Грэм Грин - Брайтонский леденец
– Эти люди, – повторил Малыш и отрывисто засмеялся, – это вы, Друитт, и ты, Дэллоу. – Он взял ручку – казенное перо заскрипело по странице, царапая бумагу; ему пришло в голову, что в былые времена такие соглашения скреплялись кровью. Он отступил назад и стал следить за тем, как неуклюже подписывается Роз – под его временной безопасностью, купленной ценою вечных мук для них обоих. Он нисколько не сомневался в том, что совершает смертный грех, и его охватило злорадное веселье и гордость. Он видел себя теперь вполне зрелым человеком, по которому рыдают ангелы.
– Эй вы, эти люди, – повторил он, не обращая никакого внимания на чиновника, – пойдем выпьем.
– Вот это да, – удивился Друитт, – какой сюрприз!
– Ну, Дэллоу может вам рассказать, как я пристрастился к выпивке за эти дни, – ответил Малыш. Он в упор посмотрел на Роз. – Я теперь все постиг, – добавил он. Взяв девушку за локоть, он повел ее через облицованный плитками коридор на огромную лестницу; швабра исчезла, и кто-то подобрал цветок. Следующая пара поднялась, как только они вышли, – дела на брачном рынке шли хорошо.
– Вот свадьба так свадьба, – сказал Малыш. – И никуда не денешься! Теперь мы… – Он хотел сказать «муж и жена», но сознание его уклонилось от этого определения. – Нам нужно отпраздновать, – продолжал он, но в мозгу его, как придирки старого родственника, от которого всегда можно ожидать бестактности, звучали слова «что отпраздновать?», и тут же он вспомнил о девице, разлегшейся в «ланчии», и о приближающейся долгой ночи.
Они зашли в кабачок за углом. Время близилось к перерыву, и он поставил им по пинте горького пива, а Роз взяла себе рюмку портвейна. Она молчала с той самой минуты, когда чиновник заставил повторить ее за собой слова клятвы. Друитт бросил быстрый взгляд вокруг и пристроил Около себя свой портфель. В темных полосатых брюках он выглядел бы вполне прилично и на настоящей свадьбе.
– За здоровье новобрачной – произнес он с шутливостью, которая тотчас же испарилась, как будто он хотел вызвать судью на ответную шутку, но встретил отпор – его морщинистое лицо моментально настроилось на серьезный лад. Он почтительно сказал: – За ваше счастье, дорогая моя.
Роз не ответила. Она рассматривала свое лицо в зеркале с надписью «Крепкое пиво – высший сорт». В этой странной оправе, на фоне пивных кружек лицо ее выглядело необычно. Казалось, на него легла огромная тяжесть ответственности.
– О чем задумались? – спросил ее Дэллоу. Малыш поднес к губам стакан с пивом и снова отпил – тошнота подступила у него к горлу… Что здесь другим так нравится? Он угрюмо наблюдал, как Роз время от времени бросала безмолвные взгляды на своих спутников, и опять почувствовал, что между ними существует какая-то тесная связь. Он-то знал ее мысли – те же мысли лихорадочно проносились и в его голове. С торжествующей злобой Малыш заговорил:
– Могу сказать, о чем она размышляет. Она думает: не очень-то это похоже на свадьбу. Она думает: я себе это совсем не так представляла. Верно ведь?
Она кивнул, держа рюмку с портвейном так, как будто до этого ей никогда не приходилось пить.
– «Тело мое одарит тебя всеми своими земными дарами», – начал он декламировать. – А теперь, – продолжал он, повернувшись к Друитту, – я подарю ей золотую монету.
– Время закрывать, джентльмены, – сказал бармен, споласкивая грязные стаканы в цинковой лохани и вытирая их липкой салфеткой.
– Мы в святилище, понятно, со священником…
– Допивайте, джентльмены.
Друитт смущенно сказал:
– В глазах закона все свадьбы одинаковы. – Он ободряюще кивнул девушке, смотревшей на него пытливыми, юными глазами. – Вы теперь замужем по всем правилам. Можете мне поверить.
– Замужем? – вмешался Малыш. – Вы называете это быть замужем? – Он задержал во рту слюну, смешанную с пивом.
– Ну, хватит, – сказал Дэллоу, – не приставай к девочке. Ни к чему заходить слишком далеко.
– Давайте, джентльмены, допивайте ваше пиво.
– Замужем? – повторил Малыш. – Спросите-ка ее. – Двое мужчин торопливо и смущенно осушили свои стаканы.
– Ну, мне надо двигаться, – сказал Друитт.
Малыш презрительно посмотрел на них – они ведь ни в чем не разбираются. У него снова пробудилось едва ощутимое чувство общности с Роз – она ведь тоже знала, что этот вечер ровно ничего не значит, что не было никакого бракосочетания. Он сказал с грубоватой нежностью:
– Пойдем. Надо трогаться, – и поднял было руку, чтобы взять ее под локоть, но увидел себя с ней рядом в зеркале «Крепкое пиво – высший сорт», и рука его опустилась. Новобрачные… зеркало подмигивало ему.
– Куда? – спросила Роз.
Куда? Он не подумал об этом – новобрачную всегда куда-то везут: медовый месяц, уик-энд на море, сувенир с Маргейт, который стоял у его матери на камине… от одного моря к другому, от одного мола к другому – вот и все.
– Ну, пока, – сказал Дэллоу; на минуту он помедлил в дверях, встретив взгляд Малыша, увидел в нем мольбу о помощи, но, ничего не поняв, бодро помахал рукой и удрал вслед за Друиттом, оставив их одних.
Казалось, они впервые остались наедине, хоть тут и был бармен, вытиравший стаканы; они не были по-настоящему наедине ни в кладовой у Сноу, ни над обрывом в Писхейвене – вот так наедине, как теперь.
– Пойдем, пожалуй, – предложила Роз.
Стоя на панели они услышали, как за их спиной захлопнули и заперли двери «Короны» – со скрежетом задвинули засов. Им показалось, что за ними захлопнулись двери рая неведения. В этом мире им ничего не оставалось, как приобретать опыт.
– Мы пойдем к Билли? – спросила девушка.
Была минута внезапной тишины, вдруг наступающей в середине самого делового дня: ни одного трамвайного звонка, ни одного гудка паровоза на вокзале; стая птиц стремительно взлетела над Олд-Стейн и заметалась в небе, как будто на земле только что свершилось преступление. Малыш с тоской вспомнил комнату Билли – там он мог на ощупь отыскать в мыльнице деньги, все там было привычное, ничего незнакомого, все разделяло с ним его горькое целомудрие.
– Нет, – проговорил он. И когда возобновился полуденный шум, лязг и грохот, опять повторил: – Нет.
– Куда же?
Он улыбнулся с бессильной злобой. Куда же еще приводят шикарных блондинок, как не в «Космополитен»? Их привозят на субботу и воскресенье в спальном вагоне или мчат через меловые холмы в алом спортивном автомобиле. Благоухая дорогими духами, закутанные в меха, вплывают они в ресторан, как свежевыкрашенный катер, им дают покрасоваться за ночные утехи. Он окинул Роз долгим взглядом – нищета ее была для него словно покаяние.
– Мы возьмем номер, – ответил он, – в «Космополитене».
– Нет, правда, куда мы пойдем?
– Ты же слышала – в «Космополитен», – взорвался он. – Ты что же думаешь, я недостаточно хорош для этого?
– Ты-то хорош, – ответила она, – а я вот нет.
– Мы пойдем туда, – повторил он, – я могу себе это позволить. Как раз такое место, как нужно. Была тут одна женщина, ее звали Евгень, она всегда там останавливалась. Из-за нес у них и короны на стульях.
– Это кто такая?
– Одна заграничная шлюха.
– Значит, ты там бывал?
– Конечно, бывал.
Вдруг она взволнованно всплеснула руками.
– Я как во сне, – сказала она и пристально взглянула на него, чтобы разгадать, не насмехается ли он над ней.
– Мой автомобиль в ремонте, – небрежно сказал он, – мы пройдемся пешком и пошлем кого-нибудь из отеля за моим чемоданом. А где твой?
– Что мой?
– Твой чемодан.
– Он такой потрепанный, грязный…
– Ничего, – сказал он с безрассудной хвастливостью, – мы тебе другой купим. Где твои вещи?
– Вещи?…
– Господи, какая ты глупая! – воскликнул он. – Я говорю о… – Но воспоминание о предстоящей ночи сковало его язык. Он побрел по тротуару, лицо его отражало угасающий дневной свет.
– У меня нет ничего… ничего, в чем я могла бы выйти за тебя замуж, кроме вот этого, – прошептала она. – Я просила у них хоть немножко денег. Но они уперлись и не дали. Ну что ж, это их право. Это же их деньги.
Они шли по тротуару на небольшом расстоянии друг от друга. Слова ее просительно скреблись о преграду между ними, как когти птицы об оконное стекло, – он чувствовал, что она изо всех сил старается завладеть им, даже ее покорность казалась ему западней. Жестокий, торопливый обряд связал его с ней. Она-то ведь не знала причин, она думала… что он желает ее… избави Боже от этого.
– Ты не воображай, что у нас будет медовый месяц, – грубо заметил он, – это все чепуха. Я человек занятой. Мне нужно заниматься делом. Мне нужно… – Он запнулся и посмотрел на нее с какой-то скрытой мольбой… пусть все останется по-прежнему… – Я должен много разъезжать.
– Я буду ждать тебя, – прошептала она. Он чувствовал, что в ней растет долготерпение, присущее беднякам и людям, давно женатым. Скромно и в то же время не стыдясь, оно проступало, словно вторая натура.
