Жан-Кристоф Руфин - Глобалия

— Здравствуйте, Сизоэс, — бросил он, выходя из лифта, даже не повернув головы.

И действительно, дверь ему открыл генерал Сизоэс собственной персоной. Он уже успел переодеться в парадную форму и был очень взволнован. Посетитель, шаркая ногами, направился в кабинет, дверь которого Сизоэс оставил открытой. На пороге стояла мертвенно-бледная секретарша, держа на подносе чашку чая без теина для генерала. Альтман протянул ей руку, на которой блестел золотой перстень с печаткой. Торопясь ответить на рукопожатие, секретарша отпустила свою ношу, и весь поднос полетел на пол. Генерал Сизоэс метнул на бедную женщину гневный взгляд, хотя было ясно, что во всем виноват Альтман со своими извращенными манерами.

Пока секретарша собирала осколки, гость осторожно снял шарф и плащ. Затем он уселся в кресло, обеими руками вцепившись в подлокотники, словно пассажир самолета, идущего на аварийную посадку. Сизоэс вернулся за свой стол. Зная, что Альтман не любит затягивать обмен любезностями, генерал нетвердой рукой сделал знак своей помощнице, чтобы та оставила их одних. А потом сразу же перешел к делу, открыв лежавшее перед ним заранее приготовленное досье. Он ждал этого визита, хотя и не так скоро.

— Господин Альтман, я попросил срочно с вами связаться, — откашлявшись, начал он, — потому что нашел кандидата. Как видите, мы не стали тянуть с началом операции.

— Да, вижу, — подтвердил старик.

Сизоэс принял эти слова за комплимент. Он изобразил не лишенную изящества улыбку, которая, впрочем, довольно сильно диссонировала с его крупным носом и фигурой борца-тяжеловеса.

— Надо признать, нам помогли обстоятельства.

Альтман иронически улыбнулся.

— Не скромничайте, — сказал он. — Я ожидаю от вас большей искренности.

Генерал сделал вид, что ничего не слышал.

— Здесь собрана вся информация, — продолжил он, протягивая гостю досье.

Альтман потер глаза.

— Вы не могли бы зачитать вслух? Я не захватил с собой очки.

Очки! Еще один аксессуар из далекого прошлого. Сизоэсу никогда бы и в голову не пришло обзавестись очками, хотя ему самому было без малого восемьдесят семь лет. Каждые пять лет он ложился на небольшую операцию, чтобы подправить зрение, а потому видел лучше любого юнца.

— С удовольствием, — почтительно ответил он.

Генерал откашлялся и начал рассказывать.

— Следуя вашим рекомендациям, мы выбрали молодого человека. Ему двадцать лет и две недели. Уже само его появление на свет было нарушением закона. Его мать прервала контрацепцию без официального разрешения.

— Происхождение матери?

— Бурятка.

Альтман широко раскрыл глаза, как бы выражая крайнее удивление.

— Это кочевой народ в Сибири, — с гордостью пояснил генерал, который особенно тщательно отшлифовал эту часть своего доклада.

— Значит, она была зарегистрирована как русская?

Сизоэс быстро пролистал свои бумаги в поисках ответа на вопрос, который ему явно не пришло в голову выяснять. В конце концов, какое это имело значение?

— Нет, — объявил он с победоносным видом, — «Двойная регистрация: Россия—Монголия».

— Что это еще за двойная регистрация?

— Она имела право использовать стандартизированные культурные элементы, характерные и для того, и для другого происхождения.

— Я окончательно запутался в вашей терминологии, — простонал Альтман, прикрывая глаза рукой.

— Проще говоря, она имела право держать у себя в гостиной и матрешку, и ковер из козьей шерсти. В любом случае, это устаревшая классификация, теперь она практически не используется. С этими неточными определениями было слишком много сложностей.

Рон Альтман неодобрительно покачал головой, но Сизоэс так до конца и не понял, относится этот осуждающий жест к старому или к новому положению вещей. Как бы то ни было, он предпочел продолжить свой рассказ, не задавая вопросов.

— Отец неизвестен. Мать нашего кандидата приехала в Милуоки учиться на медсестру. Расследование показало, что второй родитель, вероятнее всего, чернокожий повар из бистро в центре города. Она обычно подолгу сидела там за чашечкой кофе и готовилась к занятиям. Заведение называлось «Милк Уол-кинг».

Генерал улыбнулся, бросив взгляд поверх страницы. Но Альтман продолжал сидеть, не поднимая маленьких морщинистых век и не проявляя ни малейшего интереса к столь забавной перекличке названий.

— При рождении ребенка расследование в отношении отца произведено не было. Известно только, что его фамилия Смит. В любом случае, это дело никого не интересовало, а сам он никогда о себе не заявлял. Что касается матери, то она покончила с собой.

— Постойте, — вскричал старик, вздрогнув от неожиданности, — нет ли у него генетического дефекта?

— Нет, не беспокойтесь. Мы все тщательно проверили. Гены депрессии отсутствуют. Смерть матери — единичное событие.

— Ребенка воспитывала она?

— Судя по всему, ей довольно долго удавалось скрывать рождение сына. Точно неизвестно, сколько ему было лет, когда его обнаружили. Естественно, ребенка у нее сразу же отобрали. Вам известны законы относительно незаконнорожденных: немедленная отправка в интернат и усиленное воспитание. Мальчик получил прекрасное образование: иностранные языки, музыка, спорт... Он оказался чрезвычайно способным.

— Мать его навещала?

— Нет. Психологи сочли, что она недостаточно уравновешенна. Следует признать, что они не ошиблись, ведь она потом покончила с собой.

Альтман громко высморкался, желая скрыть свое удивление. Что ни говори, а этот мир навсегда останется для него загадкой, хотя он сам приложил руку к его созданию. Сизоэсу явно даже не пришло в голову, что все могло быть как раз наоборот: возможно, женщина покончила с собой именно потому, что ей не разрешали видеться с сыном.

— Сколько лет ему было, когда она умерла?

— Примерно восемь, судя по рентгену костей.

— Ему сообщили, что она покончила с собой?

Генерал бросил на своего гостя взгляд, полный отчаяния. Конечно же, он никогда бы не подумал, что кто-то может интересоваться такими мелочами.

— Оставим это, — смилостивился Альтман. — Расскажите лучше, когда он впервые заявил о себе.

— В двенадцать лет. Согласно первому отчету воспитателей, уже в этом возрасте у него были отмечены «наклонности ярко выраженного асоциального характера».

— Он был склонен к насилию?

— Склонность к насилию не считается асоциальной чертой.

Сизоэсу было немного неловко от того, что приходилось напоминать столь элементарные вещи. Впору было подумать, что Альтман по своему обыкновению разыгрывает собеседника.

— В нашем досье собраны все отчеты, могу вам показать.

Альтман покачал головой.

— Все последующие годы психологи с тревогой наблюдали у него устойчивое неприятие каких-либо границ и ограничений.

— Банально.

— Да, но гораздо большие опасения вызывает неприятие компенсаторных аудиовизуальных программ, полное отсутствие интереса к происходящему на экране, будь то новые художественные или документальные фильмы, новости или реклама. Его не привлекал ни один из массовых календарных праздников коммерческого характера. Добавьте сюда постоянные отказы от участия в школьных поездках. Позже специалисты по профориентации отмечали, что во время стажировок он проявил «безразличие в отношении собственного будущего».

— Короче говоря, речь идет не столько о настоящих отклонениях, сколько о слабой мотивации. Может быть, ваш подопечный просто бесхарактерный лентяй?

— Нет, нет, — возразил Сизоэс тоном человека, который готов отстаивать свое мнение, — Молодой человек очень энергичен. Даже слишком. Он явно к чему-то стремится. Но поиски свои ведет в социально неприемлемом направлении. Это классический случай патологии свободы. Такое порой случается даже в нашем совершенном демократическом обществе. Решать подобные проблемы, и как можно оперативнее — прямая задача Социальной безопасности. Вот почему, когда мальчик достиг пятнадцатилетнего возраста, его досье оказалось у нас.

— Вы вызывали его для беседы?

— Разумеется.

— Вы сами с ним встречались?

— Подобные собеседования — рутинная работа, не соответствующая моему уровню, — с достоинством пояснил генерал, — С ним тогда говорил один из моих подчиненных. Этот сотрудник здесь больше не работает, но у меня остались все протоколы. Они подтверждают всю серьезность этого случая.

— Серьезность, серьезность — пробормотал Альтман, — если я не ошибаюсь, безразличие и слабая мотивация встречаются у нас на каждом шагу. С каких это пор мы требуем от людей страстности? К тому же он вполне мог бы избрать «интегрированный маргинальный статус», это ведь, кажется, до сих пор так называется? В конце концов, не зря же в Конституции предусмотрено право на отклонение от нормы.