Макс Нарышкин - Про зло и бабло
— Это меня уже должно шокировать?
— Как хотите. В туалете вы перестали играть в тетрис, в спальне исключили из реестра любовных утех многие пункты. Выключать свет в квартире стали, едва наступали сумерки, словно это могло бы помешать видеонаблюдению… Что же касается службы, тут вы повели себя так, что мне поначалу показалось, будто эти хитроумные ходы для получения информации вы выставляете для усыпления бдительности наблюдателей. Смотрите, как я плету сети! — казалось, говорите вы. — Давайте, начинайте меня разрабатывать! И когда разработаете до конца, выяснится, что я просто балагур, и это моему таланту юриста ничуть не мешает. Клянусь богом, я поначалу так и подумал! Но вскоре понял, что ваши хитроумные ходы и есть хитроумные ходы, которые, как вы считаете, должны обеспечить прикрытие вашей подпольной деятельности. Вас не ведет никакая организация, вами никто не управляет. Ваши попытки проникновения в тайны СОС — не более чем желание до конца познать работодателя, увериться в его чистоплотности и отдаться ему всей душой.
Я молчал, посасывая фильтр.
— Ваша вина в том, Герман, что вы молоды и не могли стоять у истоков корпоративной культуры в России. Эпидемия пришла предсказуемо, но никто не ждал от нее таких разрушительных результатов. Все думали, что ураган «Катрина» смоет пляжи, а он унес жизни пятидесяти тысяч человек.
Опустив стекло, я вышвырнул окурок. Полюбовавшись, как я молчу и тем обеспечиваю себе право потом сказать: «Я был категорически с этим не согласен», мужчина продолжил:
— Вас потрясает способность людей продавать всех вокруг себя. Вы поболтали с Говорковым, и тут же это стало достоянием руководства. Выискивая выход на уволенную девушку, вы сработали многоходовую комбинацию и разговорили Кристину, думая, что добились своего. На самом деле она сразу, едва вышла от вас, направилась к Молчанову и передала ему содержание разговора. А вы в это время праздновали победу…
— Я не праздновал победу.
— Праздновали, праздновали. И чтобы продолжить дело, направились к Марине. Вас там едва не утопили в крови, и после этого на вашем личном деле, находящемся у Молчанова, был выведен красный треугольник.
— Что это значит? «Вход воспрещен»?
— «Вход воспрещен» — это для стафа. Для руководителей этот знак означает приговор человеку. Ты вошел в дверь с красным треугольником — ты умрешь. Тебя пометили этим знаком — ты умрешь. Сразу после вашего визита в квартиру на Волочаевскую вы были помечены. После неудачной шутки с Говорковым ваше досье было украшено голубым треугольником. Такие метки на трех четвертях сотрудников, но это не означает подозрений. Подозрения появляются, когда возникает нужда голубой цвет сменить на желтый. Так вот, желтый треугольник на вашем деле поменял цвет на красный после разговора с Кристиной. Вы уже подписаны и скоро будете стерты. Так что сейчас вам лучше вообще забыть и о СОС, и о квартире, и о джипе. У вас нет документов, денег, круга знакомых, к которым вы могли бы обратиться за помощью, и слава богу, поскольку теперь вы можете уехать, сменить имя и не показываться в этой части страны до конца жизни. Быть может, тогда вы умрете от того, посредством чего господь собирается вас забрать к себе. Простые и честные люди ему милы, а потому он не церемонится, когда речь идет об увеличении своего пула за счет смертных.
— Все это, конечно, очень интересно… — пробормотал я. — Много того, в чем не приходится сомневаться, факты есть, но они… какие-то бесцветные. Нет ни одного, который приоткрыл бы мне тайны СОС. А это значит, что доверять мне вам не следует.
— Я вас понимаю. Что вы хотите услышать?
Подумав, я улыбнулся. Этот вопрос не имел конкретного ответа. Он должен смутить моего нового знакомого.
— Я не верю в то, что всех без исключения сотрудников СОС можно подчинить дисциплине. В любой компании лояльным можно быть лишь до тех пор, пока не выявится возможность быть лояльным другой компании.
— Как звучит вопрос? — спросил он.
— Почему все в СОС сливают друг друга без опасения получить реноме сволочи?
— Еще не догадались?
— Это ваш ответ?
Он не отрывал от меня взгляда.
— Что же вы молчите, таинственный незнакомец? Это деньги? Скажите — это деньги? Зеленые бумажки, гарантированные в огромных количествах тому, кто сдаст ближнего? Или все в СОС ходят под страхом распрощаться с жизнью? — и я рассмеялся.
— Деньги, как и жизнь, понятия неконкретные, — заговорил наконец он. — Одни живут, чтобы зарабатывать деньги, другие зарабатывают, чтобы жить. Отсюда следует бесспорный вывод, что цель и средства иногда меняются местами без видимых изменений для общества в целом. Прежде чем ответить на ваш вопрос, позвольте спросить вас: вы не замечали одного признака, который бы зримо объединял добрую половину всех сотрудников компании в одну категорию?
Напрягши память, я быстро прокрутил в голове лица всех, с кем мне пришлось столкнуться в СОС. Их было несколько сотен, и я пытался найти в них что-то единое. Ответ должен был быть прост, поскольку мне задавался вопрос, ориентированный не на мою сообразительность, а на мою память.
И вдруг внутри меня зашевелилось неприятное чувство, обещающее скоро усилиться.
— Многие из тех, с кем я общался…
— Ну, ну? — помог мне он.
Нет, я боюсь ошибиться. Это слишком просто…
— Раисамаксимовна кашляет… Гореглядова тошнит кровью… Мила нервна, лифтер синюшный, кто-то желтушный…
— Герман Чекалин, около половины сотрудников компании больны, — перебил меня собеседник. — Их поразила болезнь, имя которой — рак. Это не компания, это раковый корпус, и вторая новость покажется вам еще более неприятной, чем первая. Оставшаяся половина сотрудников здорова, но больны их близкие. Раком поражены либо теща, либо дети, либо жена, либо брат… Я могу перечислять до бесконечности родственные узы, но вы человек сообразительный, поймете. Как поймете и главный принцип исполнительности и преданности сотрудников, о чем вы, собственно, и спрашивали у меня. Это первая тайна из тех, которые вы, верно, хотели бы знать.
Ошеломленный, я сидел и смотрел ему в лицо.
— Операция в клинике Старостина стоит порядка двухсот тысяч долларов. Будьте добры, ответьте: много ли в Москве секретарш, медсестер, креативных директоров и статистов, имеющих двести тысяч, чтобы избавить себя от рака? Не трудитесь тратить время на ответ…
На подбор кадров для HR-менеджмента тратятся космические суммы. Миллионы долларов. Вас удивит, если я скажу, что на поиск и вербовку сотрудницы на должность секретарши уходит как раз около двухсот тысяч долларов? Вы возразите, что это глупо, что за три тысячи долларов пойдет любая, но я успокою вас: не любая подойдет для СОС. Она должна либо болеть раком, либо больным должен быть кто-то, кто ей дороже всех на свете. У нее не должно быть принципов, а если такие и обнаруживаются, то полгода СОС выясняет, нельзя ли их подавить. За это время собирается компромат, если нужно, искусственно ухудшается состояние претендента или его близкого, в общем, создаются все предпосылки, чтобы человек сломался. Если это происходит — он человек компании. Ему гарантируются операция, лечение препаратом «Убийца рака» и будущее. И весь парадокс заключается в том, что для излечения человек должен заболеть. Чтобы избавиться от онкологии, он обязан потерять душу. Тот, кто соглашается на это без колебаний — человек компании. СОС — самый яркий образец вовлечения в корпоративную структуру преданных кадров. От жизни, молодой человек, никто не отказывается… Даже во имя справедливости.
— Значит, Старостин, Молчанов… — заговорил я глухим голосом.
— Забудьте о них, — решительно приказал незнакомец. — Это — пешки. Они так же зависимы, как и остальные. Старостин сам на волоске от смерти. Едва двигатель компании забарахлит, его сотрут и его место займет другой. То же и с Молчановым, у его ребенка в голове опухоль размером с теннисный мяч. Эти люди не остановятся ни перед чем в угоду лицу, контролирующему процесс.
— Кто же это лицо?! — крик вырвался из меня, как после удара плеткой.
Мужчина отвернулся и включил двигатель.
— Я не знаю. Кажется, этого никто не знает.
Он попросил меня некоторое время помолчать, и около двадцати минут мы петляли по центру Москвы. Когда дело стало близиться к полуночи, он остановился на Маросейке, неподалеку от Армянского переулка, и снова повернулся ко мне.
— Я знаю, что вы хотите спросить, Герман… логические процессы протекают в вашей голове невероятно быстро… Да, вы тоже больны. Рак крови у вас в том состоянии, когда избавиться от него медикаментозно уже невозможно. Это имело смысл шесть месяцев назад, когда специалисты СОС заприметили вас в числе выпускников МГУ и взяли образцы вашей крови для анализов.
