Маша Трауб - Продается дом с дедушкой
– Мне назначено, – строго и гордо сказал Игорь.
– Там… он… – с испугом сообщила секретарша.
В тот же момент Игорь подскочил на диванчике в приемной и ворвался в кабинет главного редактора – его что-то дернуло, понесло. Возможно, адреналин, который зашкаливал. Возможно, легкое помешательство от нескольких бессонных ночей. А возможно, и мочевой пузырь – Игорь решил, что долго не вытерпит. Секретарша что-то кричала, пыталась не пустить к двери, но Игоря было не остановить.
В кабинете было тихо, стоял устойчивый запах дорогого коньяка и дорогих сигарет. За столом главного редактора развалился в кресле сам Лавров. Главный редактор мельтешил между столом и окном.
– Гера, я все понимаю, но так же нельзя! – тихо возмущался главный редактор.
– Да перестань валандаться! – вальяжно отвечал классик.
– Гера, ты хотя бы это читал? – потрясал газетой главный редактор.
– Нет. Не читал. Но уволю этого писаку к едреней фене. Обещаю, больше такое не повторится.
– Гера, что я скажу на редколлегии?
– Скажи правду. Что у меня запой. Правда нравится людям. А про запой поймут все, – хохотнул Лавров.
– Хорошо, хорошо, как скажешь. Мне даже проще… А вы кто? – главный редактор наконец увидел посетителя.
– Я – автор этой статьи, – гордо объявил Игорь.
– Вон! Чтобы ноги не было! Катя! Катя! – заверещал главный редактор.
Секретарша ворвалась в кабинет и принялась выталкивать Игоря.
– Нет, позвольте, – вывернулся Игорь от секретарши. – Я хочу сказать. У меня есть заявление. Я – настоящий автор статьи. Мне крайне неприятно, что в газете стоит имя другого человека, – Игорь ожидал любой реакции, но не такой. Он испытал настоящее, глубокое унижение. Лавров спокойно налил себе еще коньяка и закурил новую сигарету. Уселся поудобнее и не без интереса смотрел на Игоря, будто видел его впервые и ждал продолжения забавной сценки.
– Гера, родной, – воскликнул главный редактор, не глядя на Игоря, будто его и не было в кабинете, – ну возьми любого мальчика на побегушках из редакции! Возьми любую секретаршу! Что ж ты со мной делаешь?
– Да ладно тебе, – отмахнулся Лавров, – смешно же получилось.
– Тебе смешно? Смешно?! А мне нет! – кричал главный.
Игорь не понимал, что происходит, но его запал куда-то исчез, адреналин выветрился, остался только отчаянно саднящий мочевой пузырь.
– Я просто хотел сказать, что я написал… я специально ездил… на электричке… это моя статья… вы понимаете… не по-советски… надо же молодым талантам… у меня там пейзажи… я вложил в статью… – лепетал Игорь.
– Говно твоя статья, – спокойно сказал Лавров, подливая себе коньяку.
– Да как? Да что вы? Да это же ни в какие ворота! – заверещал главный редактор. – Нет, я, конечно, сразу догадался – другое перо… Но не до такой же степени! Молодой человек! Вам дали шанс! И вы такое себе позволяете!
Следующие полчаса главный редактор верещал, что статья – провал, позор, полный и сокрушительный. Что он бы никогда не поставил ее в номер, если бы не подпись Лаврова, но он сразу заподозрил неладное. Ведь это… Банальная пошлость. Бездарность. Вопиющая бездарность.
– Да вы… как вас там… Игорь… Хорошо, как скажете. Да вы на что замахнулись, что себе думали? Да хоть понимаете, с кем имеете дело?
– Все, обещаю: следующий текст напишу сам. Клянусь! – объявил классик, прервав истерику главного.
– Гера, уж пожалуйста, соизволь. Меня уже вызывали, интересовались… а что я?
– Будет тебе статья.
– И в ближайшее время, Гера! И чтобы каждая буква – твоя! Каждая запятая! А вы – молодой человек… Игорь, да? Впрочем, не важно. Убирайтесь! Подобру-поздорову. Чтобы духу вашего у нас не было. Это ж какой позор! Хорошо, что вы еще всем рассказали, кто автор статьи. Что, решили прикрыться именем известного, уважаемого журналиста, воспользоваться его… добротой и великодушием? Получить незаслуженные лавры? Ох как некрасиво, как недостойно! Еще и товарища подвели! Бросили тень и на его доброе имя! Вы же советский студент! А так себя показали!.. Очень, очень плохо себя показали! Да вы хоть понимаете, что я могу с вами сделать? Да вы близко даже к порогу ни одной редакции не подойдете! Уж я-то вам это гарантирую! И скажу вам откровенно как начальник, как главный редактор: не пишите! Не можете – не пишите! Избавьте читателей от ваших бездарных зарисовок, так сказать. А они, поверьте, бездарны.
Игорь вышел из редакции, внутренне клокоча и взрываясь. Позвонил из автомата Комаровскому.
– Сам виноват, – ответил тот. – Я же тебя предупреждал. Надо было просто сложить слова в предложения и молчать как рыба. Кто тебя за язык-то тянул?
– И тебе не противно этим заниматься? – спросил Игорь.
– Нет. Обычная работа. За которую, кстати, прилично платят.
– Скажи, а он правда сам текст напишет?
– Нет, конечно.
– То есть ты его будешь переделывать?
– Да, я.
– Свинья ты, Сашка!
– Ну, спасибо, я еще и виноват…
Игорь напился в ближайшей пивнушке.
Потом он вспоминал эту историю уже по-другому. В его памяти остался гениальный текст, который был настолько хорош, что классик испугался. И скандал разразился потому, что Лавров увидел в Игоре конкурента. С Комаровским было проще – тот клепал кондовую поделку и молчал. Поэтому и пришелся ко двору. Сашка был ремесленником, которого научили тачать болванку. Он же, Игорь, никогда не был ремесленником.
Но что ж за гадство такое? Ведь вроде бы все должно было сложиться не так, по-другому. Игорь помнил, как тяжело переживал ту неудачу. Да и холодильник матери не купил – Лавров ему, естественно, не заплатил. Игорь даже плакал. Мать промолчала, а отец, увидев его в слезах, высказался:
– То мочился до восьми лет, теперь истерики закатываешь, как баба…
– Мишенька, ну зачем ты так? – воскликнула мать, но больше для виду. Она тоже не понимала, почему сын лежит на кровати и плачет. А мокрые пеленки и бесконечная стирка стояли у нее перед глазами – Игорь непозволительно долго страдал детским энурезом, измучив мать.
После того опыта Игорь поклялся себе, что больше никогда, ни за что не воспользуется связями Комаровского, не примет от него никакой помощи, не возьмет ни копейки.
Игорь уже оканчивал институт. Оставались преддипломная практика и защита диплома. Сашку еще год назад забрали в философский журнал – Лавров составил протекцию, – а Игоря отправили по распределению в «Подмосковную правду». Игорь не стал роптать и писал про передовой колхоз и бабушку, вырастившую самый большой в Подмосковье кабачок. Гонорары были смешные, но стабильные. Редакция оплачивала проезд в наземном транспорте. Игорю перепадали то помидоры с огорода, то банка варенья, то молоко козье от благодарных читателей.
Наверное, это была лучшая работа в его жизни. Он с любовью писал о пропавшей буренке Зорьке, которая сама нашла дорогу домой с пастбища, пройдя рекордное число километров. Рассказывал читателям про кошку Муську, которая разродилась рекордным количеством котят. Он тогда был по-настоящему счастлив. Его любили, ценили, хвалили, называли молодым дарованием и после окончания института ждали у себя, на полную ставку. Главный редактор, милейший Федор Иванович, пузатый коротышка с добрым круглым лицом, доставал из сейфа наливочку – вишневую, особенную. Жена настаивала на вишне с собственного участка. Да еще по секретному рецепту. Не просто на вишне, как у всех, а с косточками. Непременно с косточками. Поэтому и запах, и обманчивая мягкость. Игорь потом вспоминал эту наливку с большой теплотой. Хороша была наливка! Пусть и сладковата. Но крепкая, зараза, сшибала с ног быстро.
– Так не на водке же, – смеялся Федор Иванович, лоснясь подбородком, – на самогоне, тоже домашнем.
Тогда у Игоря появилась идея взять псевдоним. Он придумал быть кем-то красивым и непонятым. Например, Волжским. Или Радищевым.
– Почему? – строго спросил уже пьяненький и раскрасневшийся Федор Иванович.
– Чтобы красиво было, – ответил не менее пьяный Игорь.
– Красиво – это хорошо. Только почему Волжским?
– Река такая.
– У нас Волга не течет. У нас коровы. Тогда Коровин.
– Нет, не хочу быть Коровиным.
– А Радищев? Разве понятно? Непонятно. Понятно – Козлов!
– Почему Козлов?
– У нас козы красивые. Ну, и козлы тоже.
Они сидели за большим столом, пили наливку и закусывали пирожками с мясом. Очень вкусные были пирожки, которые пекла заведующая столовой Аделаида Самуиловна. Лично вставала у печи и пекла. Игорь потянулся за последним пирожком, и Федор Иванович разрешил – забирай, закусывай. С трудом поднялся и подошел к телефону. Снял трубку, сделал строгое лицо и попросил к телефону Аделаиду Самуиловну. Игорь уже привык к этому традиционному звонку. После наливки Федор Иванович не мог выговорить «Аделаида Самуиловна» – ну никак не удавалось. Поэтому он мычал в трубку и в конце концов произносил: «Пирожков еще».
