Феликс убил Лару - Липскеров Дмитрий Михайлович
– Блядь! – выругался бородатый ангел, и матерное слово, как ни странно, почти сразу прижилось в мире ангелов. В кратчайшее время во всех ипостасях ангелы «блякали», старшие наказывали их ссылкой в атмосферы различных планет, а некоторых, особенно много «блякающих», стерли на веки вечные.
12.
Все собрались в польском городке Кшиштоф. Рассадка за столом была как в прошлый раз, и встреча начиналась как под копирку. Польский президент Якуб Новак был готов начать вступительную речь, но за другим концом стола закашлялся сильно пожилой Эли Вольперт, самый богатый еврей мира. Ему дали время утереть серые губы носовым платком…
Наконец все стихло.
В эти мгновения тишины в Кшиштоф прилетел десяток ракет средней дальности и «Пчелагейт», саммит по продаже пчел, закончился, так и не начавшись.
Только один великий и богатый инженер успел выкрикнуть:
– А как же моя ракета?!! Как же мой полет на Марс?..
Город Кшиштоф, как и город Блявиц, а точнее – значительная часть Польши, сгинули со всеми своими жителями и гостями в адском пламени. Те, кто мнил себя сильными мира сего, сгорели как спички.
Абаз почесал бочок своей козочки и подумал, что как-то не так все с саммитом в Кшиштофе случилось. И зачем Еропкино стрелять по Польше ракетами, пчелы-то здесь при чем. И не женился еще Фельдман на Рахили, Протасов все зашагивает правой ногой, американский предприниматель и инженер действительно пока не слетал на Марс, а молодой официант шабесгой Франчишек еще не успел проявить свои способности в этом мире.
Абаз хотел было сыграть на комузе и спеть красивую песню, но увидел сидящих на ветке дерева ангелов. Тот, который с причиндалами, уж очень сильно корчил ему рожи, а потом стал колотить своим совсем не рудиментом по грушевому дереву, сбивая с него плоды. Абаз постарался не замечать потусторонней гадости бытия и попытался думать о своей матери Сауле, которая погибла в песчаной буре, впрочем как и отец его Бекжан… И откуда столько песка тогда взялось в киргизской степи?.. Не Аравия же!
– От верблюда, – ответил тот, кто околачивал груши – странная функция с крылышками.
– Сгинь! – приказал Абаз.
– Сам сгинь, ничтожный идиот! – Абаз подошел к дереву и потянул руки к троице на ветке. – Ууууу, – кривлялся ангел. – Чего ты мне сделаешь? Я ведь вечен и бесплотен, а ты маленький конченый человечишка! – Абаз без труда стащил с ветки охальника, и того будто парализовало от невозможности происходящего. – Как же!.. Мне обещали!.. Я бесплотный ангел, проекция кинематографическая. Нельзя с экрана кинотеатра выхватить актрису и трахнуть ее!
Абаз привязал ангела собачей цепью за волосатую ногу и, несмотря на протесты, отборную нецензурную брань, крики, вытье и мольбы о прощении, до вечера пел свои песни. А потом молодой человек кормил козочку. А чтобы спокойно провести ночь, разглядывая созвездия, приближая их по собственному усмотрению, будто он телескоп «Хаббл», заткнул тряпкой осипшую от криков и визгов глотку невольника. Сегодня его интересовали кварки.
Эли Вольперт и Фельдман по утрам гуляли по узким улочкам Бляйвица и беседовали в вольном стиле.
– Пожалуй, мы не появимся на встрече в Кшиштофе.
– Почему? – удивился Абрам.
– Я думаю, туда никто не приедет. Все предприятие звучит как скверный анекдот или мальчишеская придумка. Никто не привезет этому узкоглазому американские бюджеты – может, прилетит от кого-то посыльный и купит парочку банок с медом. Как икру русскую покупают. Вот ведь: икра есть – России нет… Ведь пчелы никуда не денутся: разлетятся по миру и как инстинкт подскажет расселятся по брошенным пасекам и опылят все посевы.
Абрам поглядел на маленькую католическую церквушку и почему-то вспомнил свою Рахиль. Он так затосковал по ней, что даже руки задрожали…
– Наверное, вы правы. Никто не приедет в Кшиштоф.
– А ты, я так понимаю, там погулял как следует! – усмехнулся миллиардер. – Еще разок мечтаешь?
– Откуда вы…
– Хочешь сахарной ваты? – спросил Эли и щелкнул пальцами охраннику, который тотчас метнулся к ларьку.
– Я жениться хочу! – вдруг признался Фельдман.
– Неожиданно. И за чем же дело стало?
– Надо в Тель-Авив ехать. Это очень долго. Она сама не может приехать в Европу – поддерживает отца. У него сделка с этим… Выдающимся инженером богатым.
– Часа три на самолете – и ты там…
– Я не летаю. Я хожу пешком, а через море как придется.
– По воде идешь? – Старый Вольперт сегодняшним утром, юным и нежарким, средней влажности, пахнущим спелыми яблоками, чувствовал себя непривычно хорошо. Был бодр, а оттого даже шутил.
– Если бы я мог…
– …ты бы стал Христом.
– Христос не ходил по воде, а то я бы тоже попробовал.
– Ходил он по воде или нет, мы не знаем. А ты даже не пробовал. Вдруг получится?.. – Эли откусил сладкой ваты, и обычно серые губы слегка порозовели от прибывшей крови. – Чего не ешь?.. Пробовать надо даже то, во что не веришь.
– Ем… – Фельдман укусил огромный ватный шар, вдруг представив вместо него личико Рахили. – Я все больше попутными кораблями… – «Ах я беспутный и нечистый!» – подумал Абрам, но понял, что это вовсе не личико его Рахили, а лицо Светки Размазни. Он еще глубже упал в грусть, осознав, что душа его слаба, что и сотен микв не хватит, чтобы чистоту навести в его главной квартире, куда войдет Рахиль. Там должно быть как в операционной больницы, стерильно, с отциклёванными полами, ясными окнами. А все же тянет его к Светке…
– Вкусно?
– Да, ребе…
– И к Светке, в общем, можно, – поддержал Фельдмана Эли. – Но я бы взял другую. Чтобы накопить больше опыта, чтобы к твоей невесте в брачную ночь пришел мужчина, еврей, который, как Давид, знает, что делать…
Даже сладкой ватой можно поперхнуться, что Абрам и сделал. Кашлял, как собака на привязи.
– Вы точно праведник? – спросил Фельдман.
– Я лет шестьдесят уже не захаживал к Светкам и Маринкам. Так что праведник. Не сомневайся.
У Абрама отвисла челюсть: он никогда не слышал, чтобы праведник так и заявлял, что он праведник. Так же можно и Мессией назваться.
– Можно, – согласился Эли. – Знаешь, сколько премудрых и высокочтимых считали Мошиахами самых разных просто очень умных людей?.. Ты думаешь, что если тебя десять тысяч раз уверят, что ты Мошиах, то ты не поверишь им? В себя? Себе?
– Мне никто не говорил, что я…
– А бывало, очень умный сойдет с ума, в прямом смысле этого слова, а те, кто считал его Мессией, до конца жизни этого сумасшедшего так и записывали за ним весь бред, который он нес, слово в слово. Мошиах же!
– Где искать правду?
– Выше.
– Но говорили, что и там ее нет!
– Ишь ты, хорошо учился. Или плохо, если светских книжек начитался!
– Так…
– Мы пришли.
Они остановились возле небольшого каменного домика, и охранник Эли постучался.
На стук явилась баба в теплом платке, будто измазанная малиной – таким бордовым было ее лицо:
– Что пане хочут? – спросила удивленно.
– Здесь ли проживает пан Франчишек? –осведомился Вольперт.
– Другого места для жизни у него нет, – пробормотала в ответ баба.
– А вот здесь вы можете ошибаться! – возразил старик. – Дома ли пан Франчишек?
– Где ж католику быть в воскресенье? – Она обернула малиновое лицо и прокричала: – Франчишек! К тебе жиды!
Пока субботний шабесгой просыпался, пока шел на мамашин крик, Эли еще успел поинтересоваться, нет ли в доме незавершенных на сегодня дел:
– Дрова рублены?
– Так нет еще! Франчишек отсыпался после Шаббата.
– Наруби милой женщине дров, – велел Эли Абраму. – Она, видать, в церкви сегодня была, притомилась за неделю, и помощник ее наработался до того! Исполни помощь в ответ!
– Мне никто в Шаббаты не помогал. Отбирали только все, – ответил на предложение Фельдман. – Били, крепко били…
– Они где сейчас?
«А где они?» – задумался Абрам. – Он понятия не имел, куда направились их души из Михайловской области. Где бухают сейчас Иван и Нюрка? Корова эта Нюрка безмозглая! Еще и совратила его, типа не пробовала еврея никогда, сожрала всю селедку, бутылку водки выпила, а потом в лоб дала кулаком. Спросил, за что, ответила «За так»…
