Тимофей Ермолаев - Рассказы
— Доброе утро, Клара.
— Доброе утро, док, — пропищала она, прижимая к груди свое имущество. Я пошел было дальше, но вернулся и спросил, не знаю, что меня дернуло:
— Клара, вы не знаете, что такое «Э фили»?
— Знаю. Это значит «Я здесь».
Я остановился, сердце бешено колотилось внутри груди.
До полудня я был занят тем, что пытался отсортировать не разобранные еще бумаги доктора Хэмфри. Мисс Ростоф любезно принесла мне кофе, оставив после себя в комнате едва слышный аромат духов. Из-за этого запаха я не мог больше заниматься такой нудной работой и поэтому, наскоро влив в себя кофе, вышел прогуляться в коридор.
Вдали я увидел медленно бредущего Профита. Удивительно, как я его раньше не замечал? Я ускорил шаг, но, оказывается, за этим политеистом шел не только я. Высокий больной с козлиной бородкой и психопатично горящими глазами (это был самозваный Игнатий Лойола) чуть ли не бегом приближался к Профиту. И, как всегда бывает в таких случаях, поблизости не было ни одного санитара.
— Профит! — крикнул я, но было уже поздно. Лойола схватил его за плечи и с разгона ударил им по стеклу. И пуленепробиваемое стекло с треском вылетело из рамы, а тщедушное тело Профита упало вниз, наружу. «Третий этаж», — подумал я.
Лойола раздвинул руки крестом и, наступая на меня, возопил:
— Я низверг дракона, который есть Диавол и Сатана, в бездну огненную, а прочие идолослужители будут убиты мечом сидящего на коне!
Тут, на этих словах, его старательно скрутили с опозданием подоспевшие санитары.
Множество больных прильнуло к окнам. На белом асфальте лежало мертвое тело Профита-Апорита, оно было похоже на сломанную игрушку. Снежинки кружили в воздухе танец смерти. Четыре тысячи глаз, в том числе и мои, глядели на маленькое тело из окон.
«Твой Мирто забрал тебя», — подумал я. Не знаю, о чем думали остальные: больные, санитары, врачи, — но я почувствовал, что что-то происходит. Я буквально услышал мысли тысячи людей, и все они думали одно и то же: «Мирто!» По телу моему пробежала дрожь, а мир перед глазами стал бесцветным. Мирто! Глазные яблоки стали нестерпимо болеть, а по щекам непрерывно текли слезы. Мирто! Над телом Профита стал собираться и клубиться какой-то черный дым. Мирто!
Мысли стали преобразовываться в реальность. Черный дым стал собираться в неестественно высокую фигуру. Я увидел черный плащ, косу, похожую на букву Т, и, мне кажется, были еще сложенные черные крылья за спиной этого неведомого существа.
Мирто, Великий бог Смерти, Черный Обладатель Косы Всемогущества, Милостивый для страждущих, Повелитель мертвых, Властитель Зияющей Бездны, Покровитель могил! Мирто! Коса Твоя жнет души. Мирто! Имя Тебе — Справедливость. Мирто!
Мирто склонился над своим приверженцем Апоритом и слился с ним в единое целое. Через мгновение все исчезло. На асфальте осталось лишь черное пятно. Я начал терять связи с действительностью, я начал сходить с ума. Моего плеча коснулась прохладная ладошка мисс Ростоф.
— Выпейте, док, — она протянула мне стакан воды.
* * *Проснулся я, когда совсем стемнело. Заглянул Джонсон, во рту у него была зубочистка.
— Все в порядке, док?
— Скажите, Джонсон, тело… Его нашли?
— Нет, док, никакого тела не было. Сделать вам кофе?
— Спасибо, не надо. А в какую комнату поместили Игнатия Лойолу?
Джонсон удивленно посмотрел на меня и ответил:
— В сто шестьдесят девятую, сэр. Мы решили пока держать его одного…
— Спасибо, Джонсон. Я сейчас пойду домой.
— Оденьтесь потеплее, сэр. Там очень холодно.
Я шел по темному коридору клиники и думал о событиях, свидетелем и участником которых я стал. Все никак не хотело укладываться в привычные рамки.
Не знаю почему, но мне захотелось пройти мимо комнаты номер 169, где находился плененный Игнатий Лойола. У двери этой комнаты я увидел десятилетнюю девочку Марту. Она обычно лежала в полной неподвижности, изредка приходя в сознание и обретая способность двигаться. Встретить ее здесь я совсем не ожидал.
— Что ты делаешь, Марта?
Девочка вздрогнула и спрятала фломастер за спину. Я подошел ближе. На двери с цифрами 169 в полуметре от пола эта девчонка накарябала надпись:
— Что это, Марта? Что это означает?
Она улыбнулась.
— Мирто, — сказала она. — Смерть.
Через три дня Лойола умер, так и не выйдя из своей комнаты.
* * *Мысль есть бог.
Мысль есть реальность.
14.9.1997, 2002
Смысл
На сорок четвертом этаже многоэтажного офиса одной фирмы в девять часов вечера находился ее финансовый советник Бертран Рассел. Он был молод, красив, умен, но…
— В жизни смысла нет, — сказал Рассел, открыл окно, залез на подоконник и с сентиментальной улыбкой спрыгнул вниз.
* * *У себя дома Рейчел Лэрд набрала в ванну горячей воды, скинула халат, полюбовалась минуту своим отражением в зеркале и погрузилась в воду. Со стены на нее глядела ее собственная фотография из журнала мод. Она прикрыла глаза с красивыми длинными ресницами и максимально расслабила все свои мышцы, но…
— В жизни смысла нет, — пробормотала Рейчел, взяла с раковины забытое ее парнем лезвие и вскрыла себе вены.
* * *Люк Пелем, американский астронавт, совершал выход в открытый космос. Звезды, более яркие, чем с Земли, равнодушно встретили его. Пелем неловко кувыркнулся в пространстве и посмотрел вниз. Там его ждала красавица жена и трое сыновей, но…
— В жизни смысла нет, — передал Пелем по рации и разгерметизировал скафандр.
* * *Целых два часа Филип Мэдисон рубил дрова для своей ненасытной печурки. Но когда стемнело и, вдобавок, повалил снег, он бросил топор и пошел в избушку. Там он скинул взмокший от пота свитер, налил в блюдце молока своему коту Тому, подкинул в огонь несколько поленьев и…
— В жизни смысла нет, — сказал Мэдисон, пошел в сарай и повесился.
* * *Эти люди, как и многие другие, совершившие подобные поступки, никогда не встречались друг с другом и даже не подозревали о взаимном существовании. Так что их действия были никак не взаимосвязаны. И все же в том, что они совершили, есть смысл… Но…
В жизни смысла нет!
2.10.1997
Мерзость
Пробирающий до костей северный ветер яростно трепал огромную афишу с умело нарисованной воинственной девой. До начала оперы великого Вагнера оставались считанные минуты, когда в самом темном месте улицы, у разбитого фонаря появился чудесный неземной свет, а из этого света возникла сияющая крылатая фигура. Но сияние быстро прекратилось — незнакомец поспешно накинул на увенчанные крыльями плечи непромокаемый плащ, отчего и сам стал как-то поменьше ростом, совсем как обычный представитель человеческого рода. Он с интересом понаблюдал за непрерывным и молчаливым потоком людей, который вливался в огромное здание оперного театра, потом сам присоединился к ним. В руке его белой птицей затрепетал билет.
Наконец, незнакомец добрался до нужного ему балкона, инструменты в это время грянули увертюру.
— Вообще-то тут никого не должно быть, кроме нас, — проскрипел раздраженный голос слева.
— Извините, пожалуйста…
— Успокойся, Дик, — голос справа. — Устраивайтесь поудобнее. Меня зовут Рич.
— Иннокентиус, — пришелец вежливо поклонился.
— Значит, Кент, — категорично заявил Рич, Дик что-то недовольно пробурчал. Кент сел на единственный свободный стул посредине, между Диком и Ричем.
— Снимай плащ, Кент, — сказал Рич (он был явно более общительным, чем его хмурый друг).
— Нет, это лишнее, — Кент посмотрел налево, изобразив на лице самое раскаенное выражение, но Дик склонился над толстой тетрадью, а его шариковая ручка молнией выводила буквы, слова, предложения.
По-видимому, они заниматься в оперном театре собственным литературным творчеством. Кент не стал им мешать и обратил все свое внимание на сцену.
Внезапно Дик неожиданно подобревшим голосом сказал:
— Передай Ричу, — и ткнул ему в руки свою тетрадь.
Кент исполнил просьбу и краем глаза заметил, что Рич, похихикивая, прочел написанное, потом извлек из кармана собственную ручку и тоже начал писать в тетради.
Через минуту Рич сказал, дотронувшись до плеча соседа:
— Кент, передай, пожалуйста, Дику.
Кент сделал это и почувствовал, что интерес к опере падает.
— Что вы пишете?
Рич самодовольно усмехнулся:
— Совместное произведение. Это будет небольшой роман.
— Передай Ричу, — и пухлая тетрадь снова оказалась в руках Кента.
— Можно посмотреть? — рискнул спросить он.
— Почему же нельзя? — оскалился Дик. — Искусство принадлежит народу. Пожалуйста!
Кент опустил взгляд на тускло освещенную страницу и наткнулся на фразу: «Профессор дрожащими руками снял грязные трусы…» Кент вздрогнул, но пересилил свое отвращение к литературе подобного рода, открыл первую страницу и углубился в чтение. Дочитав до конца, он чуть не выкинул рукопись с балкона от омерзения.
