Макс Нарышкин - Про зло и бабло
— Я знаю, что вы хотите спросить, Герман… логические процессы протекают в вашей голове невероятно быстро… Да, вы тоже больны. Рак крови у вас в том состоянии, когда избавиться от него медикаментозно уже невозможно. Это имело смысл шесть месяцев назад, когда специалисты СОС заприметили вас в числе выпускников МГУ и взяли образцы вашей крови для анализов.
Раздавлен. Подходит ли здесь такое определение?.. Наверное, не подходит. Меня просто нет… Я стерт. Я — тень того Германа Чекалина, который шесть месяцев назад обследовался на предмет пригодности в качестве донора. Отдав четыреста миллилитров своей редкой четвертой группы крови с отрицательным резус-фактором, я был доволен, что помог кому-то выбраться из сложной ситуации. Оказывается, моя кровь всего лишь была куплена сволочами из эйчар для исследования.
Глава 23
— Почему же они берут меня не этим, а девчонкой из статистического, липовыми фото из квартиры лифтера?.. — Вот и голос уже не мой, наверное, моим уже завладели люди из СОС. Он им нужен для опытов.
Мужчина мягко улыбнулся. Он знает латынь, но не доктор. Если бы он был доктором, он ни за что не сказал бы мне до самого последнего момента, что я раковый. Но он знает латынь. Он — юрист, если только не специалист по истории Древнего Рима.
— Если Старостин устами любого из своих мерзавцев откроет вам этот секрет, то на вашу привязанность они более могут не рассчитывать. Вы из тех, кто тратить оставшиеся дни своей жизни начнет с наибольшей пользой. Поэтому вас лучше всего брать страхом не короткой жизни, а ответственностью за длинную жизнь. Рак был просто принципом поиска. Так они на вас натолкнулись. Но потом быстро сообразили, что общая концепция вербовки для вас не годится. Я же говорил вам, cave, в СОС работают умные люди, а вы ко мне не прислушались…
Мы снова ехали, и если раньше маршрут выбирался случайно, в зависимости от загоревшегося на перекрестке сигнала, то теперь хозяин «Ауди» сознательно перестраивался в нужные ему ряды.
— Куда мы едем?
Он облизнул сухие губы и улыбнулся.
— Скажите, Чекалин, вам хотелось сделать что-то большое в этой жизни? Я не имею в виду заработать много денег, переспать с тысячей красавиц. Сделать просто так, бесплатно, чтобы потом вспоминать это с удовлетворением?
Кажется, я догадался, куда мы едем. Мы медленно, но уверенно приближаемся к территории СОС.
— Если вы о Молчанове и Старостине, я с удовольствием свернул бы им шею.
«Ауди» налетел на выступающий из асфальта колодец, и нас подбросило.
— Не жалко машину? — спросил я, когда то же самое повторилось через сотню метров.
— Скоро она мне не понадобится, приятель.
Когда до СОС оставалось не более двадцати минут, он глухо и быстро заговорил. Видимо, сказать нужно было много, а из-за моей задержки в квартире на минуту у него совсем не осталось времени.
— Повторяю: Старостин и Молчанов — наемники. Старостин не хозяин компании. Если хотите, он исполняющий директор. В СОС находится человек, который контролирует весь ход событий, и искать его следует среди тех, кто абсолютно здоров и не имеет больных родственников.
— Раисамаксимовна не подходит для этой роли?
— Она больна, — возразил он. — Впрочем, мое расследование показало, что у нее запущенная форма бронхита… Не знаю, Чекалин… Мои принципы поиска позволили понять, что лиц, подходящих на роль «серого генерала», немного, но все-таки достаточно, чтобы потерять уйму времени на их установление. У меня времени нет, — последние слова он произнес с тоской. — Нет у меня этого времени… Через месяц я слягу, и никакое мужество не поднимет меня с постели. Не знаю, насколько далеко вы продвинулись за это время в познаниях медицинского характера, но что рак — это патологическое разрастание ткани, вам, должно быть, известно. Онкологическое заболевание — это длительный, хронический процесс, развивающийся в организме десятки лет. При своем росте опухоль не сопровождается никакими болезненными ощущениями. Человек многие годы не считает себя больным в связи с полным отсутствием симптомов. Клиническая картина становится ясной лишь в финальной стадии, и прогрессирование опухолевого роста, как правило, наступает при резком снижении уровня иммунитета. Так вот, если взять работоспособность иммунной системы за математическую величину, то у меня она имеет значение нуля. В любой момент со мной может случиться криз, и тогда я больше не ваш ведущий, а вы не мой ведомый. Компания продолжит существование и еще тысячи людей уйдут из жизни, оказавшись раздавлены этой машиной. СОС лечит рак, но убивает людей больше, чем умерло бы от рака.
Я резко дернул плечом. Мой тик не укрылся от его внимания.
— Да, да, парень. Я не оговорился. «Убийца рака» — сенсационный препарат, и он на самом деле уничтожает болезнь века. Он стоит дорого, очень дорого… Он гарантирует здоровую жизнь… Но когда один встает с больничной койки совершенно здоровым человеком, сотни людей ломают себе кости и судьбу меж шестеренок СОС.
Внезапно машина свернула с направления, ведущего к СОС, и я понял, что мы следуем в Серебряный Бор.
— Мы сбились с курса?
— Черта с два, — невозмутимо отреагировал незнакомец. — Скоро ты увидишь дом, от порога которого Сергей Олегович Старостин начал свой славный путь.
Еще четверть часа мы молчали, думая каждый о своем. Я, например, уверен, что об одном мы думать не могли, потому что я думал об Ирине. Мое признание и исчезновение — это как раз то самое, от чего врачи рекомендовали беречь мою девочку. Однако сейчас речь шла не о стрессах, а о банальном ноже. Когда я спросил, не угрожает ли Ирине та опасность, что угрожала мне в квартире, он со свойственной ему невозмутимостью ответил:
— Ни в коем случае. СОС убивает только по необходимости. Ирина не вписывается в круг их интересов. Если бы Молчанов убивал всех, с кем живут или жили интересные ему фигуранты, пол-Москвы было бы вырезано.
— Что это за развалюха?
— Это приют для бездомных… — выключив двигатель, он распахнул дверцу, и я последовал за ним.
Дверь была открыта, что неудивительно для такого заведения. Красть тут, конечно, нечего, зато любой страждущий может беспрепятственно войти.
— История началась отсюда, в тот год, когда тебе только-только исполнилось четырнадцать… — говорил он почему-то шепотом. За одной дверью последовала вторая, а после и третья. — Старостин пришел в этот приют в сентябре 95-го, и он умирал от рака. Ночью в приюте объявился мужчина, и он был встречен двумя сиделками. Старостин умирал, а незнакомец утверждал, что ему оставлено от Сергея Олеговича некое имущество. Сиделки пропустили его наверх, а через полчаса незнакомец спустился и уехал. После его ухода на полу приюта остались лежать две старушки и сторож…
— И что было дальше?
Мой спутник остановился посреди скверно освещенного холла, и глаза его блеснули нездоровым огнем.
— О! Это целая история!.. Мне пришлось потратить пять месяцев, чтобы реконструировать события, случившиеся двенадцать лет назад. В то утро больной нищий бродяга Старостин проснулся совершенно здоровым человеком…
Наступил рассвет, и мученик Сергей проснулся…
…в ожидании страшной боли. Боль отступала под утро, но набрасывалась с новой силой всякий раз, когда он в полузабытьи открывал глаза. Он приготовился встретить ее, но она не возвращалась. Поняв, что случилось странное, он вдруг с изумлением понял, что вместе с болью из груди ушла и та трепетная любовь, которая позволяла терпеть страдания и превозмогать спазмы.
Не на том ли он свете?
Но нет, в царствие Его не бывает зловонных матрасов, наполненных нечистотами ведер и скрипучих полов. А здесь доски скрипели с такой силой, что, казалось, это ступени в ад.
Опустив ноги на прохладный пол, Старостин прислушался к звукам на первом этаже. Десятки голосов скрежетали, сливаясь в единый гул, и это было удивительно. В приюте еще никогда не было так шумно.
Опираясь на всякий случай на перила, хотя никакой нужды в этом не было, Старостин спустился по лестнице и увидел, что весь первый этаж заполнен людьми в форме. Десять или двенадцать милиционеров и столько же остроглазых людей в штатском бродили по приюту, бубня что-то себе под нос и друг другу.
— Что здесь происходит? — привычно больным голосом, хотя в этом уже не было никакой необходимости, спросил Старостин у седовласого полковника, стоящего посреди залы с заведенными за спину руками.
— Кто вы? — услышал вопрос Сергей Олегович и тут же ответил:
— Я постоялец…
— Беднягу месяц назад начали отпаивать, он не ходячий совсем, ссыт под себя, товарищ генерал, — просвистел беззубым ртом убогий Федька, житель пятой палаты. — А Антонину-то и Ангелину, того, прикончили, Сергий… И Макарке хрипатку перерезали…
