Михаил Мамаев - Босфор

— Посмотрим… Так, жидкость прозрачна и жива, как первая мысль у младенца. В нее хочется окунуться с головой… Значит, вино хорошее!

— За неожиданное знакомство, — предложил я.

— За приятное неожиданное знакомство! Эй, так не пойдет — до дна… Надолго в Турцию?

— Не знаю… А чем занимаешься ты?

— Работаю в Гамбурге. Моделью. Приехала, на пару недель навестить родителей и друзей.

Ламья, закинула ногу на ногу. Она переоделась и была теперь в потертой джинсовой юбке, из-под которой торчали смуглые колени.

— Налей мне еще, Никита.

Я взял из бара бутылку. Справа над баром была фотография. Красавец лет двадцати, очень похожий на Ламью, только брюнет.

— Брат?

— Дай, пожалуйста, стакан.

Ламья взяла виски и сделала большой глоток. Включила магнитофон.

— Потанцуем?

Играла медленная музыка.

Ламья положила руки мне на плечи и осторожно прижалась. Почувствовал возбуждение. Чтобы скрыть, отстранился и шутливо погладил ее по голове.

Она перехватила мою ладонь и поднесла к щеке.

— Хочешь меня?

Глупо улыбнулся.

— Хочешь? — повторила Ламья. — Тебе понравится, я опытная любовница!

Я напряженно молчал. Проститутка? Вроде, не похожа…

— Это ни к чему никого не обяжет, — словно угадав мои мысли, сказала она. — Хочу тебя. Идем наверх…

Она потянула за руку. Я остановил.

— У меня здесь девушка. Я ее люблю…

— Понятно…, — в голосе Ламьи мелькнула досада. — Как хочешь… Ладно, забудь… Хотя не думаю, что это было бы изменой.

— Почему?

— Я не обычная женщина. Я… Я не всегда была женщиной.

— В смысле?

— Раньше была парнем, что непонятного? — она усмехнулась. — Так что я вроде, как друг…

Я смотрел на Ламью и старался вникнуть в суть ее слов. Да, есть люди, при помощи хирургической операции изменившие пол. Но неужели медицина способна сделать это так красиво и …правдоподобно?!

Чем пристальней и бесстыдней всматривался в Ламью, во все детали ее идеального тела, тем острее чувствовал растущее желание.

— Ламья, ты очень хорошая, но…

— Пойдем купаться, — перебила она.

Миновали несколько вилл и, раздевшись, бросились в бассейн. Он был большой и глубокий, отделанный голубой и синей плиткой. Вода казалась густой, как расплавленное стекло.

Мы ныряли, кувыркались и в шутку пытались топить друг друга.

— Познакомишь со своей девушкой? — спросила Ламья, когда вышли из воды и растянулись в шезлонгах.

— Хорошо. Фотография над баром… Ты?

— Да.

— Странное чувство…

— Говори, я не обижусь.

— Как будто этот парень и жив и мертв одновременно.

Ламья улыбнулась, словно услышала комплимент.

— Каждый человек балансирует на этой грани, — едва слышно сказала она. — Иногда он больше жив, чем мертв, иногда наоборот. Неужели ты этого не знал? Или ты думаешь, ты особенный?

— Я не особенный, но…

«В тебя, наверное, никогда не стреляли, — подумал я. — Человек либо жив, либо мертв. И это сразу видно. Даже если он еще дышит. А еще трудно выжить, когда остаешься без кожи. Но это уже любовь…»

Спорить не хотелось.

Она лежала рядом, закрыв глаза, подставив лицо солнцу. На закате стамбульское солнце жгло.

Продолжал мучиться вопросом, неужели это не розыгрыш? Неужели человека можно так перекроить? Чем больше думал об этом, тем сильнее запутывался…

— Мне пора, — наконец, сказал я.

— Я отвезу тебя.

— Не надо…

— Спорить бесполезно!

Мы выехали из Ситези.

Дорога теперь шла вверх.

Мощная машина легко брала подъем.

Я высунул руку ладонью вперед.

Тугой встречный воздух упрямо упирался.

Это было рукопожатие с ветром…

Утром Дениз отвез не фабрику.

Нас было трое моделей — Мурат, Ольга и я.

Работа проходила в фото-студии с круглыми окнами, замазанными черной краской.

Каждый импровизировал перед фотокамерой на спортивную тему и, когда получалось хорошо, был похож на чемпиона мира, застигнутого у зеркала с очередной медалью. Со стороны могло показаться, что мы кривляемся или кого-то дразним.

— Замри! — выкрикивал фотограф Хасан. Это означало, что найдена хорошая поза и остается, если требуется, поправить свет и сделать снимок.

Проводили перед камерой две-три минуты и переодевались в новый комплект.

Иногда Хасану что-то не нравилось. Тогда с одним снимком возились целую вечность.

Я учился, наблюдая, как работают Мурат и Ольга.

Время до обеда пролетело быстро.

Накрыли общий стол. На тарелках разложили копченое мясо, жареный картофель, салаты из свежих овощей и душистый белый хлеб. Принесли банки с «Колой». Хасан извлек из сумки бутылку виски и налил всем. Я не стал брать стакан. Ольге это не понравилось.

— Когда все пьют, нехорошо делать вид, что не пьющий, — шутливо сказала она.

— Если б это прозвучало по-английски, все равно понял бы, что ты из России, — заметил я. — Когда все пьют, нехорошо делать вид, что не пьешь. Когда идут, нехорошо делать вид, что не идешь. Когда все умерли, нехорошо делать вид, что ты еще жив… С меня хватит! Я больше не делаю вид, Оленька. Делаю, что хочу…

— Вот за это и выпьем! — Ольга всучила стакан. — Хорошо сказал! Давай за жизнь! Давай, давай… По чуть-чуть! Нельзя отказывать даме…

К вечеру приехал Дениз.

— Мы в ресторан, Никита! — сообщил он. — Приглашаю.

— Возьмем Ольгу и Мурата? — предложил я.

— Я тороплюсь, — сказал Мурат.

— А я с удовольствием, но не сегодня, — сказала Ольга.

За Ольгой заехал парень. Прощаясь, она незаметно сунула мне в руку клочок чистой салфетки. Там был ее стамбульский номер телефона.

В четверть девятого вечера было светло.

Сидели в ресторане на просторной набережной у Мраморного моря.

Маленькие рыбные ресторанчики тянулись на многие километры. Они выглядели незатейливо — кухня, белая пластиковая мебель под навесами от солнца и дождя, яркая неоновая вывеска над входом, видная с дороги.

Море дышало за гранитным парапетом.

Соль выступила на камнях.

Издали казалось, они подернуты изморозью.

На столе стояли открытая бутылка «Чанкаи»,[14] тарелки с разными морскими копченостями и хлеб.

— Я начал этот бизнес два года назад, — рассказывал Дениз. — До этого имел магазин и небольшую фабрику запчастей для легковушек. Продал, снял известный тебе особняк и стал заниматься моделями.

— Были связи? — спросил я, заглатывая жирное бронзовое тельце большой креветки, пропитанное соевым соусом. — За два года с нуля пробиться в тройку лучших модельных агентств Стамбула — фантастика!

— Ничего у меня не было! — махнул рукой Дениз и словно обиделся на кого-то, кого я не видел, но кто в это мгновение как раз пролетал мимо. — Была только безумная любовь. Ко всему красивому — вещам, городам, природе, людям. Я коллекционер. Все вы моя коллекция.

Дениз улыбнулся и двусмысленно посмотрел на меня.

— Мы станем лучшим агентством, вот увидишь, — похвастался он. — Через месяц начнется Визон-шоу. Это главное событие года в нашем деле. Постановку сделает мой английский друг Питер. Он специально прилетит из Лондона. Топ-модели Турции примут участие. Из мужчин-дебютантов почетное жюри выберет самого красивого человека страны. В прошлом году Мистером Турции стал Гекан. Это моя модель, если ты не знал. И теперь я выставлю таких мальчиков!

Глаза Дениза засверкали под стеклами очков.

— Возможно, и ты примешь участие в Визон-шоу, — сказал он другим тоном. — Если будешь хорошо работать и прислушиваться к моим советам и пожеланиям. Тебе придется постараться.

Я встретился с ним взглядом.

Дениз обмяк, растекся…

Как будто его расплавил незримый огонь.

Или какой-то шутник незаметно прибавил земного притяжения у него под стулом.

Я почувствовал, надо что-то сказать…

— Дорогой Дениз! Давай выпьем за то, чтобы твое агентство…, — начал я.

— И твое тоже теперь, — томно поправил Дениз.

— За то, чтоб наше агентство было первым агентством Турции, да что там, — всего мира!

— И чтобы ты попал на Визон-шоу, мой дорогой.

Темнело.

Закат отразился в воде. Горизонт переливался алым и желтым.

В ресторане стало шумно.

На столах появились зажженные свечи. Все лишнее погрузилось в темноту.

Музыканты заиграли негромкие турецкие мелодии.

Третья бутылка «Чанкаи» была на исходе.

— Ты хорошо работал сегодня, мой дорогой, — вкрадчиво сказал Дениз. — Хасан тебя хвалил. Ничего удивительного. Ты красивый. Надо помнить, что ты красив, дружок. Знать, чего ты стоишь, и гордиться этим. Говоря по правде, тебе этого недостает. Ты относишься к себе слишком просто, как будто такой, как все. Но это не так. Ты один из лучших. Может быть, лучший! Ты — модель, прирожденная модель. А это особая раса! Коммуна людей идеальных форм и пропорций, новых богов, если хочешь. Вас послали в этот мир, чтобы возродить в людях понимание подлинной человеческой красоты и умение наслаждаться ею. Подумай, какая это великая миссия!