Сибирский папа - Терентьева Наталия
Пока отец с Игорем о чем-то разговаривали, отойдя в сторону, я вышла из салона на улицу, а за мной увязался Йорик.
– У меня будет спортивный «феррари», когда я вырасту, – начал рассказывать мне Йорик.
– А сам ты кем станешь?
Он не понял вопрос.
– Ты кем будешь работать?
– Я не буду работать. Я буду играть.
– Молодец, – кивнула я. – А разве папа твой не работает?
Мальчик внимательно посмотрел на меня прекрасными синими глазами. Интересно, когда он вырастет, у него останется такой взгляд? Или глаза поблекнут, станут быстрыми, холодными?
– А твой папа работает? – спросил он меня.
– Мой? – Я хмыкнула. – У нас с тобой общий отец. И у меня есть еще один. Мой московский папа работает. И насколько я знаю, сибирский тоже.
Йорик отвлекся на выезжающую из кованых черных ворот салона белую спортивную машину с закругленными боками, скошенной крышей, которую, как я поняла, отец купил мне. Купил или отобрал у Игоря за какие-то долги…
– Садись, прокатимся, – улыбнулся отец. – Посмотрю, как ты водишь.
– Я не часто вожу в Москве, – уклончиво ответила я. Чтобы сдать на права, я, конечно, ездила с инструктором по улицам нашего района…
– Вот и подучишься. Надо же чему-то у отца научиться. – Он обнял меня и крепко-крепко прижал к себе на несколько секунд. – Маш, я хочу тебе что-то дать. Образование оплачивать тебе не нужно. Одежда – это всё ерунда. Хочу, чтобы ты почувствовала, что у тебя есть я.
– Я уже чувствую, – пробормотала я.
– Вот и хорошо. – Он повернул меня за плечи, внимательно рассмотрел мое лицо, как будто увидел что-то новое для себя. – Ну какая же ты хорошая… и красивая! – Он провел по моим волосам. – Всё, ладно. Хватит нюниться. Времени нет. Йор, давай, прыг в новую машину, без номеров прокатимся.
– А так можно? – удивилась я.
– Нам, в нашем городе, для которого мы столько сделали, конечно, можно, – уверенно ответил отец, непонятно почему называя себя «мы».
– А как же твоя машина?
– Да перегонят, делов-то. А вот, кстати, тебе карточка, – он достал из кошелька золотую карточку и протянул мне. – Тут немного денег, так, чтобы чувствовать себя свободной.
Я засмеялась, услышав такую формулировку. Отец понял.
– Что? Считаешь, деньги не делают нас свободными? С одной стороны, большое количество денег связывает по рукам и ногам. С другой – дает невероятную свободу. Диалектика. Села и полетела куда хочешь. Нет визы? Заплатила, через день – лети свободной птицей на любые острова.
– Разве в этом свобода? – с сомнением спросила я.
– И в этом тоже. Ты умная девочка. Это прекрасно, это мои гены. И Валины тоже. Валя всегда была умной и жесткой девушкой. Этим мне понравилась.
– Жесткостью? – поразилась я.
Отец хмыкнул, погладив сверкающий бок новой машины.
– Видишь, какие плавные линии и жесткий корпус. Это, кстати, очень надежная машина. А мама твоя оказалась ненадежным другом.
Я нахмурилась. С чего вдруг он в самый неподходящий момент заговорил о маме, да еще и в таком ключе?
– Прости. – Отец прижал меня к себе. – Но ты вдруг посмотришь – и я вижу Валю. Много лет прошло, всё забылось, но этот взгляд… Ты умная и правильная, а я жалкое дерьмо.
– Мама так на тебя смотрела?! – изумилась я. – Почему?
Отец засмеялся, мне показалось, не совсем искренне. У него просто такая необычная и очень подкупающая реакция. И собеседнику приятно – ведь отец не хмурится, не ругается, а смеется, и свои истинные мысли скрыл.
– Нет! Всё хорошо! Садись за руль.
Я с большим сомнением и не меньшим любопытством села на низкое сиденье, как будто прямо у самой земли. Такого пульта управления автомобилем я, конечно, никогда не видела…
– Всё делает компьютер, не переживай. Специально для золотой молодежи.
– Я золотая молодежь? – уточнила я.
– А как же! – усмехнулся отец. – Я же золотой отец, во всех смыслах, скоро ты поймешь это, что мне вообще ничего для тебя не жалко, увидишь, как изменится твоя жизнь, это только начало. А ты – золотая молодежь. Моя милая золотая девочка. Подарок от Вали. Да, лучше поздно, чем никогда.
– А я золотая молодежь? – спросил Йорик.
– Ты пока балбес. – Отец потрепал его по голове. – Пристегивайся.
Машина слушалась, как волшебная, была даже слишком послушной. Мне показалось – я только подумала, лишь прикоснулась к педали, а она уже помчалась по дороге.
– Эй-эй-эй… – засмеялся отец. – Чуть потише, а то народ уже от нас врассыпную…
– Я не знаю, не чувствую еще, как управлять.
– Узнаешь и почувствуешь. Дело наживное. Ну вот, так… – Он на всякий случай чуть придержал руль, хотя в этом не было никакой необходимости.
Интересно, отец ни словом не обмолвился о моем дне рождении. Ведь он у меня завтра. Делать подарки накануне – странно. Есть такой предрассудок – не дарить подарки ко дню рождения заранее. Вырасти в семье физика и биолога, учиться на географическом и быть суеверной – это, конечно, смешно, но я всегда прохожу спиной то место, где только что передо мной пробежал кот, даже не черный. Домашнего кота это теоретически не касается, но если Антип перед моим экзаменом вдруг улегся на полу в прихожей, и его никак не обойти, то я переступать через него не буду. Сгоню сначала, а потом уже пойду. Ну и так далее. Главное, я не знаю, откуда это берется. Мама с папой не обращают внимания на перебегающих им дорогу котов и не бросают соль через плечо, если она просыпалась. Может быть, меня научила бабушка в раннем детстве, а я просто об этом забыла? То, что ты считаешь своей сутью, ведь откуда-то взялось? Чаще всего – от какого-то родственника. А что у меня от моего родного отца?
Вот, он все-таки сделал по-своему. Он умеет делать по-своему, умеет давить «мягкой силой». Так и мне всегда говорят, что я всё равно всех заставлю сделать по-своему, без криков, скандалов, часто без особых уговоров.
– Спасибо, – наконец сказала я. – За такой неожиданный подарок.
– А! – Отец махнул рукой. – Тебе спасибо, что ты появилась. Ты остаешься на некоторое время, правда? Про билет, который у тебя есть, забудь.
– Я сдам его, – неожиданно для самой себя сказала я.
– Хорошо, – солнечно улыбнулся отец, погладил меня по руке. – Обгони-ка вон того чудака и погуди ему.
Машина, которую отец посоветовал мне обогнать, была его собственной. Ее уже перегоняли к нему домой. Я остановилась, отец с Йориком пересели в нее и уехали. А я поехала одна в гостиницу в белой спортивной машине без номеров. Хорошо, что у меня всегда в сумке вместе со студенческим лежат права. Не зря меня папа учил водить, мой родной и неродной папа, даже не подозревая, что дальше будет со всеми нами, и на какой машине мне придется ездить.
Вести новую машину мне очень понравилось. Не очень мне понравилось, что мы как-то скомканно попрощались с отцом, но я видела, что он заспешил. Мне показалось, что он забыл про мой день рождения. Почему я решила остаться – не знаю. Просто я еще до конца не поняла, что за человек мой родной отец. А я ведь сюда за этим ехала?
– Опа! – сказал Вольдемар Вольдемарович, когда я, идеально припарковавшись на стоянке гостиницы (траекторию парковки задним ходом рассчитал бортовой компьютер), вылезла из машины. – И как это понимать?
Он стоял с другими курильщиками недалеко от входа и с удовольствием затягивался. Я видела его, когда подъехала, – его высокую фигуру. Он ни на кого не похож и спутать его невозможно.
– Никак, – ответила я как можно нейтральнее, потому что не собиралась обсуждать ничего при совершенно посторонних людях. А Кащею как раз хотелось устроить спектакль, я это видела.
– Нет, подожди! – Он решительно направился ко мне, затягиваясь на ходу.
– Сигарету выбрось, потом подходи ко мне, – проговорила я вскользь, так, чтобы не слышали остальные.
Я-то как раз, в отличие от него, ненавижу всякие представления и спектакли, которые некоторые люди устраивают в обычной жизни. Вообще мне кажется, что актеров и актрис на земле на несколько порядков больше, чем мы привыкли считать. Мы ведь все постоянно играем. Не я первая пришла к этой мысли. «Человек играющий» – вот правильное название для нашей цивилизации. Наивный и абсолютно искренний взрослый человек – это почти идиот, человек, страдающий умственным расстройством. Я очень люблю загадочный роман Достоевского, который невозможно разгадать до конца. Нельзя же оставлять за скобкой, что князь Мышкин едет с лечения в начале романа и в конце тоже уезжает лечиться. Потому что такому наивному человеку, большому ребенку, надо лечиться. Чтобы стать нормальным, обзавестись масками и менять их по ситуации. Не можешь, нет у тебя масок, не понимаешь, что многие мысли и чувства надо скрывать, – живи под наблюдением врачей.
