Сергей Борич - За кулисами Apple, iЛИ Тайная жизнь Стива Джобса
— Вы меня убиваете! Вы меня убиваете! Вы стараетесь уничтожить меня!
Дойл встает. Пук следует его примеру. У него на лице такая широкая улыбка, что кажется, будто кожа сейчас треснет. Ему явно нравится это зрелище.
— Спасибо, что нашли время навестить нас, — говорит Дойл. — Мы остаемся на связи.
Выйдя из здания, мы с Бобби останавливаемся на ступеньках и смотрим на машины, которые нескончаемым потоком движутся по мосту «Золотые ворота». Бобби на удивление спокоен. Он не произнес еще ни слова с тех пор, как мы вышли из конференц-зала. Полдень уже миновал, и улицы заполняются народом. Они несут в руках свертки с захваченными из дома обедами и рассуждают о последней трансляции «Американского идола» или еще о чем-то таком же. На какое-то мгновение я даже завидую этим придуркам. Мне хочется ощутить, каково это — быть толстым, ни о чем не думать и наслаждаться жизнью, впиваясь зубами в сэндвич с ветчиной, вызывающей рак.
— Стив, — говорит Бобби, — вы меня извините, но нам надо пересмотреть наше соглашение.
— Что, вы хотите повысить ставки, потому что я для вас слишком сложный клиент?
— Да нет. Дело не в этом. Я ухожу.
— Как это понимать?
— Я отказываюсь представлять ваши интересы. Дела в духе Кеворкяна не в моем вкусе.
— Что за Кеворкян?
— Доктор, который помогал уходить из жизни своим пациентам. Это не мой хлеб. Вам придется поискать себе другого адвоката.
— Послушайте, Бобби, мне очень жаль. Я буду вести себя лучше.
— Нет, вы не сможете. У вас натура другая. Я Тому с самого начала говорил. Есть только один тип людей, интересы которых я не могу защищать. Знаете, кто это? Социопаты. И знаете, почему? Не потому что они плохие люди. Они просто не придерживаются определенного направления. Они никого не слушают. И знаете, что еще? Все главы компаний, с которыми я до сих пор встречался, — социопаты.
Он достает из нагрудного кармана пиджака солнечные очки и цепляет их на нос.
— Удачи вам, — говорит он, улыбаясь и пожимая мне руку, а потом спускается по ступенькам, блестя на солнце волосами, густо смазанными гелем.
Невелика потеря. Честно говоря, мне кажется, что он не такой уж и хороший адвокат.
48
з
Одна из моих сильных сторон — а может быть, и самая сильная — заключается в том, что я никогда не прислушиваюсь к чужому мнению. Однако это заявление Бобби ди Марко насчет социопатов отчего-то засело у меня в голове и не дает покоя. Действительно ли я социопат? Конечно, имеются определенные свидетельства в поддержку этого тезиса. Зак Джонсон меня ненавидит. Моя жена тоже почти ненавидит. Меня ненавидит все правление. Мои коллеги-руководители настолько ненавидят меня, что даже сняли здание в другом городе, чтобы только от меня избавиться. Даже Джаред отказывается работать со мной. Он остался в штаб-квартире и посылает мне всю корреспонденцию с курьером.
Что ж, возможно, я и в самом деле социопат. Моя душа идет темными путями. Виной всему разлагающее влияние людей, с которыми мне теперь приходится общаться и которые разрушают мою карму. В самом начале своей карьеры я имел дело с учеными и инженерами, устраивал по пятницам вечеринки на автостоянке у офиса, ходил есть пиццу с ананасами и вел беседы о микропроцессорах и оперативной памяти. Мне нравилась та жизнь. Я любил создавать вещи. Нет ничего лучше момента, когда ты собираешь прототип, щелкаешь выключателем, электроны начинают курсировать по схемам, и вдруг, словно по волшебству, машина оживает.
Но сейчас моя работа заключается не в этом. Теперь мне приходится постоянно мотаться в Лос-Анджелес и обратно и проводить бессмысленные совещания с придурками из музыкального бизнеса и мира кино.
На следующий день после того, как Бобби заявил мне, что я второй Чарлз Мэнсон, я лечу в полном одиночестве в своем самолете в Лос-Анджелес, где уже поджидает лимузин и привозит в пентхаус отеля «Шато». Я опять остаюсь один. Общаться мне здесь придется только с людьми, к которым я испытываю абсолютное презрение. От их присутствия у меня мурашки бегут по спине.
На мой взгляд, это самые низкие души на всей планете. Даже когда я нахожусь с ними в одной комнате и дышу одним воздухом, то ощущаю тошноту. Побыв рядом с ними, я всегда омываюсь освященной водой. Это не инженеры и не изобретатели. Они ничего не создают и ничего не строят. Единственная их работа — заключение сделок. По сути дела, они преступники.
Более того, во всех этих совещаниях нет ни малейшего смысла. Это какая-то разновидность театра кабуки. В действительности всю работу осуществляют юристы. Тем не менее любой руководитель звукозаписывающей студии или кинокомпании настаивает на встрече с Эль Джобсо, где мы взаимно уверяем друг друга в собственной значимости и в том, как мы уважаем друг друга и ценим наши взаимоотношения.
Разумеется, стоит мне только уйти, как они тут же начинают врать, мошенничать и нарушать собственные обещания. Такие люди могут что-то говорить, преданно глядя вам в глаза, а в следующее мгновение поклясться, что никогда ничего подобного не говорили. Вы можете потратить годы, обсуждая какую-то сделку с этими сукиными сынами, воевать за каждую фразу и каждое слово соглашения. В конечном итоге вы подписываете контракт и думаете: «Все, дело сделано». Ничего подобного. Подпись на листе бумаги для них ничего не значит, будто они ее никогда и не ставили. Они продолжают и после этого давить на вас, что-то дополнительно выторговывать, произвольно изменять сроки, завышать цены. Они атакуют вас как пчелиный рой. И вся эта свора живет за ваш счет.
Именно с такими чувствами я прилетаю каждый раз в Лос-Анджелес. Эти парни представляют собой помесь Тони Сопрано, Билла Гейтса и инопланетных монстров. Даже если вам удастся поймать их на одной лжи, они не извиняются, а тут же переходят ко второй. И в этом они достигли совершенства, так как занимаются подобными вещами всю жизнь. Они не одно десятилетие записывают певцов и снимают актеров. Для этого им не требуется особой ловкости или ума, Главные их качества — это наглость, бесчувственность и бесстыдство. Они похожи на воров, крадущих кошельки у беспомощных старух. Сделать это нетрудно, но какой же сволочью надо быть? Таков мир кино. То же самое можно сказать и о музыкальном бизнесе. Они варятся в этом соку уже так давно, что забыли о возможности другого образа жизни.
Пребывание в Лос-Анджелесе начинается с совещания в компании «Disney». Первым делом Айгер в течение тридцати минут рисует мне мрачные картины, вскрывшиеся с опционами «Pixar». Затем по расписанию встреча с Майклом Джексоном, который пытается всучить всем подряд свою идею фильма о сверхгерое, которому он решил дать имя «Суперстар». «Disney» не собирается снимать этот фильм, но Айгеру и его сотрудникам охота повеселиться, слушая презентацию Майкла. Двадцать высших руководителей компании сидят за столом, а по всем углам зала заседаний торчат телохранители Майкла. Затем входит Тито и торжественно объявляет: «Леди и джентльмены, позвольте представить — Суперстар!»
В зал входит Майкл в красной шляпе, черных брюках в обтяжку и синей рубашке с большой белой буквой «С» на груди. Он объясняет, что будет играть роль главного героя, который родился на Земле, но в действительности является сверхсуществом с другой планеты и призван спасти Землю от злодеев.
Айгер с непроницаемым лицом говорит:
— Майкл, вашего героя зовут Суперстар, а вы выглядите слишком молодо. Вы не находите это несколько странным?
Майкл приходит в страшное раздражение и начинает объяснять:
— Боб, «Суперстар» — это вовсе не от слова старый. Вы понимаете? Его имя означает «сверхзвезда», это как бы намек на его космическое происхождение.
Руководители компании втихомолку хихикают и пихают друг друга ногами под столом, но Майкл, похоже, не замечает этого. Айгер говорит:
— О, простите, это моя ошибка. Я очень сожалею. Продолжайте.
Майкл вещает о том, что этот фильм станет самым великим за всю историю кинематографа, поэтому он хотел бы получить пятьдесят миллионов долларов до начала съемок, а затем двадцать процентов от всех кассовых сборов.
— И учтите, белые проходимцы, что я вырос в этом бизнесе. Я знаю все ваши грязные трюки. Если вы не согласитесь на мои условия, то я просто перейду на другую сторону улицы и найду таких же белых сволочей, которые с удовольствием мне заплатят. У вас двадцать четыре часа на размышление.
Он щелкает пальцами и удаляется своей знаменитой «лунной» походкой. Его команда тянется следом. Диснеевское руководство разражается хохотом. Потом все расходятся по своим кабинетам, где будут до конца дня делать вид, что читают почту, разговаривать по телефону или еще чем-то заниматься, что в Голливуде считается работой.
49
