Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2009)
не мог вспомнить.
— Пошли, — сказал Стас, надевая куртку
— Куда?
— Пошли-пошли, увидишь…
— Не знал, что тут у вас открыли китайский ресторан.
— Да не китайский он. Скорее межнациональный. Работают здесь то ли китайцы, то ли корейцы, то ли фиг их знает кто. Самое главное, готовят они неплохо.
— Ага, — сказал я, уминая за обе щеки лапшу.
Неловкость вроде бы начала исчезать. Может быть, она совсем испарится, как только мы допьем пиво? Так всегда: алкоголь помогает людям легче понимать друг друга. И вообще, может, людям стоит постоянно находиться в состоянии легкого неагрессивного алкогольного опьянения и так будет достигнуто всемирное взаимопонимание?
— Сегодня странный день, правда? — спросил Стас.
Я удивился: с чего он взял? Про ключи я ему еще ничего не сказал, да даже если бы и сказал, это не такая уж странность: забыть ключи.
Мы говорили ни о чем, но как раньше.
Он сказал:
— Видел тут твою жену.
— Бывшую жену.
— Какая разница. Выглядит усталой.
— Знаю, заходил к ней сегодня.
— Заходил? Зачем?
— За ключами. Думал, оставил у нее запасные.
— Нашел?
— Чего?
— Ключи?
— Нет, а у тебя их случайно нет?
— Не-а. Ты мне не давал. А что случилось?
— Дверь захлопнулась.
— Дверь захлопнулась?
— Ага.
Мы недолго молчали просто так, и не было никакой неловкости между нами — мы могли бы молчать так несколько часов, не мучаясь вопросом: “А что бы такого сказать?”
Друг спросил:
— Ты знаешь такого ученого, Николая Крошкина?
— Нет, а что?
— Да так, ничего.
— Это как-то связано с моей захлопнувшейся дверью?
— Нет, никак не связано.
— А зачем ты спросил?
— Просто так.
— Просто не бывает.
Он улыбнулся. И я понял, он действительно спросил просто так. Наш маленький диалог напомнил мне лучшие дни нашей дружбы, когда мы постоянно шутили, ни к чему серьезно не относились, развлекались вовсю и понимали друг друга с полуслова.
— Если хочешь, можешь переночевать у меня. Вторая комната свободна.
— Нет, спасибо. Пойду к родителям, поищу ключи у них. Вполне вероятно, что мама, зная мою рассеянность, сама забрала их себе. Так что…
— Понятно.
Мы посидели еще чуть-чуть. Стас заплатил по счету, я не стал возражать. Денег, рассованных в беспорядке по карманам, было не так уж много.
Когда мы прощались, стоя у его подъезда, я спросил:
— Может, нам стоит чаще встречаться?
— Конечно. Теперь у тебя для этого будет много времени, ты же у нас безработный.
Мы пожали друг другу руки, и я повернулся, чтобы уйти, сам не зная куда.
— Дим! — крикнул он мне.
Я обернулся.
— Держи! — И он кинул мне свою почти полную пачку сигарет. — Сигарет, как я понял, ты так и не купил...
5
Реальность имеет мало общего с нашими фантазиями. В своих мечтах мы приписываем людям такие качества, о которых они сами даже и не подозревают. Как бы удивились они, расскажи мы им об этом. Как бы удивились все вы, если бы ваши знакомые вдруг рассказали вам, что они думают о вас на самом деле. Не пугайтесь: иногда они лучшего мнения о вас, чем вы сами.
Короче, бывало со мной такое: знакомился я с какой-нибудь девушкой и, поболтав с ней пару часов, начинал думать, что она мне очень нравится, что я ее хочу и вот совсем скоро влюблюсь. Я рисовал ее в своих мечтах, приукрашивая, придумывая себе, какой у нее изгиб шеи
и тонкие запястья и какая красивая улыбка, — но как только я встречал ее снова, она оказывалась совсем не такой, какой я ее себе вообразил,
и я удивлялся: что все это значит? Как я мог подумать, что схожу по ней с ума? Я видел перед собой самую обычную девушку с обычной шеей и обычными запястьями.
И я понял: мы гораздо больше любим людей в своих фантазиях, чем людей реальных. Когда два человека редко видятся, раз в две-три недели: немолодые любовники или парочки, чьи родители против их встреч, — они начинают придумывать себе, какой из себя тот другой человек, и придумывают все больше и больше, приписывая ему фразы или поступки, которые тот в реальной жизни никогда бы не сказал и не сделал, и когда в определенной ситуации он действительно этого не делает или не говорит — это разочаровывает, и иногда очень сильно. Конечно, такой ситуации может и не возникнуть, и вы все еще будете приписывать другому человеку фразы и поступки, которые он никогда не совершал и не совершит. В конце концов все закончится тем, что вы придумаете его себе. Будете думать, что он не сказал того-то и не сделал того-то только потому, что у него не было возможности. Да, ага. Вы ведь так редко видитесь, и этой возможности просто некогда было наступить, ведь так? А если бы она все-таки наступила — все было бы так, как вы думаете? Вряд ли.
Да… и вот еще что. Возможность есть всегда. Возможности не зависят от времени суток и от погоды. Возможности существуют сами по себе и только дожидаются, когда ими воспользуются. Если, конечно, захотят.
То есть я всего лишь хочу сказать: вот чего стоят все эти разговоры о любви: люди всего лишь выдумывают ее себе. Очень немногие способны любить реальность, а те, кто способен, — люди, начисто лишенные воображения.
Все это я говорю лишь для того, чтобы ответить на один простой вопрос, от ответа на который ничего не изменится, но который я все-таки хотел бы знать: люблю ли я свою мать? Не ту, которая меня нашла, а ту, которая потеряла. Ладно, не буду врать: не потеряла — бросила. Могу ли я любить эту женщину? Я помню только голубые глаза и длинные светлые волосы — больше ничего. Я не помню ее голоса, ее походки, ее запаха — но знаю, каким он был, я сам придумал его себе, сотни раз прокручивая в голове ее образ, который часто менялся, пока не стал совершенным. Вот почему мне никогда не хотелось говорить, что моя мать бросила меня,
вот почему я сказал, что она меня потеряла: та мать, которую я себе выдумал, никогда не смогла бы бросить меня, потому что любила. И знаете, что бы она мне сказала, если бы мы с ней случайно встретились? Она бы сказала: “Прости, я отошла от тебя всего на пять минут, а когда вернулась, тебя уже не было”. Но, понятное дело, скорее всего, она скажет что-то совсем другое. Поэтому-то я и не хочу искать ее, не хочу все портить.
Не хочу узнать, что она не такая. Узнать, что пахнет она не кофе с ванилью, а мужскими духами от “Lacoste”, и волосы у нее отвратительно желтого цвета с непрокрашенными корнями, и глаза — вовсе не голубые, а выцветше-серые, я не хочу узнать, что на самом деле она бросила меня в аэропорту, а не потеряла, потому что не любит меня и никогда не любила, или, в конце концов, узнать, что ее больше нет, что она умерла. Но самое страшное — это узнать, что ее никогда и не было… Такая вот история.
Я сказал вам, что не хочу искать свою мать, и это правда — да, больше не хочу. Но я совру, если скажу, что эта мысль никогда не приходила мне в голову. Раньше я мечтал об этом, думал, как когда-нибудь найду ее, посмотрю еще раз в огромные голубые глаза и скажу: “Здравствуй, мама!” И однажды это почти произошло... я почти нашел ее. Все вышло так нелепо, что сейчас кажется смешным, но тогда мне было не до смеха, тогда мне хотелось плакать, как маленькому пятилетнему ребенку...
После развода с женой я снял себе маленькую квартирку. Еще меньше той, что снимали мы с ней. Хозяйкой ее была женщина — знакомая моих родителей. Мы виделись с ней всего пару раз. В первый она показывала мне квартиру, во второй я отдавал ей квартплату. Тогда-то это и случилось.
Она жила в трехкомнатной квартире в центре города. Я приехал раньше, чем мы договаривались, и минут двадцать болтался под ее окнами. Потом ровно в три я позвонил в дверь ее квартиры.
Тогда ей было лет сорок пять, а может, около пятидесяти, и выглядела она для своих лет отлично. Даже страшно представить, во что она превратилась сейчас. Душевная болезнь, тогда еще только-только развиваясь, уже жила где-то внутри нее и лишь потом проявила себя всей мощью, превратив эту ухоженную женщину в сумасшедшую старуху, которой пугают маленьких детей.