался я.

– Тогда будем делать уколы против бешенства, – насторожился ветеринар. – Мне кажется, что этот Фридрих все-таки тяпнул вас пару раз.

Подобная ветеринарная помощь не лезла ни в какие ворота!

– Извольте мою собаку называть пристойно и полностью! – заявил я, брызгая слюной, как огнетушитель. – Леопольд! Адальберт! Эрист! Фридрих! Отокар! Междуцарствие!

– Боюсь, что так много имен мне одному не запомнить, – туманно заметил ветеринар и вызвал, гад, санитаров.

Мы с Марысей как увидели этих садистов – так и заняли круговую оборону. Кстати, если загнать мою таксу в угол, она дерется очень неплохо. А я, вооруженный двумя стетоскопами, и вовсе смотрюсь как ниндзя. «Йаааа! Йаааа!» Во всяком случае, три санитара нам не помеха! Поэтому гад-ветеринар поглядел-поглядел, как мы ловко с Марысей отмахиваемся, и вызвал всех медицинских братьев. Ну, прямо Шао-Линь какой-то в белых халатах, а не ветеринарная клиника. Так что минут через тридцать все-таки заломали нам лапы и вкололи успокоительного.

А как только психотропные средства на нас подействовали, собрался медицинский консилиум. Докторов набежало – уйма, ветеринарной и специальной практики. Развесили по стенам иллюстрации из «Жизни животных» и «Гибели этнических папуасов» и принялись объяснять нам с Марысей – кто есть кто. Ну, со мной-то все ясно, надо лишь изредка посещать психдиспансер, а вот Марыся действительно оказалась тростниковой «крысей», по научному Thryonomys. Из самой Северной Африки! Длина тела – 60 сантиметров, длина хвоста – 25 сантиметров, склонна к ночному образу жизни. Теперь будет знать хотя бы, где ее родина – к югу от Сахары. Там Марысиных родственников – целых шесть видов!

– И фто зе, нам теферь нельзя фить фместе? – уточнил я, будучи под психотропными средствами.

– Фить фместе фам нельзя, – подтвердил главный ветеринар, потирая поврежденную челюсть. – Но мофно фидеться в зоофарке!

Так нас насильственно разлучили. Меня под сирену «скорой помощи» доставили домой, а Марысю с мигалками отвезли в зоопарк. Где поместили в надежную клетку, как будто она закоренелый преступник без права досрочного освобождения. И теперь я дважды в неделю хожу к ней на свидания, потому что – чаще не пускают. Подкармливаю виноградом, читаю вслух Джерома Клапку Джерома и презираю табличку, которую прикрепили к Марысиной клетке:

А вчера я купил в магазине белила, замазал эту табличку и написал:

Совокупность психических аномалий – это человеческий фактор!

Актер Устинов любил подвыпить и сыграть на местной сцене фашиста. Потому что внешностью обладал самой арийской и выходил на подмостки как есть! То есть даже не гримировался для своих представлений. Волосы рыжие, глаза навыкате, как завопит «Папиррре, битте!!!», так либо ребенок в первом ряду описается, либо филармонический оркестр. И вот однажды, в самый разгар пьесы, когда с партизанами завязался нешуточный рукопашный бой, с актера Устинова свалились штаны прямо на сцену. Поелику веревка, на которой держались эти фашистские реквизиты, не выдержала драматического напряжения. Зрители, настроенные позитивно, стали рукоплескать партизанам, что в ходе решающего сражения оставили фашиста без порток. Однако актер Устинов, вместо того чтобы сделать книксен и драпать со сцены, вошел окончательно в роль и принялся бить партизан, не по Станиславскому, а по-настоящему. Ну, вылитый фашист, хоть и в семейных трусах по колено! «Я, – говорит, – не позволю всякому кушать подано позорить свою профессию! Гитлер капут!» – говорит, а сам расстегнул китель, порвал на груди тельняшку и лупит каждого партизана в ухо! То ли шнапса, гад, обожрался, то ли родной самогон на него так подействовал, но партизаны, помирая от хохота, стали падать в оркестровую яму целыми партизанскими соединениями! Хронология исторической драмы была нарушена, и, когда озверевший актер Устинов остался на сцене один, пришлось давать занавес! Однако зрители тоже никак не могли успокоиться и бешено рукоплескали, отчего этот занавес давали еще тридцать три раза. Ведь правду жизни ничем не скроешь! Это я больше про трусы, чем про фашистов…

И явилось ему двенадцать посланников – возвестить о пришествии Йиржи Геллера. И были те посланники – его персонажами. И мог он делать с ними – все что хотел…

План реставрации,

или Периодическая1 таблица Йиржи Геллера

[26]

1 + 3 = ПЕРСОНАЖ;

9 – ПИСАТЕЛЬ = АПЕРИТИВ;

ПИСАТЕЛЬ + ПОДДЕЛКА = 8;

10: ПОДОБИЕ + ПОДДЕЛКА = КНЕДЛИКИ…

И так далее по Валтасару, не без помощи Менделеева. Словом, «дважды все сосчитано, взвешено и предопределено».

Толкование

Прага. После миллениума

На втором году от Первого Издания чешская пани по имени Вендулка составила обширные примечания к роману Йиржи Геллера «Реставрация обеда».

«Сделала Хлоя!» – три раза она написала…[27]

Летом 2002 года на городской Книжной ярмарке была замечена женщина, которая разжигала смуту с полного попущения администрации. Она бродила по рынку и наводила свои порядки, невзирая на многочисленных покупателей. Эта дикая женщина брала с прилавка новую книгу современного автора, осматривала со всех сторон, бормотала какое-то замысловатое ругательство: «Эники-беники ели вареники» – и перекладывала «бестселлер» на другое торговое место. После чего перемещалась в пространстве, снова брала в руки книгу и кидала ее на другой прилавок. Отчего меж известных издательств происходила смута, поскольку каждый считал, что его «бестселлер» позабористей. На вопрос – зачем она это делает, женщина отвечала, что пред Литературой все равны – и писатели, и издатели. На вопрос – какой Институт дал ей право судить о «бестселлерах», как о капусте, женщина отвечала презрительным смехом, в связи с чем и была заподозрена как литературный критик. Схвачена и предъявлена полиции для идентификации…

Ей припомнили, что год назад произошло страшное падение читательского спроса – на двадцать восемь немецких миль, в какую сторону ни пойди от Праги. Она отвечала угрозами, что зовут ее Вендулкой, а читательский спрос еще больше уменьшится, если издатели будут и дальше штамповать такие, с позволения сказать, «бестселлеры». Что же касается уважаемых писателей – они предстанут в глазах потомков полными идиотами, если не прекратят заниматься подобной лабудой. Вследствие чего стало совершенно ясно, что оная Вендулка готова признать себя виновной в актах вандализма и наведении порчи на современную литературу, но только в радиусе восемнадцати немецких миль, в какую сторону ни пойди от Праги. Праведный и компетентный суд под председательством Оперуполномоченного, посовещавшись, решил возложить ответственность за остальные десять немецких миль, где случилось падение читательского спроса, на поселковые библиотеки, дабы подчеркнуть свою объективность в данном процессе…