Михаил Мамаев - Босфор

Выпил еще водки.

Звезды хлынули вниз и сквозь меня!

Я стал большим-большим…

Казалось, стоит посильнее оттолкнуться, и полечу, черт знает куда. Но я не хотел улетать! Мне было хорошо здесь, на этой дискотеке, среди этих людей, в этом городе, на этой земле…

Мы с Наташей стали целоваться…

Когда посмотрел вокруг, то не увидел друзей. И вообще никого больше не видел, кроме Наташи, которая была теперь повсюду, куда бы ни бросил взгляд.

Взяли такси, назвали адрес и спустя одно мгновение уже входили через балкон в квартиру.

В темноте, спотыкались друг о друга и о какие-то безымянные предметы.

Смеясь, срывали одежду.

Падали на гостеприимную шведскую кровать.

Шептали глупости…

Горячий поток ночи бросал в слепые части пространства. Крутил, вертел, разрывал и снова соединял.

Мир вращался вокруг, как вентилятор в потолке нашей спальни…

Мы любили, как в первый раз, разглядывая сокровенные уголки наших невесомых тел губами, щеками, ресницами, дыханием…

Не прерывались даже, когда в половине пятого муэдзин возвестил о начале утренней молитвы.

Прошлое исчезло.

Остался гулкий и глубокий пульс нарождающегося дня, в котором не было еще ничего, что бы мы боялись потерять или разрушить.

Люди расстаются, чтобы встречаться набело. Расставаясь, они рискуют никогда больше не взглянуть друг другу в глаза. Но это все-таки лучше, чем всегда быть вместе по привычке.

Весь новый день провели дома. Валялись в постели, болтали о пустяках, занимались любовью, запивая вином и закусывая фруктами.

Это был удивительный день! Как будто кто-то сорвал с меня старую кожу, весившую тысячу тонн. Приходилось все время быть начеку и придерживаться за что-нибудь, чтобы не улететь в небо.

Не хотелось вспоминать, что осталось позади.

Не хотелось думать, что ожидает завтра.

Каждая минута вызывала веселое удивление. Как очередной старт космического корабля. Или воробей, запорхнувший в открытую форточку.

— Завтра поставим тебя на учет в агентстве, — сказала Наташа. — Ты привез фотографии?

Поднялись на третий этаж.

Вошли в залитую светом мансарду.

За огромным столом, заваленным фотографиями, сидел полнеющий коротышка лет тридцати пяти, одетый в модный светлый костюм.

Узкие прямоугольные очки в золоченой оправе уверенно держались на мясистом носу, придавая розовому лицу воинственность.

Лицо лоснилось.

«Вот они какие, акулы рынка человеческой красоты!» — подумал я, пожимая небрежно протянутую руку, и отметил, что ладонь мягкая и влажная, как у спящего мерзавца. Чтобы перебороть отвращение, тряс руку Дениза на вечность дольше, чем следовало.

— Что будете пить? — спросил Дениз, вернувшись к фотографиям.

— Воду с лимоном, если можно, — поспешила сказать Наташа, прежде чем я успел ответить.

Дениз по селектору сделал заказ.

Возникла пауза.

— Очень жарко! — сказала Наташа по-турецки.

— Да, — сказал Дениз.

— В такую жару хорошо на пляже, — заметил я и подумал, что даже не знаю, сколько у нас с Наташей осталось дней до месячных.

Наташа сурово посмотрела на меня. Договорились, что говорить будет она.

— Не могли бы вы встать? — попросил по-турецки Дениз, хотя, конечно, как большинство турков, прекрасно говорил по-английски. Наташа перевела. Я встал.

— Пройдитесь.

Подошел к столу.

— Как я понимаю, вы ищите работу, — равнодушно сказал он. — Вы когда-нибудь работали моделью?

— Нет.

— Он профессиональный актер, — сказала Наташа.

— Почему же он не работает по профессии у себя дома?

Наташа перевела.

— Хочу выучить турецкий, — сказал я, не дав Наташе ответить.

— Зачем?

— Чтобы понимать, что ты там сейчас бормочешь на своем курином языке[12]… — не глядя на Наташу, с улыбкой сказал я по-русски. И добавил по-английски:

— Думаю заняться здесь бизнесом…

— Но ведь можно нанять переводчика? — был вопрос уже по-английски. Теперь во взгляде Дениза читалось любопытство.

— Я не доверяю переводчикам… Я вообще мало кому доверяю…

Наташа поспешно протянула конверт с моими фото.

— Не плохо…, — пробормотал Дениз. — У вас здесь может быть работа. Если, конечно, вас правильно преподнести.

— Это как? — спросил я.

— Надо с вами поработать. Глаза, например. У вас везде грустный взгляд. И на фотографиях и сейчас. Глаза должны светиться радостью и беззаботностью. Никому не интересны ваши проблемы.

— Он отдохнет и повеселеет, — сказала Наташа и улыбнулась.

— Надеюсь, — наконец улыбнулся и Дениз, и вдруг ласково посмотрел на меня.

Мальчик принес напитки.

Я сделал несколько глотков.

Вода была холодная.

Кусочки лимонной мякоти приятно щекотали губы.

Дениз дал визитку, дописав от руки номер мобильного.

— Завтра поедем на кастинг, — сказал он. — Заеду в десять.

Сестра Дениза Шермин, совладелица агентства, протянула Наташе листок с адресом, где до пяти ее ждали на кастинге.

— Надо же, Дениз сам отвезет тебя! — сказала Наташа на улице. — А я думала, нас выгонят… Что бы это значило?

— Надеюсь, он не слишком запал, — пошутил я. — Не хочу разбить ему сердце…

Ровно в десять утра к подъезду бесшумно подкатил красный спортивный автомобиль. На заднем сиденье были два парня.

— Твои соперники, — шутливо сказал Дениз.

— Ничего, я привык…

Компания занималась производством и сбытом спорттоваров. Там готовили новый каталог. Менеджер записал размеры, дал померить пару костюмов и кроссовки. Потом долго совещался с Денизом по-турецки. Наш шеф что-то доказывал.

— Поздравляю, Никита! — сказал он, когда мы снова оказались в машине. — Ты утвержден. С первого раза получить работу — большая удача.

— Не думал, что это так просто.

— Это не просто, — возразил Дениз. — Мне пришлось тебя отстаивать.

Наташи дома не было.

Сварил кофе, устроился в кресле и, поставив дымящийся кофе на пол, принялся листать журналы.

Затарахтел телефон.

— Завтра у тебя работа, — сказала Шермин. — Дениз отвезет. Учти, он редко это делает — он не шофер.

В голосе Шермин я услышал усмешку.

— Постараюсь.

— Да, постарайся. В восемь он заедет.

Над кварталом разнесся крик с башни минарета. Половина пятого.

«К Босфору!» — решил я и вышел из дома.

Дорога серпантином спускалась вниз.

Изредка обгоняли автомобили…

Вдруг за спиной заскрипели тормоза.

За рулем синего спортивного Порша сидела девушка. Она улыбалась и активно приглашала сесть рядом.

Крыша родстера была убрана. На заднем сиденье с трудом уместилась огромная керамическая ваза.

Несколько мгновений медлил. Но улыбка незнакомки обезоруживала, а моя страсть к неожиданностям так сильна, что распахнул дверцу и сел.

Поехали.

— Живу тут не далеко, — сказала она. — Поможете с вазой?

— Конечно, — ответил я, словно только и делал всю жизнь, что помогал турчанкам отвозить домой гигантские амфоры.

На ней была розовая маечка и черные джинсы, украшенные стразами.

Длинные ноги.

Светлые волосы до плеч.

Тонкий запах хороших духов.

С губ не сходила улыбка…

Красавица!

Может, она из агентства Дениза?

— Я Ламья, — представилась она и снова улыбнулась.

— Никита.

«Как все-таки важно, когда человек умеет улыбаться, — подумал, глядя на нее. — Именно улыбаться, а не изображать на лице дурацкую гримаску, типа, он доволен…»

— Откуда ты? — спросила она.

— Русский.

Девушка удивилась.

— Ну и как?

— Что как?

— Как там живется?

— Не плохо… А почему спросила?

— Ну, там же стреляют, кажется?

— Бывает… Сейчас везде стреляют. Главное, чтобы в тебя не попали. Или хотя бы не в сердце…

— А здесь давно?

— Два дня.

Мы вкатили в Ситези, остановились у двухэтажной виллы.

Достал из машины амфору. Она была тяжелая. Сообща втащили в дом и поставили в углу на первом этаже.

— Надо бы обмыть покупку…, — предложила Ламья. — Не торопишься?

— Нет.

— Что будешь пить? — крикнула из кухни. — Возьми там в баре.

— Что тебе налить? — крикнул в ответ.

— Виски.

Ламья появилась с подносом. Бутерброды с сыром и вареной колбасой, нарезанный кружочками красный перец, фисташки, оливки…

— Что же себе не налил?

— Есть сухое вино?

— Это подойдет? — протянула бутылку.

Вино называлось «Якут» — рубин по-турецки.[13] В шутку поднес ее к глазам.

— Посмотрим… Так, жидкость прозрачна и жива, как первая мысль у младенца. В нее хочется окунуться с головой… Значит, вино хорошее!