Борис Черных - Есаулов сад
Баяру Жигмытову
В день скорби смеялась мама,И рыжее солнце смеялосьВ окладе тяжелой рамы.И мальчик смеялся с ними.
В день скорби смеялись березы,Потряхивая ветвямиИ иней роняя звездный.И мальчик смеялся с ними.
В день скорби письмо сосновымЗапахом сердце пробило, —Соседка смеялась снова.И мальчик смеялся с нею.
В день скорби голубь с фронтонаУпал в бездонное небо,И со счастливым стономГолубка за ним летела.
В день скорби в округе нашейВдруг расцвели на балконахСиние песни и маршиС зеленым гитарным всплеском.
В день скорби черви поэзииЗатеяли праздник метафор.И друг мой, вернувшись от Лесбии,Восторженно записал:
«Сегодня я видел Пушкина,Он, братски обняв Вампилова,Февральские посвисты слушалНа берегу Ангары.
Их лица светились матово,А из фундаменталкиК ним выскочила Ахматова,Как юная лань легка»…
В день скорби… 5 марта 1984, ЧусоваяВ ожидании совещания в МадридеДоживу ли до солнечных дней,Не потрафив суровой обиде.В преисподней – котельной моейСтарый Франц говорит о Мадриде.
Доживу ли? Эстонец, поправБоль житейскую долготерпеньем,Рассуждает о сущности правНакануне и после Успенья.
Что он помнит, дремучий мужик,Хлебороб и солдат поневоле,Об иной – человеческой – доле,От которой отвык.
О, жестокое племя людей,Пожалей ты быка на корриде.В преисподней – котельной моейСтарый Франц говорит о Мадриде.
Котельная 36 зоны, ЧусоваяСкоро проселки, сума…Льву Тимофееву
Был я безудержно смел,Вторил громам в поднебесье,Сирые избы предместьяПесней тревожить умел.
Но миновала пора,Обочь колодца пониклиПлети сухой повилики.Я ухожу со двора,
Где бушевала весна,Лето цвело – колосилось,Девкой дебелой носиласьОсень, хмельна и красна.
Скоро проселки, сума,Жизни слепое усердие.Белый платок милосердияПермская вяжет зима.
Чусовая, 1985Памяти белоруса Н.Девочка, ровесница его, смеется и поет.И он слушает ее голос. Идут годы.Она смеется глуше и все реже поет.И наконец голос ее растворяется в хвойных лесах.Может быть, она уехала или – Боже, Всеблагой,не допусти этого – умерла?Но однажды тонкий голосок вывел мелодию.Он узнал мотив, забытый почти.Он вслушался. И встрепенулась душа его:та девочка вышла замуж, родила дочь;и росток песни из слабой гортанитак живо напомнил ему изжитое в памяти.Он рванулся навстречу песне, но терновая изгородьостановила его. И он упал замертво.
1986, Чусовая.Валентине Кузнецовой-ЯмпольскойВершит за решеткой окна прихотливый полетВещунья-синица по лону небесного ситца.Опять я услышал – пречистый твой голос поетУ полуразбитой урийской криницы.
В простуженном горле колодца журчанье цепи,К живой бы воды окоему припасть и напиться.Смотрю я прощально в славянские очи ТвоиУ полуразбитой урийской криницы.
Звезды отгоревшей неясный из прошлого светБезгрешно и ясно в колодезном срубе на миг отразится.Судьбы ли, зари ли вечерней моей опадает малиновый цветНад полуразбитой урийской криницей.
1986, Чусовая, штрафной изоляторГ. Ф., латышскому поэтуЯ молчанья печатьНе в кармане несу, а в предсердье.Будем, Гунар, молчать,Не расчитывая на милосердье.
Будем, Гунар, таитьУпованье на ведро и лето.И повяжет незримая нитьОбреченных поэтов.
Так, заслыша в высоком лесуПил стальных ножевое злословье,Кедр тихонько обнимет соснуИ приникнет к ее изголовью.
1986, Чусовая.Песенка для пьесы «Урийская дидактика»Ах, это явь иль обман…Не осуди их, Всевышний.Старого кедра романС юной японскою вишней.
Юная вишня робка,Но в непогоду и вьюгуСильная кедра рукаОберегает подругу.
Этих возвышенных чувствНеобъяснимо явленье.Вот почему в отдаленьеЗаговор зреет стоуст.
Как, говорят, он посмелНежных запястий коснуться,Не испросив у настурцийПрава на лучший удел.
Не поклонившись сосне,С ней он безумствовал ране,Терпкую влагу в стаканеС нею делил по весне.
У одиноких ракитОн не припал на колена.Быть же ему убиенным,Коль на своем он стоит…
И увели палачи,Серые, мрачные вязы.Где ты, мой зеленоглазый? —Слышалось долго в ночи.
1986, Чусовая6. Урийская дидактика.
Сцены
У каждого свое время. Вам не приходило это на ум? Один живет в текущем дне и не помнит о том, что текущему дню предшествовали дни, в которые сошлись на траве родители и создали его для этой скучной или праздничной маяты. Другой живет прошлым и в прошлом. Третий живет, как ни странно, будущим.
Все они – присутствуя, отсутствуют. Мы зовем их куда-то, а их нет. Есть материальная субстанция, исполняющая механическую (физиологическую, химическую, внесмысловую) работу. Мы приглашаем их на какую-то перестройку и сулим им некую гласность – больше того – демократию, а они отсутствуют. Литература создала уже этот тип, я имею ввиду гениально написанного Зилова.
Но есть люди, которые настоящее прозревают из прошлого, это ностальгический тип. Есть, наконец, такие, кто умеет из будущего видеть настоящий день; этим живется чрезвычайно интересно.
Здесь будет рассказано о человеке, который предпринял попытку сохранить исторически текущее время в эпоху безвременья. Ну, финал вы предощущаете, я не буду говорить о финале.
Действующие лица этой комедии… Впрочем, я не до конца вижу их ряд, поэтому начнем без перечня, а там будет видно.
* * *Дом в саду. Окна настежь. Полка с книгами. Портрет бородатого человека с усталым лицом. Стол. На чистой скатерти груши. Деревянная кровать, заправленная синеньким покрывалом. Все бедновато, но пристойно. Скрипит дверь. Входит садовник. Это неприбранный мужчина лет 40-45-ти. Голос его ясен и внушает подозрения, что хозяин голоса молод, но запустил себя.
САДОВНИК. Упаду до лучшего часа (стягивает легкую рабочую куртку). Сбесилось небо, дышать нечем. А впрочем (размышляет) пойду искупаюсь. И упаду.
Берет полотенце, уходит. В окно слышно как начинает падать вода. Скрипит дверь.
ПИВАКОВА. Я войду, да? (прислушивается). Граждане, отзовитесь! (прислушивается). Я вошла! (прислушивается и идет к открытым окнам, выглядывает). Ой!
Голос Садовника. Я купаюсь. Я один в доме и на дворе. Вы можете подождать меня?
ПИВАКОВА (косится в окно и норовит подглядеть). Могу. Я Пивакова, вы должны знать Ольгу Пивакову.
САДОВНИК (сквозь плеск воды). Да, я знаю вас. Вы тучная, пожилая, одинокая женщина.
ПИВАКОВА (оглядывая себя несколько поспешно). Ну, положим, склонная к полноте, а не тучная. И совершенно отнюдь не пожилая (выступает по комнате горделиво). И вовсе не одинокая. Вас дезинформировали. Журналисты лживый народ. Я категорически не одинокая.
Голос САДОВНИКА (отдувающийся). Ко мне приходят только одинокие.
ПИВАКОВА (с женским интересом рассматривая портрет человека на стене, и отвечая этому человеку). Я пришла к вам не поэтому. И я тороплюсь.
Голос САДОВНИКА. Я не приглашал вас, голуба. А спешить мне некуда. Мой поезд ушел.
ПИВАКОВА (надкусывая грушу). Какая дрянь!
Голос САДОВНИКА. Вы еще не раскусили меня, а уже ругаетесь. Я выгоню вас.
Плеск воды затихает. Слышно, как садовник идет в дом. Пивакова прихорашивается. Садовник с полотенцем на плече.
ПИВАКОВА. Вы товарищ Посконин? Категорически здравствуйте, Федор Иванович.
САДОВНИК (деликатно). Здравствуйте. Как вас по имени-отчеству?
ПИВАКОВА. Ольга, просто Ольга.
САДОВНИК (упорно). А по батюшке?
ПИВАКОВА. Я же сказала, Ольга. Можно Оля. Вы меня знаете. Я из редакции областного радио.
САДОВНИК. О, разумеется, я знаю вас. Вас все знают.
ПИВАКОВА. Вот видите, а грозились прогнать.
САДОВНИК. Я и прогоню. Вы пришли сказать какую-то гадость.
ПИВАКОВА. И не угадали! Вашу повесть рвут из рук. Можно, я закурю?
САДОВНИК. Ну-с, и что дальше?
Здесь он, скучая, зевнет. Ему понятен приход этой дамы.