Борис Екимов - Прощание с колхозом
А эти самые «спецы» – нынешние руководители – не знали, как концы с концами свести: как уберечь от гибели остаток коров, как землю вспахать да засеять, как людям объяснить, что нынешним горьким днем жизнь не кончается.
С Василием Степановичем Инякиным, Василием Ивановичем Панченко прошлым летом встречался я не раз.
– Жмем только на патриотизм, – говорил Василий Степанович. – Надо скотину спасать.
– А понимают? – спрашивал я.
– Кто как… Часть понимает. Всю жизнь при скотине. Жалеют ее. Но не все.
– Куда все подевалось?.. – разводил руками Панченко. – Ведь в колхозе всегда лишняя была техника, механизаторов не хватало. Ее продавали по цене металлолома. «МТЗ» стояли, про сеялки, косилки и говорить нечего. А как разделились, оказалось, что ничего нет и все нужно снова покупать.
Осенью, получив деньги за зерно, купили тракторы, по ценам великим. Но ведь без них не обойдешься. Понемногу пытаются восстанавливать поголовье скота. О какой-то сносной зарплате и речи нет. Такова цена реорганизации.
В одной из областных контор при мне укоряли В. И. Панченко:
– Неправильно вы все делали, – внушали ему. – Нужно было заводить счета отдельные. Каждое подразделение должно рублем отвечать… Обговорить штрафные санкции… Объяснить людям. Поехать поучиться, например, в Кузницы Иловлинского района. Там сделали по-умному. Не то что вы.
В. И. Панченко, понурив голову, лишь вздыхал, зная, что начальству перечить – пустое. Перемолчал и я, хотя бывал в Кузнецах и видел, как «по-умному» там делились. «Умный дележ» довел до того, что милицию вызывали, чтобы выгнать «чужие» комбайны с «моего» поля. Выгнали, урожай погубили, часть его так и оставили под снегом. Но вот для областного начальства это был передовой опыт, «умный дележ».
Хутор Попереченский, оправдывая свое имя, одним из первых в районе и области пошел поперек привычной жизни, напрочь развалив совхоз «Аксайский». Такие «поперечники» есть теперь почти в каждом районе. Оправдываются слова одного из руководителей областного агропрома: «Надо в каждом районе распустить по одному колхозу и поглядеть, что получится». В Попереченском развал начал главный агроном В. С. Николаев. Это становится правилом – уход главного агронома с группой хороших механизаторов. Агрономы – люди грамотные. Они видят, что зерноводство дает прибыль, а животноводство ее съедает. Все очень просто: балласт – долой. В феврале 1992 года сорок пять механизаторов во главе с Николаевым вышли из совхоза, организовав товарищество «Степь». Получили они 4500 гектаров земли, технику, взяли кредиты, на которые еще тракторов да комбайнов купили. Хорошо поработали, погода помогла, и вот он – высокий урожай, а значит, деньги, не сравнимые с теми, что зарабатывали в совхозе, у которого в довеске дойный гурт: овцы, гуляк, социальные нужды. Зима 1992/93 года стала концом совхоза «Аксайский». Люди поняли, что можно жить по-другому. Начался развал ли, раздел. «Рассвет», «Кристалл», «Искра», «Маяк» – названия новых товариществ были хорошие, с надеждой на лучшее впереди. Хотя и тогда, в марте 1993 года, ясного было мало.
– Только создали крестьянские хозяйства, пришлось объединяться в товарищества, потому что для них – налоговые льготы. Создали товарищества, впору снова разъединяться, потому что товарищество – это, оказывается, мини-колхоз и льготы вовсе не для него.
– В нашем ТОО тридцать девять семей. Теперь тридцать девять счетов в банке открывать? И тридцать девять кредитов брать? И тридцать девять отчетов? Тридцать девять балансов? А на кого оформлять единственный комбайн? А если не делиться, то налог на прибыль тридцать три процента сразу нас задушит.
– С молоком возиться невыгодно. Крупный рогатый скот, доставшийся при дележе, сдали на мясо.
– Голова кругом идет. Кто мы? Нищие с дырявым карманом. Зарплаты никакой не получаем, и не видать нам ее до ноября.
Это – разговоры мартовские 1993 года. Теперь – январь 1994-го. Год без совхоза. Как прожил его хутор Попереченский и как живет?
Лето выдалось к новым и старым хозяевам доброе. На Бога не будем грешить: дал дождей и тепла.
Машину, на которой мы ехали по хутору с главой сельской администрации, остановил человек:
– Хлебушка лишнего нет, Григорьевич?
– Нет, – ответил Иван Григорьевич. Для села все это привычно: очередь у магазина, заветная хлебовозка. Для хутора Попереченского такие картины лишь в памяти. Часом позднее Калашников принесет и закроет в шкаф неполный мешок с хлебными буханками. Они предназначены для молодых учителей из общежития.
– Свой печем, по домам, мука у всех есть, – объяснили мне. Рядом, через дорогу, пекарня со всем оборудованием. Она стоит. Есть и машина-хлебовозка, прежде она возила хлеб из соседнего хутора. Теперь «на приколе». Шофер просил повысить зарплату. Из каких средств? Сельский голова – Иван Григорьевич – собрал глав крестьянских хозяйств: «Давайте доплачивать шоферу. Сбросьтесь – и будем с хлебом». Отказались сбрасываться: «Нам не надо. Мы муку завезли».
Новые времена, новые хозяева, новые порядки. Лишь хутор остался тот же – Попереченский, бывший совхоз «Аксайский», молодое хозяйство, которому от роду было шесть лет.
Образовался «Аксайский» в 1986 году, выделившись из совхоза «Выпасной». Тогда на хуторе было восемьсот жителей и один телефон. Через шесть лет число жителей и работников выросло вдвое. Совхоз «Аксайский» имел 21 тысячу гектаров пашни, 400 коров, 27 тысяч овец. Молока сдавали до 800 тонн, мяса до 600 тонн, шерсти 800 центнеров, хлеба (в 1991 году) 15 920 тонн.
Как всякое молодое хозяйство, «Аксайский» с помощью государства энергично развивался. Было построено очень много. Производственные помещения: гараж на пятьдесят автомобилей с машинным двором, машинно-тракторная мастерская с теплой стоянкой на двадцать пять тракторов, стройчасть с пилорамой, складами, газовый склад с хозяйством, крытый ток, два зерносклада, восемь кошар с жильем для чабанов (там проводили областные семинары, показывая, как нужно обустраивать овцеводческие «точки»), нефтебаза, птичник и даже перерабатывающий комплекс с полным циклом – от забоя овцы до производства колбасы, мясокостной муки, выделки овчин и пошива шубных изделий. Это для работы. А для людей, для жизни было построено пятьдесят квартир, два больших магазина (500 кв. м полезной площади), пекарня с кулинарией – там делали и мороженое, столовая по улучшенному проекту на 360 кв. м. Дом быта (250 кв. м) с парикмахерской, швейным цехом, ремонтом телевизоров и прочей техники. Школьный интернат. Медицинский профилакторий с детским и зубоврачебным кабинетами, лечебными ваннами, душами, физиотерапией. Построили, закупили оборудование, но не успели ввести в строй. Подвели под крышу детский комбинат на сто сорок детей. Старый, на пятьдесят, стал тесен. Заложили новую баню с бассейном, сауной, кафе. Поставили АТС на сто абонентов. Детей в школу с хуторов и чабанских точек возили на автобусе.
Все, что было, не сразу и припомнишь. Тир, например. И более важное: рушилка для гречки и проса, давильня, чтобы свое масло иметь. Сепаратор, чтобы принимать от людей молоко и сразу его перегонять.
Понимаю, что скучновато этот список читать: детсад да баня… рушилка. Но все это – хуторская жизнь, цену которой можно понять, лишь потеряв нажитое. Все это было. Нынче, в январе 1994-го, станем считать, что нашли, что потеряли в Попереченском за год, прожитый по-новому.
Животноводство бывшего совхоза практически ликвидировано. Коров раздали по дворам, пустили «под нож». Из 27 тысяч овец наберется ли теперь тысяча-другая? Большая часть их передохла, пока шел дележ. Остатки – «под нож». Что говорить об овцах, если из восьми новых капитальных кошар, которыми на всю область гордились, шесть уже уничтожены. Все равно пропадать, растянут. Говорят, что и железобетонные балки уже в ход пошли. Увозят.
Владимир Сергеевич Николаев, председатель первого в хуторе товарищества под названием «Степь», сказал ясно: «Животноводство экономически не выгодно. Поэтому его и нет. Вся наша область и Ростовская овцу потеряли. Если шерсть не берут, зачем овца?»
Николаев, повторюсь, бывший главный агроном. Дело в его товариществе идет неплохо. В 1993 году 1700 гектаров «озимки» дали в среднем по 37,5 центнера. Подсчитали, что у каждого работника годовой заработок около 7 миллионов рублей. Правда, получили пока от государства лишь половину. Но купили почти два десятка новых «Жигулей». Об этом знает весь район. И если нынешней зимой распадется еще один котельниковский колхоз, то один из главных доводов будет: «Двадцать “Жигулей” люди купили!»
Владимир Сергеевич молод, по виду энергичен, хвалят его как агронома. Своим нынешним положением он доволен.
– Производительность труда, дисциплина несравнимо выше, чем в совхозе, – говорит он. – Из сорока пяти человек у нас двое управленцев: бухгалтер и я. На мне банк, элеватор, запчасти, горючее и электричество. Имею диплом, допуск. За тем, кто как работает, я не слежу, никого не подгоняю. У нас рабочий день стоит тридцать тысяч рублей. Люди сами понимают и друг за другом глядят. Троих мы выгнали за пьянку. От желающих к нам прийти отбоя нет. Но мы никого не берем, только детей членов нашего товарищества. Народ у нас и так лишний. Мало земли. Можно бы десять-двенадцать человек убрать. Но куда им деваться? Пусть работают. Есть у нас пенсионеры. На доход с земли они права не имеют. Но мы им выделили нынче по шесть-восемь тонн зерна, по двести пятьдесят тюков сена, соломы – по потребности, муки привезли, гречки. Они довольны. То, что совхоз разделился, хорошо. Но государство должно понимать: это первый шаг. Поделили. Кто-то работает, у других – земля в бурьяне. Нужен высокий налог на землю. Тогда будет невыгодно зря держать ее. Неумелые и лодыри землю продадут нам, настоящим работникам. Мы ее купим. У нас земли сейчас мало. И конечно, нужны честные отношения. Мы продали государству зерно в августе, сейчас – январь. Где наши деньги? За полгода от каждой тысячи осталось сто пятьдесят рублей, остальные съела инфляция. И сколько еще съест? Мы ремонт не можем вести, нет запчастей. Нам сепараторы нужны для очистки семян. Где наши деньги? А если по-честному, то работать можно. И легче стало. Люди зимой отдыхают. Нагрузки не очень большие. Получается труд в удовольствие.
