Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор.
По крайней мере раз в семестр он обязательно напоминал студентам, что в 1932 году Морган не заплатил ни одного цента подоходного налога. «Обратите внимание, джентльмены! — с горечью повторял он. — А мне, получавшему обычную преподавательскую зарплату, в том же самом году пришлось заплатить федеральному правительству пятьсот двадцать семь долларов и тридцать центов».
Однако, как заметил Рудольф, слова профессора Дентона производили совсем не тот эффект, на который профессор рассчитывал. Вместо того чтобы гореть негодованием и желанием немедленно объединиться в борьбе за преобразования, многие студенты, в том числе и сам Рудольф, мечтали о времени, когда и они достигнут вершин богатства и власти, чтобы, как Морган, избавиться от ярма или, по выражению профессора Дентона, от «узаконенного порабощения избирателей».
Рудольф прослушал у Дентона три курса и отлично сдал экзамены, после чего тот предложил ему место преподавателя на кафедре истории.
Несмотря на свое внутреннее несогласие с позициями Дентона, которые казались ему наивными, Рудольф уважал его больше всех других преподавателей и считал, что за время учебы в колледже только у него и научился чему-то полезному.
Помянув напоследок бога, оратор закончил речь. Раздались аплодисменты. Затем выпускники один за другим стали получать дипломы.
Вернув взятые напрокат мантию и шапочку, Рудольф и Брэд поспешили на автостоянку к старому, довоенного выпуска «шевроле» Брэда.
— Давай проедем мимо магазина, — сказал Рудольф. — Я обещал Колдервуду заглянуть.
Небольшой универмаг Колдервуда находился на самом бойком углу главной торговой улицы Уитби. Он стоял здесь еще с девяностых годов прошлого века. Сначала это была просто лавка, удовлетворяющая немудреные запросы жителей сонного городка, студентов и зажиточных фермеров из округи. Городок рос и менялся, а вместе с ним расширялся и менял свой облик магазин. Сейчас на витринах двухэтажного универмага красовалось немало разнообразных товаров. Рудольф вначале работал кладовщиком в те месяцы, когда торговля шла особенно оживленно, но так добросовестно относился к своим обязанностям и внес столько разумных, дельных предложений, что Дункан Колдервуд, потомок первого владельца магазина, повысил его в должности. Но магазин по-прежнему оставался сравнительно небольшим, и один человек мог управляться здесь за нескольких. Теперь Рудольф выполнял работу продавца, декоратора витрин, автора реклам, консультанта по закупке новых товаров, и летом, когда он работал полный день, Колдервуд платил ему пятьдесят долларов в неделю.
Дункан Колдервуд, худощавый немногословный мужчина лет пятидесяти, женился поздно, но успел обзавестись тремя дочерьми. Кроме магазина, ему принадлежало много земли в самом городе и за его пределами. Сколько именно — это уж его дело. Он не любил болтать языком и знал цену деньгам.
Брэд остановил машину, и Рудольф вошел в магазин.
Главный торговый зал уютно гудел женскими голосами, слегка пахло одеждой, кожей, духами — все это всегда нравилось Рудольфу. Он шел через весь магазин в кабинет Колдервуда, продавцы улыбались ему, дружелюбно махали рукой. Кто-то даже сказал «поздравляю», и он помахал в ответ. Все его любили, особенно пожилые. Они не знали, что с ним советуются, когда кого-то увольняют или принимают на работу.
Дверь в кабинет Колдервуда, как всегда, была открыта. Колдервуд любил быть в курсе того, что происходит в магазине. Сидя за столом, он писал какое-то письмо. У него была секретарша — ее комната находилась рядом с его кабинетом, — но некоторые дела он не доверял даже ей. Каждый день он писал от руки четыре-пять писем, сам наклеивал марки и сам бросал письма в почтовый ящик.
Несмотря на открытую дверь, Колдервуд не любил, когда его отвлекали от дел. Рудольф остановился на пороге.
Колдервуд дописал предложение, перечитал его, потом поднял глаза и, положив письмо чистой стороной кверху, сказал:
— Входи, Руди. — Голос у него был сухой и бесстрастный.
— Добрый день, мистер Колдервуд.
Неожиданно для Рудольфа Колдервуд встал, обошел вокруг стола и пожал ему руку.
— Ну как все прошло?
— Без неожиданностей, — ответил Рудольф.
— Присаживайся. — Колдервуд снова сел за стол на деревянный стул с прямой спинкой, а Рудольф устроился на таком же стуле справа от стола. — В Америке большинство людей, сумевших сколотить огромное состояние или уже стоящих на подступах к нему, обошлись без образования. Тебе это известно?
— Да.
— Ученых они себе нанимают, — почти с угрозой сказал Колдервуд. Сам он не окончил даже средней школы.
— Я постараюсь, чтобы мое образование не помешало мне разбогатеть, — сказал Рудольф.
Колдервуд рассмеялся, коротко и сухо.
— Уверен, это тебе удастся, Руди, — дружелюбно сказал он, открыл ящик стола, вынул оттуда бархатную коробочку и положил перед Рудольфом. — Вот тебе.
Рудольф открыл коробочку: красивые швейцарские часы на замшевом ремешке.
— Это очень любезно с вашей стороны, сэр, — поблагодарил Рудольф, стараясь скрыть свое удивление.
— Ты заслужил их. — Колдервуд смущенно поправил узкий галстук: щедрость давалась ему нелегко. — Ты много сделал для магазина, — продолжал он. — У тебя хорошая голова и настоящий талант к торговле.
— Спасибо, мистер Колдервуд, — сказал Рудольф. Вот это настоящая речь. Не то что вашингтонская чепуха насчет растущей волны милитаризма и помощи нашим менее удачливым братьям.
Колдервуд в раздумье откашлялся, встал и подошел к висевшему на стене календарю, словно перед рискованным предприятием решил в последний раз уточнить число.
— Руди, что ты скажешь, если я предложу тебе работать у меня на полной ставке?
— Это зависит от рода работы, — осторожно ответил Рудольф. Он ожидал этого предложения и для себя уже решил, на каких условиях согласится.
— Работа та же, что и раньше, только ее будет больше. Будешь заниматься всем понемногу. Тебе что — нужна определенная должность?
— Это зависит от должности.
— Зависит, зависит… — передразнил Колдервуд, но все же рассмеялся. — Тебя устроит должность помощника управляющего?
— Для начала — да.
— Наверное, мне следует просто вышвырнуть тебя из кабинета, — сказал Колдервуд. Его светлые глаза мгновенно превратились в льдинки.
— Мне не хочется казаться неблагодарным, — сказал Рудольф, — но я должен знать, на что могу рассчитывать в будущем. У меня есть другие предложения, и…
— По-видимому, тебя, как и всех других дураков, подмывает броситься в Нью-Йорк, немедленно покорить его и шататься с вечеринки на вечеринку.
— Это не совсем так, — сказал Рудольф. Он пока не чувствовал себя готовым для Нью-Йорка. — Мне нравится жить в этом городе.
— И полагаю, не без оснований, — снова садясь, почти со вздохом облегчения, сказал Колдервуд. — Послушай, Руди. Я уже далеко не молод. Доктора считают, мне Надо поменьше работать. У меня нет сыновей… С тех пор как умер мой отец, все здесь делалось моими руками. Кто-то должен прийти мне на смену. — Он наклонил голову и пытливо посмотрел на Рудольфа из-под густых черных бровей. — Поначалу будешь получать сто долларов в неделю, а через год посмотрим. По-твоему, это справедливо?
— Вполне, — ответил Рудольф. Он рассчитывал всего на семьдесят пять.
— У тебя будет свой кабинет. Переоборудуем под него старый отдел упаковок на втором этаже. На дверь повесим табличку «Помощник управляющего». Но в рабочее время ты должен быть в торговом зале. Если согласен — по рукам. — Рудольф протянул руку, и Колдервуд пожал ее. — Но сначала, наверное, тебе захочется немного отдохнуть. Я понимаю. Сколько времени тебе надо? Две недели? Месяц?
— Завтра в девять утра я буду на работе, — вставая, ответил Рудольф.
Колдервуд улыбнулся, блеснув явно искусственными зубами:
— Надеюсь, я в тебе не ошибся. До завтра.
Мэри Пэйс Джордах сидела у окна и глядела вниз на улицу, поджидая Рудольфа. Он обещал приехать сразу после церемонии и показать ей свой диплом. Конечно, было бы неплохо устроить для него что-нибудь вроде вечеринки, но у нее не было на это сил. Кроме того, она не знала никого из его друзей. И не потому, что их у него не было. Телефон часто звонил, и молодые голоса говорили: «Это Чарли» или «Это Брэд, Руди дома?». Но почему-то он никогда не приглашал никого домой. Впрочем, оно и лучше. Разве это дом? Две темные комнаты над магазином тканей на улице без единого дерева. Видно, она обречена всю жизнь жить над магазинами. Через улицу прямо напротив них жила негритянская семья, и из окна на нее все время глазели черные лица. Похотливые дикари. В приюте она узнала о них все.
Она закурила и дрожащими руками стряхнула с шали пепел от предыдущих сигарет.
