Давид Гроссман - См. статью «Любовь»
опадали и шипели соединившись с водой
глаза солдата опознали за молом огромный косяк рыбы
он попытался всмотреться получше но не увидел
не различил среди них тебя
на мгновение страх
несчастное предательское раскаяние сжало твое сердце
обдало жаром и смяло грудную клетку
ты затрепетал и начал в отчаянии барахтаться в воде
дико закричал
и твой страх как электрический разряд пронзил всю стаю
молнией ударил в ее сердце
потому что в море ничто не укроется
здесь все курьеры все побегунчики все шептуны
и все постоянно на страже
потому что море это рыбак
погляди ведь каждая волна это движение его чресл разворот его плеч
в ту минуту когда он забрасывает густую сеть своих прозрачных нервов в пучину вод
тотчас возникает опасный тораг
толчея и смятение
и вот ты уже увлечен закручен утянут
ты погрузился задохнулся ничего не понял
и вообще не догадался в чем заключается твоя роль в этом тораге
тысячи перепуганных рыб растворились в твоем человеческом страхе
первые в панике повернули вспять и столкнулись со следующими рядами
треснули черепа распахнулись пасти и мгновенно был нарушен долган это естественное предохранительное расстояние между отдельными особями
забыто правило одиночества в толпе
вода вспенилась и в то же мгновение была рассечена на куски
звенели и вибрировали лезвия плавников
но где-то там на краю стаи Лепарик с невозмутимым величавым спокойствием укротил своих подданных и все замерло вдруг
незаметно восстановился порядок в рядах
все снова выстроились
голова к голове боковая линия к боковой линии и хвост к хвосту
и тут ты впервые ощутил натяжение крепчайшей струны
между твоим затылком и основой твоей души
прислушался с удивлением к непреклонному беспрерывно твердящему голосу
вперед вперед вперед
подталкивающему одинокого в толпу
в гущу одиноких и молчаливых
сердце твое вдруг наполнилось непонятной радостью
ты перевернулся на спину и с наслаждением подставил свой бледный живот лунному свету
ты возносишься и опадаешь возносишься и опадаешь на моих губах
вверх вниз на моих тихо бормочущих волнах вверх вниз
туда и сюда туда и сюда
ты еще жив
ты окропил небо горячей струйкой своей мочи
улыбнулся моим пропастям и глубинам двумя складками позади колен
чайки кричали пораженные видом такого странного белого тела
правая твоя подмышка сделалась на миг зелеными густыми джунглями пока из нее не выбрался и не поплыл себе дальше мягкий шелковистый клок спутанных водорослей
ты чувствуешь Бруно что у воды есть запах
и это совершенно иной запах чем тот который ощущает человек стоящий на берегу
есть запах воды и есть запах берега
они разные
запах моря отличен от всех прочих запахов
как и голос моря отличен от всех других голосов
как и цвета моря не похож ни на какой иной цвет
как и мысли в нем совсем другие
похищенные ловкими торговцами моими быстроногими слугами
прилежными волнами отбрасываемыми как эхо от берега
взволнованные мысли
завихряющиеся в ритмичном бурлящем шуме водного рынка
подобные душистому многоголосью многолюдной ярмарки
потому что есть запах воды запах который не задерживается в ноздрях не собирается в носу
разве что в сезон тоски всплывает в сознании рыбы
о запах воды о запах моря о ночь запахов
запахов рыбы и скал
бездонных бездн и погруженных в вечную тьму растений впитывающих и запах трупов больших морских животных
и запах слюны стекающей из их разинутых ртов
из распахнутых створок раковин и ракушек
тоска и печаль на устах коралловых рифов
вздыхающих в ночи и видящих сны прежних диких эпох
глубокий и тайный дух далекого дна
и смесь запахов принесенных сотнями рек их пряным течением
и вот когда ты очнулся от обморочной спячки в морском гамаке
туда и сюда
когда потянулся в медлительной путанице зыбей к единственной цели
мудрость известная и тебе
все плывущие вокруг тебя без сомнения знают этот тонкий призывный запах
без секундного колебания различат его
запах возникающий как мираж как морок
запах одной из тысяч рек
собирающей свой урожай в одном очень далеком краю
в том месте где они проклюнулись на свет много много дней и ночей назад
и куда возвращаются теперь
чтобы там умереть и никогда больше не вернуться сюда
из всего многообразия запахов которыми дышит море
они улавливают только этот
только тонкое как нить мерцание желанного зова судьбы
иди ко мне иди ко мне иди ко мне
главное в твоей жизни это путь ко мне
твоя смерть обгоняет твою жизнь
иди ко мне слышат лососи и устремляются туда
напрягают все свои силы чтобы успеть и не опоздать
и Бруно с ними
сколько недель и сколько месяцев все его силы направлены только на это
на угадывание таинственного призыва судьбы
главной загадки всей его жизни
захлебываясь водой и отплевываясь он принюхивается к чужим запахам
принюхивается со страстным вниманием долгие часы и дни
выискивает неповторимый аромат той единственной реки
ее долгого путаного пути
биение ее пульса
а пока что солнце обжигает и делает коричневой его спину
плечи его становятся сильными и мускулистыми
он исследует вкус планктона и мякоти губок
и ни на одно мгновение не перестает прислушиваться прислушиваться
и не знал ты тогда Бруно что именно ищешь и чего просишь
была только смутная догадка
только надежда ради которой ты пустился в свой последний путь
и вдруг содрогнулся ты Бруно в сердце своем
посреди моря настигло тебя это
мимо проплыл остров Борнхольм и подступающие к самому берегу поля
светлая церковь заколыхалась над землей потому что клубы то ли тумана то ли дыма подымались к небу
и давно забытый запах коснулся твоего лица
пристал к крыльям твоего носа
покружился мгновение и уплыл дальше
тонкий ничтожный виток волнующего аромата
ты тотчас очнулся от дремы
рассек всю тьму ночи пронзил ее мечами своей памяти
искры воспоминаний брызнули из твоего сердца в темную воду и зашипели затухая
о этот неповторимый запах
ты хотел вернуться обратно чтобы вновь вдохнуть его
но крепкий упругий хенинг натянутый в тебе до боли
связал тебя по рукам и по ногам и не позволил повернуть назад
потому что лососи всегда движутся только вперед и вперед
потому что смерть гонится за ними по пятам
ты выл от тоски и сожаления
ах что это был за запах Бруно что за дивный запах
то ли дешевых духов служанки Адели
то ли родные запахи тяжелых тюков мануфактуры
в волшебной лавке твоего отца
до отказа
до высокого исчезающего во тьме потолка забитой всевозможными тканями
а может запах блестящей черешни
под прозрачной кожурой которой бродит пьяная влага
сводящий с ума запах черных вишен
которые Аделя сияющим августовским утром приносила с рынка
или сладкий до головокружения запах твоей вожделенной книги
между покоробившимися жухлыми листами которой
проносился ночной ветер и до самой глубины раздувал
пушистость столепестковой рассыпающейся розы
Так и я. На песчаном берегу Нарвии, в тихом спокойном море в июле тысяча девятьсот восемьдесят первого года я уловил тот же самый запах, постоянно, снова и снова, настигающий меня в самых неожиданных и несхожих местах: когда я прохожу мимо уличной скамейки, на которой теснятся старички, поверяя друг другу свои бесконечные истории; в холодной сырой пещере, которую я обнаружил возле своей армейской базы в Синае; между листами каждого экземпляра «Коричных лавок»; в нежной ямочке подмышки Аялы (когда она решила прекратить наш роман, в ней еще осталось достаточно порядочности, чтобы позволить мне приходить понюхать ее, когда становилось невыносимо), и возникает, разумеется, вопрос: возможно ли, что я тащу за собой этот запах и он вырывается в определенных местах наружу именно из меня? Может, это мое тело производит его как компенсацию за все прошлые утраты? Я пытаюсь расчленить эту странную смесь на составляющие: чистый запах, веявший от щек бабушки Хени; спертые тяжелые запахи животных, шкур, пота; кисловатый запах дедушки Аншела; запах мальчишеского пота, совершенно не похожий на обычный запах раздевалки возле школьного спортзала, гораздо более едкий, вызывающий неприятные, смущающие меня размышления о таинственных железах, возраст которых намного превосходит возраст этого ребенка, железах, испускающих в него свои ферменты…
