Константин Сазонов - Фома Верующий
Я убираю с коленей свой рюкзак и гляжу на Аню: «Мне, правда, интересно то, что вы рассказываете. Хотя бы потому, что этого не прочитаешь в учебниках. Вы многое берете из окружающей жизни».
После краткой остановки в Коллюре, где уже не одну сотню лет люди выходят на прибрежные скалы освежиться ветром, а путешественники-пейзажисты рисуют древнюю башню с маяком, мы продолжили путь уже в темноте. Разгоряченный автобус затих, а еще пару часов назад буйные коллеги наконец заснули. До конечной точки нашего маршрута — Авиньона — оставалось еще сто километров, и я решил подсесть поближе к Валере и расспросить о местах и нашей программе.
— Не против, если потревожу?
Валера согласно кивнул, похоже, ему импонировало, что хоть кто-то заинтересовался его работой.
— Вы остановились на том, что эти места связаны с Христом. А о чем вы собирались рассказать?
В глазах у гида появилась искра увлеченного человека и, повернувшись, он задал вопрос:
— А что вы знаете о катарах? Доводилось ли вам слышать о них? Как вы понимаете, я не про страну, я про людей, про «добрых людей», как они себя сами называли.
— Признаться, немного. Только то, что это западноевропейское ответвление от болгарских антиклириков богомилов. Даже догматикой не интересовался. Только поверхностно.
Валера посмотрел в окно, потом на меня, и, указав пальцем в темноту, продолжил:
— Восемьсот лет назад тут было светло от костров. Инквизиция старалась. Да, существуют споры, как именно сюда попало это учение — скорее всего с Балкан в Италию, а потом уже и на юг Франции. И знаете, прижилось. Более того, благосклонно воспринималось и населением, и аристократией. Катары были бедны, но трудолюбивы, недаром их символом была пчела — трудолюбие и непорочное зачатие. Работали, молились, но не имели ни церквей, ни хоть каких-то символов церковной власти. От людей и среди людей. Так вот, они считали, что ад — он здесь, верили в милосердие божье и его всемогущество и хотели только одного: чтобы люди — падшие ангелы, заключенные в телесные тюрьмы в мире, который лежит в темноте и зле, избавились от своей земной ссылки — это и есть спасение. Князь этого мира Сатана, но все мы можем вернуться на нашу небесную родину, и один человек уже показал как. О нем я сегодня уже говорил, — улыбнулся Валера. — Если и правда интересно, то завтра в Авиньоне отправимся на экскурсию, и я расскажу про основных участников этого захватывающего исторического триллера.
По ночным улицам мы доехали до отеля в центре города. Там наша делегация нетрезво разбрелась по номерам. Ближайшие сутки предстояло провести здесь, так что нужно было продумать план. Пожалуй, культурная программа утром и одиночная прогулка вечером должны были оттенить друг друга. В ночь мы отправлялись назад в Барселону, откуда утром нас забирал самолет на Москву.
Как и условились с вечера, гид рано утром ждал в фойе. Мы обменялись парой ничего не значащих шуток, выпили по чашке эспрессо и направились в центр города. На улице было хмуро, но облачность поднималась и в общем и целом день обещал выдаться погожим. Валера быстрым шагом увлекал меня за собой и рассказывал о том, как катары жили — буквально следовали заповедям Нагорной проповеди, а потом катаров физически устранили по приказу папы Иннокентия третьего, и даже трупы выкопали с кладбищ и предали огню. Затем эта славная земля вошла в историю благодаря королю Филиппу Красивому и папе Клименту пятому, которые разгромили орден Тамплиеров, а проклятие их последнего главы Жака де Моле пережило всех. На входе в древний папский дворец гид показал мне герб Климента пятого:
— Да, тамплиеров, как тогда было модно, всех сожгли, но после де Моле папа скончался от необъяснимого приступа кишечной инфекции, а король Филипп свернул себе голову на конной прогулке, впрочем, печальная судьба постигла всю королевскую династию. Читал, что тамплиеры на Ближнем Востоке почерпнули множество знаний, в том числе в химии, и были непревзойденными мастерами по части без шума и пыли отправить кого-либо на тот свет. Яды. Впрочем, это только гипотезы. Официально их разгромили. Кто не успел уехать, те стали золой. Вот так, дорогой друг, а все почему? Правильно, деньги. Мотив девяносто девяти процентов злодеяний на этом свете.
В папском дворце мне неуютно, несмотря на дивные пейзажи, и я спешу выбраться из туристического центра. У Валеры какие-то дела — необходимо заехать в турбюро, и мы прощаемся на площади. Днем я стараюсь не появляться в гостинице, мне в тягость хронически нетрезвая компания и неуместные вопросы. Как если бы я был худруком театра, все актеры которого пришли на спектакль в неадеквате. Я наблюдаю сцены уже второй день: личная неприязнь с первого взгляда, характерная для женщин усредненного и упрощенного ума, отравила все вокруг в радиусе километра. В итоге каждый стал сам по себе, впрочем, мне на радость.
Днем я смотрел, как в центре города купали статных красавцев — арабских скакунов. После сидел в кафе с книгой. Как только закат насытил темными оттенками черепичные крыши, я собрался пройтись вокруг крепостной стены, что отделяет центр города от остальной его части. С наступлением темноты в городе скрывалось из вида всё то светлое, что, пусть и немного, и недолго, но радовало днем. Стихла музыка духового оркестра из парка, подернулся темными птичьими силуэтами шпиль башни, что горел днем на солнце яркими золотыми оттенками, кофе в ресторанах стал крепче, а по пешеходным улицам плыл запах сытной выпечки и алкогольных паров. До отъезда автобуса оставалось еще полтора часа, и я решил пройти центр по диагонали и выйти из ворот недалеко от гостиницы.
Темные улицы были неприветливы. Заплутав, я так и не смог найти дорогу, а попытки объясниться не принесли никаких результатов: французским я не владел даже на начальном уровне, а заслышав любую другую речь, прохожие с легким презрением пожимали плечами и шли восвояси. Я решил так: пойду, куда ноги несут, все одно центр города овальной формы и рано или поздно я упрусь в стену. Дальше случилось так, что я вышел прямиком к шумной драке, что началась прямо на летней веранде ирландского паба. Заслышав грязный мат на английском, я понял, что это британская молодежь на отдыхе и решил свернуть в темный переулок. Вот уже показалась стена, я узнал место — днем мы проходили здесь с Валерой, только теперь тут стояли старые фургоны, в которых горели старомодные керосиновые «летучие мыши». В салоне я разглядел негритянку. Она помахала мне рукой и поманила пальцем. Я не останавливался, тогда она вышла из машины и окликнула. Девушка подошла и попросила спичек или зажигалку, потом, закурив, рассказала на английском, что день ее не задался. А какой день, таков и вечер… вот если бы я хотел развлечься, то она бы сделала все, чтобы я ушел довольный, а то никого нет вообще. Я стал от нее пятиться назад, пока она говорила по телефону, еще через пару секунд возле нее затормозил кабриолет с мрачного вида арабами, и я ушел в тень. По дороге пара парней пыталась разузнать, где же тут находится кафе «Кебаб», а на вопрос «зачем?» получил исчерпывающий ответ — там лучший в городе гашиш, рассказал мне со смехом парень лет восемнадцати. Впереди уже был виден отель. В номере я быстро сложил вещи и вышел в фойе. Группа собиралась очень медленно. Я понял, что переругаться успели все. Ко мне подсела Аня и рассказала о том, что очень устала в роли няньки. Я поделился с ней своими вечерними наблюдениями.
— Ты ненормальный. Ты мог вообще оттуда не выйти.
— Но я же здесь.
— О чем спор? — из-за спины как будто из воздуха материализовался Валера.
— Представь себе, он пешком зашел в район с проститутками из Нигерии. Вот отпусти их побродить, потом не найдешь, — полушутя строго журила меня Аня.
Валера похлопал меня по плечу.
— Ничего-ничего. Скоро автобус придет, и ты уедешь. Я давно не был в Москве, нужно, наверное, устроить себе каникулы, проведать родных. Поехали, Ань? А ты запиши мои контакты, — перешел на дружеский тон Валера. — Будешь в этих краях — всегда звони, я буду рад. Ну и сегодня ты, надеюсь, понял, что катары были правы насчет локализации ада?
Я безответно пошел в автобус.
14 ЯНВАРЯ 2014 Г. БЕЛГРАД, СЕРБИЯ
Миряна выжимает три лимона в стакан и пьет кислый фреш. Она говорит, что это очень и очень полезно. Я не сомневаюсь, согласно киваю и советую добавить сахара — так вкуснее. Мне нравится с ней говорить. Она учит русский. Худенькая, смуглая, симпатичная сербиянка. «Шечер — то ние полезно, вредно», — смеется она. Потом рассказывает о том, как мечтает и о чем.
— Я выросла, когда был рат, война, тако по-русски. Брат старший погиб. Больше всего я хочу, чтобы ни я, ни мои дети не видели войну. Ты уже был в центре, видел… как это… бомбардоване куче… дома после бомб?
