Комната Вагинова - Секисов Антон
— Я слушаю вас, — говорит женский голос.
Сеня готов назвать имя и фамилию, они отлетают у него от зубов, но по досадной случайности он забыл дату своего рождения. Цифры в голове перепутались, стали походить одна на другую, и Сеня как будто временно утратил способность отличать единицу от нуля или двойки.
— Я слушаю вас, — повторяет голос.
— А это важно? Назвать дату рождения? В квартире, в которой я на данный момент проживаю…
— Вы можете говорить громче и четче?
Сеня осознает, насколько огромна пропасть, которая разделяет его и женщину в трубке. Он чувствует небывалое напряжение, осознает, что сейчас от него требуются усилия, на которые он попросту не способен. Хотя ведь это должно быть элементарно — вызвать полицию, с этим может справиться и ребенок, оставшийся дома один.
— Послушайте, у меня дыра в черепе. Я слышу, как в нем свистит ветер и щекочет мозги.
— Дыра в черепе? Вам нужна скорая?
— Я сбежал из больницы. Там очень много народа. Вещи пропали. Бывший мясник… Он накладывал бинт и предлагал свою дочь. В жены. А у меня в соседней комнате пленница. Адрес забыл. Помню, что канал Грибоедова, но вот номер… Это трехзначная цифра, начинается на единицу.
— Это загадка?
Сеня принуждает себя говорить полными предложениями, медленно и отчетливо. Но рот пересыхает, мысли путаются и вылетают через дыру в голове. Кажется, Сене все-таки удается назвать свои имя, фамилию и год рождения, сообщить обстоятельства дела. Женщина в трубке не выказывает никаких признаков нетерпения, удивления или издевки, и все же по окончании разговора у Сени остается ощущение недосказанности, двойственности, которого никак не ждешь от беседы с полицией. Восприняты ли его слова всерьез? А если нет, в какой момент женщина утратила к этому разговору практический интерес и просто начала ждать, когда можно будет повесить трубку?
Сеня замечает в зеркале заднего вида обеспокоенный взгляд водителя. Он больше не сообщает: «Похоже, ты сильно преувеличил масштаб проблемы» — скорее, нечто противоположное. Водитель крутит ручку громкости на магнитоле, прибавляя звук спортивной программы. Журналист берет интервью у футболиста команды «Уфа» после матча с «Зенитом». Судя по голосу футболиста, результат его не удовлетворил. Журналист обращается к игроку на «ты» и вообще всей манерой речи подчеркивает, что с футболистом у него равноправные, дружеские отношения.
— Что случилось, Серег? — интересуется он.
— Мы проиграли.
— А почему? В чем причина, на твой личный взгляд? — чем тише, мрачнее звучит голос спортсмена, тем больше приободряется интервьюер.
— На мой личный взгляд? Мы не показали свою игру.
— Свою игру?
— Свою игру. Мне пора в раздевалку.
— Сереж, еще только один вопрос.
— Мне некогда.
— Один вопросик!
— Везет тому, кто везет, — неожиданно говорит футболист. — Это да. Но бывает такое, что и не везет.
Водитель тормозит у обочины.
— Нормально, если высажу прямо тут?
— Конечно.
— Погоди.
Водитель залезает в карман и, достав несколько мятых бумажек, отдает Сене.
Сеня смотрит на деньги, потом на водителя. Всегда подчеркнуто, до болезненности вежливый Сеня не говорит ни «спасибо», ни «до свидания» и покидает салон, ступая в глубокую черную лужу. Он спускается в метро и садится на лавочку на перроне. Сеня так громко дышит, что все на него оборачиваются, но никто не рискует предложить помощь. Затем Сеня заходит в вагон и проезжает несколько станций, сидя рядом с подростком, который играет в какой-то шутер на портативной консоли. Подросток играет не очень внимательно и периодически отвлекается на разговор с приятелем. Подросток сидит, широко разведя ноги, не замечая бедственного положения Сени. Сеня наклоняется, смотрит на экран и говорит:
— Эй, от тебя там человек в трусах убегает.
Подросток оборачивается и мгновенно расстреливает персонажа игры из автомата.
— Спасибо, — кивает он Сене.
— Не за что.
Сеня выходит на станции «Спасская». К вечеру снова похолодало — лужи затянуты коркой тонкого льда. Но возле метро курсируют такие толпы людей и излучают столь сильный жар, что снег и вообще зима здесь сдают позиции. Уличные музыканты надрываются, пытаясь перекричать друг друга, люди ходят без головных уборов, в расстегнутых куртках. Здесь на Сеню никто не обращает внимания. Длинная призрачная фигура в бинтах, как в саване, движется незаметно, освобожденная от оков привычной реальности.
Сеня думает: «У меня в черепе зияет дыра, поэтому я могу вести себя как угодно». Сеня ощущает себя вскрытой консервной банкой. Он ничего не боится, Сене незнакомы усталость или волнение, но при этом нарастает предчувствие, что он вот-вот грохнется в обморок. Сеня идет вдоль извивающегося канала, держась за перила. Он смотрит на гранитные плиты набережной, пытаясь представить лица людей, которые занимались их установкой. На одной из дверей висит бумажка с надписью «Бокс для людей с симптомами ОРВИ». Сеня долго не может отделаться от фантазии: кашляющие и чихающие пациенты в боксерских перчатках вяло мутузят друг друга на ринге.
«Везет тому, кто везет. Но бывает, что и не везет», — повторяет про себя Сеня. Он надеется встретить у дома машины с мигалками, репортеров, родителей и Анну Эрнестовну в откровенном халате на голое тело. Пленницу, которая бросается ему на шею. В голове возникает ее смутный образ. Что это за девушка или женщина и что ее привело сюда, на пол коммунальной квартиры на набережной канала Грибоедова? Как люди попадают в подобные ситуации? Насколько они распространены в современном мире? Можно ли просто так похитить человека и держать его у себя в комнате? Это универсальная ситуация или такое бывает только в старых питерских коммуналках? Что Артем делал с пленницей? Ему нужен выкуп, доказательства какой-то теории? Или это история неразделенной любви? Способен ли он на убийство? Сеня вспоминает Артема, его невыразительные глаза. Конечно, такой человек не просто убьет, но убьет с радостью, наслаждаясь каждой секундой. Сеня хорошо представляет, как Артем, стоя с пистолетом над жертвой, говорит что-то вроде: «Я хочу, чтобы ты плакала, умоляла о помощи. Не закрывай глаза, смотри на меня».
Сеня представляет посетителей рюмочной — этих сонных людей с землистым цветом лица. Все же, если вломиться к любому из них домой, в половине случаев можно будет раскрыть кошмарное преступление. Тайная жизнь под снежными массами и слоями пыли. Как в документалках про насекомых: сперва нам показывают безмятежное лесное спокойствие, но стоит приблизить камеру, как выяснится, что в ветвях и листьях происходит непрерывный массовый геноцид. Шершни пожирают заживо пчел, черные муравьи разрывают на части термитов. Муравьиный лев впрыскивает жертве парализующий яд, держит ее в яме днями или неделями, как настоящий маньяк, прежде чем высосать все, что под оболочкой.
Сеня подходит к мосту и смотрит на окна своего дома. В одной из комнат открыта форточка, но нигде не горит свет. Нет ни полицейских машин, ни репортеров, ни обеспокоенных жителей, но Сеню это не особенно удивляет. Разговор с женщиной из полиции был слишком странным — вероятно, Сене не удалось произвести впечатление человека, чьи слова стоит воспринимать всерьез. Но уже нет времени ждать или бежать за помощью. Наверняка Артем прямо сейчас уничтожает следы преступления, чтобы выставить Сеню городским сумасшедшим. Когда наряд полиции все же заявится, Артем изобразит свою неестественную улыбку: «Пленница в моей комнате? Ясно. Сеня, ты сколько выпил вчера?»
Дверь не заперта, и Сеня без колебаний заходит в парадную. Он и сам не понимает, откуда взялась такая решительность. Ведь интеллигент обязан бездействовать, быть наблюдателем, а не участником — для действий есть компетентные, уполномоченные государством люди. Но Сеня попал во власть какой-то нечеловеческой самоуверенности, ощущения абсолютной неуязвимости — в его случае совершенно беспочвенного. Оно сродни чувству пьяного, решившего, что употребленные им пол-литра водки сделали его стремительнее и сильнее. Возможно, от удара о землю в голове Сени случилось что-то вроде рекомбинации генов: на первый план вышла наследственность дяди Вити — брата матери, отсидевшего за поножовщину и грабеж и убитого в уличной драке. Мать говорила, что он вступился за женщину. Это была благородная смерть от ударов, нанесенных по голове неустановленными тупыми предметами группой неустановленных лиц.
