Жан-Кристоф Руфин - Глобалия
И с таинственной улыбкой добавил:
— Что самое удивительное, они могут появиться оттуда, откуда их меньше всего ждут...
В молчании, последовавшем за этой фразой, было что-то тревожное и даже угрожающее, а потому Альтман нарушил его, громко объявив:
— Патрик, очень мило с твоей стороны, что ты приехал ко мне в Шанхай. Люблю этот город. Во всем мире трудно найти такую же плохо отстроенную и обшарпанную безопасную зону. Шанхай напоминает мне города, виденные еще в детстве, по которым я очень скучаю.
Продолжая разговаривать, они направились в центр, словно желая поскорее покинуть уединенную набережную. Нырнув в проход между двух каменных домов, они поднялись по лестнице. Из приоткрытого окошка доносились звуки скрипки. В конце улицы они снова увидели толпу. Какие-то женщины громко переговаривались, имитируя неловкую, трогательную речь маленьких детей. В этом заключалась особая прелесть сегодняшнего праздника: на один день становилось модно подражать малолеткам.
— Теперь, когда порядок восстановлен... — снова заговорил Альтман, — тебя поджидает другой враг. Я всегда боролся с ним не менее решительно, чем с Уайзом, но чувствую, что он вот-вот опять накинется на меня.
Патрик смотрел на дядю, пытаясь угадать, что кроется за его таинственной ухмылкой.
— Скука, мой мальчик, скука. Вот что грозит нам с тобой больше всего.
При этих словах Альтман так расхохотался, что не только его лоб покрылся складками, но и все лицо перекосилось. Его было настолько трудно узнать, что Патрик совсем растерялся и не обратил внимания на «роллс-ройс », который медленно подъехал и остановился рядом. Он заметил машину только тогда, когда Альтман распахнул заднюю дверцу. Изнутри донесся запах старой кожи и сигар. Патрик сел в машину и подвинулся на сиденье.
Но Альтман остался снаружи, придерживая открытую дверцу.
— Дядя, куда вы? — воскликнул Патрик, внезапно испугавшись.
Альтман улыбнулся непривычно обнаженными тонкими губами и прошептал:
— Развлекаться.
А потом добавил, захлопывая дверцу:
— Нижайший поклон твоей очаровательной супруге.
Машина тронулась, а Рон Альтман долго стоял и махал ей вслед.
Этот квартал Шанхая считался подозрительным местом. За старыми, обветшалыми стенами с множеством трещин чувствовалась опасная близость антизон. Поговаривали, что контрабанда процветает там почище, чем в Парамарибо. Как только «роллс-ройс» скрылся из виду, Альтман заприметил компанию гуляк в детских костюмчиках. Горланя песни, они брели по улочкам, которые, казалось, вели на самый дальний край света. Широко улыбнувшись, Альтман смешался с толпой и направился к границе.
* * *ДВЕ ЛОШАДИ, тащившиеся по грязной дороге, поднимали облако белесой пыли, которое вздымалось за повозкой, словно плюмаж.
Воздух был свеж, а небо, все в мелких облачках, напоминало огромную шахматную доску.
Хотя город мафиози остался уже довольно далеко, глаз все еще натыкался на остовы машин и подозрительные лужи. Наверняка топот копыт разносился далеко вперед, так что испуганные пешеходы успевали попрятаться, чтобы не встретиться с повозкой.
Байкал обнимал Кейт за талию, а левой рукой держал и время от времени встряхивал кожаные поводья.
По дороге он рассказывал девушке об антизонах, их географии, обычаях и людской фауне.
— Чем местность дальше от границы, тем более удивительных людей можно там встретить. Ты сама увидишь. Я везу тебя туда, где живет племя певцов и музыкантов. Но есть и племена художников, племена эрудитов, даже племена немых. Говорят, в каких-то племенах изобретают и делают разные автоматы, но я таких еще не встречал.
Пока он рассказывал, местность вокруг становилась все менее загрязненной. Горизонт за холмами сулил множество неизведанных чудес. Еще никогда влюбленные не чувствовали себя такими свободными, далекими от всего.
— А помнишь зал для трекинга? — сказала Кейт. — Я тогда ни за что бы не поверила, что мы сможем убежать по-настоящему, навсегда.
Вспомнив про эту первую попытку бегства, они слились в долгом поцелуе. Лошади, чувствуя, что поводья ослабли, перешли на шаг и лениво побрели к склону, где росла густая, свежая трава. Очнувшись, Байкал снова пустил их рысью.
С момента их встречи юноша и девушка еще не успели толком рассказать друг другу все, что с ними произошло за время разлуки. Байкал принялся расспрашивать Кейт о долгом пути, который ей пришлось проделать в Глобалии, прежде чем она нашла его.
— Странный тип этот Анрик, — заметил Байкал. — Как ты думаешь, что он будет делать теперь, когда оказался в антизонах?
— Насколько я знаю бунтарей, думаю, он без труда сможет стать одним из них. Они с Еленой очень любят друг друга. Вдвоем они очень скоро возобновят прерванную борьбу.
— Даже без тех документов, которые он должен был привезти с собой?
— Он и так много знает о Глобалии и, я уверена, скоро узнает еще больше. В любом случае, для него важнее всего не победа, а честь. И его каталонская гордость...
Прямая, ровная дорога как нельзя лучше располагала к размышлениям. Разговор перемежался долгими молчаливыми паузами. Кто знает, может быть, когда-нибудь они еще увидят Анрика и сами снова присоединятся к бунтарям? Во всяком случае, если так и случится, то они сделают это по собственной воле, а не по наущению Альтмана. А пока что они избрали для себя другой путь.
— Кстати, — спросила Кейт, которая думала о чем-то своем, — ты не знаешь, чем заменили пропавшие документы?
Байкал тряхнул головой.
— Книгой некого Генри Дэвида Торо. «Уолден, или Жизнь в лесу».
В ногах у Кейт на полу повозки примостился старый холщовый мешок.
— Анрик передал мне ее, когда мы прощались, — сказала девушка, похлопывая по мешку. — Эта книга здесь, ты сможешь ее прочесть.
Кейт смотрела на сухие обочины дороги, поросшие жухлой серой травой.
— Пока я была в Глобалии, — задумчиво проговорила она, — эта книга казалась мне бессмысленной. Счастье на лоне природы... А здесь я постепенно начинаю понимать. Уайз говорил, что это самое мощное оружие, каким только может обладать человек.
Дорога становилась все более и более неровной, повозка то и дело подскакивала на своих огромных вихляющихся колесах. Кейт и Байкал сперва принялись возиться и понарошку толкать друг друга, а потом просто долго сидели, крепко обнявшись, и подпрыгивали на ухабах.
— Неужели мы и правда свободны? — спросила Кейт, удивленно озираясь вокруг.
— Свободны как ветер! — вскричал Байкал. — И станем еще свободнее, как только доберемся до нашего источника озона.
— Источника озона!
— Ты сама скоро все увидишь.
Время от времени Байкал оборачивался и смотрел на деревянный ящик, в котором тряслись останки его покойного друга. Они с Фрезером пару раз говорили о смерти. Тот ее не боялся. Единственное, чего он хотел, — так это быть похороненным среди своих. Он считал погребальный гимн Candle in the Wind самой красивой из всех песен, какие пелись у него в племени.
Разморенные послеполуденным зноем, Кейт и Байкал задремали под мерный стук копыт, и лошади в конце концов остановились. Чтобы не заснуть снова, юноша принялся тихонько напевать. Когда Кейт спросила его, что означают странные слова песни, Байкал понял, что мурлычет одну из самых любимых мелодий Фрезера, сам не понимая, о чем в ней поется.
— Эту песню... Когда-то пел мой предок.
И Байкал осекся, впервые услышав эти странные слова в собственных устах. А потом с таинственным видом вытащил висевший у него на шее амулет и протянул Кейт.
— Детройт, — прочла заинтригованная девушка.
Байкал перевернул медаль. А поскольку Кейт уже готова была прочесть выгравированное на ней слово «форд», он приложил ей палец к губам.
— Тише! — торжественно прошептал он. — Это слово нельзя произносить вслух.
Кейт взглянула на него, словно спрашивая, уж не сошел ли он с ума. И они оба покатились со смеху.
