Иосиф Гольман - Игры для мужчин среднего возраста
(На самом деле не все было так страшно с этими взрывателями. Ни от щелчка, ни от луча света, ни от легкого нагрева они бы не сработали. Только от электрического импульса либо от близкого взрыва другого взрывного устройства. Но Ефим решил, что немножко страха неопытному человеку в таком деле не помешает.)
А в общем-то все понимали, что первая попытка почти наверняка будет и последней.
Ефим остановил машину в пяти минутах езды от блокпоста, еще не видимый его обитателям.
Рация, рассчитанная на десятикилометровую дистанцию переговоров — обычные били только на пять, и то вне города, — работала отменно.
— Объект плывет, — сообщил Самурай. Потом радостно добавил: — Объект на пристани.
«Так плывет или на пристани?» — успел ужаснуться Береславский, пока не сообразил, что сначала речь шла о катере, а потом — о Гнедышеве.
«Конспираторы хреновы», — ухмыльнулся Ефим. Кстати, забавно будет, если рации охраны работают в том же диапазоне, что и их.
— Корабль принял! — Это уже было гордое сообщение Дока.
— Сколько ему плыть, Док? — спросил он.
— Минут девять-десять, — ответил Док, уже освоившийся с управлением и рекой.
— Скажи, когда останется шесть, — попросил Ефим. — Постарайся точнее.
— Попробую, — отозвался Док. Он понимал, сколько от него сейчас зависит.
Потекли тягостные минуты ожидания. Вот уж действительно нет ничего муторнее, чем ждать и догонять.
Утешало лишь то, что уже дважды Самурай докладывал о наличии объекта на пристани — утро среды он, как и предположили источники информации, собирался посвятить рыбной ловле. И особая удача — рядом с ним никого не было. Хоть и обдумал все заранее Береславский, а вовсе не был уверен, что нажмет кнопку, если рядом окажутся посторонние люди.
— Думаю, пора, — наконец прозвучало в динамике.
Ну, пора так пора.
Ефим включил передачу — двигатель даже не глушил, исключая любую, самую малейшую возможность схода с дистанции, — и потихоньку начал движение.
Рассчитал все точно: через четыре минуты уже подъезжал к блокпосту. Пульт лежал на коленях, все движения заранее отрепетированы, если можно считать репетицией плавание в ванне гостиничного номера.
Одинокий охранник лениво двинулся к нему, не видя в нем никакой угрозы спокойствию.
«Почему он один?» — зачем-то подумал Ефим.
И катерок уже был хорошо виден: слева от пристани, гораздо ближе к ней, чем к этому берегу. На него никто не обращал никакого внимания: слишком низко сидел. Да и мал был для такой реки. Если заранее не знать, вряд ли заметишь.
И в этот момент…
— Он уходит! Внимание, он уходит! — чуть не в голос заорал Самурай. А Ефим уже и без бинокля видел, что Гнедышев встал с небольшого стульчика — рыбу он удил все-таки не с трона — и медленно двинулся ко входу в дом.
Это и называется провал.
Хотя нельзя назвать провалом не сложившиеся в цепь несколько очень маловероятных событий.
Оставалось последнее средство, которым Ефим не замедлил воспользоваться. Новосибирский друг Вовка сделал действительно очень много. И в частности — достал номер прямого сотового Гнедышева.
Впрочем, это бы ничего не меняло, если бы Гнедышев решил половить рыбку без помех, освободившись от сотового. Либо если в его серо-бежевом спортивном костюме просто не имелось бы карманов.
Но Гнедышев ответил. Остановился на середине облицованной дорогими деревяшками площадки и ответил.
— Да, — жестко начал он. Безо всяких «алло» или «Гнедышев слушает».
— Это профессор Береславский, — с лету представился Ефим. Лучше бы было без представлений, но Гнедышева необходимо было остановить. В прямом смысле этого слова.
— Мы же обо всем договорились, — сухо заметил собеседник.
Теперь перед Ефимом стояла нелегкая задача — и катером управлять, и с Гнедышевым разговаривать. Да так разговаривать, чтобы потом по записи к нему не было претензий. А что потом, в случае успеха его начинания, все гнедышевские разговоры будут тщательно препарированы — в этом Ефим не сомневался. Тем более последний разговор.
А тут еще охранник все-таки проявил активность, в окно начал стучать.
Ефим приоткрыл окошко и зло гавкнул:
— Вали отсюда!
Ошарашенный боец так и остался стоять. Уж слишком солидный мужчина, чтобы начать необдуманно действовать. Да и разговаривает по телефону, похоже, с самим хозяином — тот тоже стоит на своей драгоценной пристани с трубкой у уха.
— Это ты мне? — удивился Гнедышев. Он уже развернулся лицом к блокпосту и вновь двинулся к трону. Видно, разглядел Ефимову машину, что вряд ли ему понравилось. Какой ни будь боярин, а воз героина на даче все равно ни к чему.
— Нет, не вам. Охраннику на автостоянке, — быстро сообразил Береславский.
Красный кораблик уже был совсем близко от пристани, но шел чуть не зигзагами — управлять им и общаться одновременно с бандитом становилось невозможно.
— Док, можешь взять руль? — шепотом взмолился он в рацию.
— Могу, — через секундную паузу — видно, пробовал пультом, — даже с каким-то удовольствием согласился Док — в острой ситуации быть «не при делах» трудно.
Ефим выключил пульт, и кораблик сразу пошел ровнее.
— Зачем приехал? — зло спросил Гнедышев.
— Так автопробег у нас. — Ефим старательно работал на будущую «прослушку». — Лекции, семинары.
— Что ты несешь? — Гангстер, похоже, выходил из себя.
— Но мы же с вами собирались заключить договор, — залебезил Береславский. — Реклама — двигатель торговли.
Это он переборщил, конечно. Реклама никогда не была двигателем торговли героином.
— Послушай, рекламист, — отбросил условности Гнедышев. Кораблику оставалось проплыть всего несколько метров до края пристани. — Ты поутру не в себе, что ли? Мы как договаривались?
— Очень даже в себе, — обиделся Береславский. — Сейчас с рыбалки едем. Потом думал к вам в офис заехать по делам рекламы.
— Вот и заезжай в офис. Только, думаю, у меня с тобой бизнеса не получится, — Гнедышев уже взял себя в руки.
— Ну и не надо, — обиделся рекламист. — У меня и без вас клиентов куча. А вы — очень неприятный в общении человек.
Кораблик доплыл до края пристани и подплыл под красные доски.
— Что ты сказал?! — снова переклинило Гнедышева. — Повтори, что ты сказал!
Ефим тщательно отсчитал про себя: «Пятьсот пятнадцать. Пятьсот шестнадцать. Пятьсот семнадцать». А потом ответил:
— Что слышал. Пока.
И нажал кнопку отбоя на телефоне. А потом — красную кнопку на пульте.
И ничего.
Черт! Он же сам выключил пульт!
Судорожно дернув рычажок, Ефим нажал кнопку еще и еще раз, наблюдая за беснующимся на той стороне Гнедышевым.
«Облажался», — только и успел подумать Береславский, как пристань с его недавним собеседником выгнулась горой, напряглась и бесшумно растрескалась сразу по всей поверхности. Потом гора лопнула, оттуда вылился желтый огонь, за ним вверх поднялся водяной столб, а обломки красных досок, взвившиеся высоко в воздух, начали медленно падать вниз.
Гнедышев исчез в этом хаосе мгновенно. Исчез так, как будто его и не было никогда.
Потом донесся звук, очень похожий на раскат ужасного — прямо над головой — грома.
А затем пришла ударная волна, да такая, что «Ниву» даже чуть приподняло, а когда она опустилась, то аж внутренности зазвенели.
Доски уже вовсю сыпались назад, падая на остров, на дом и в воду. На эту сторону ничего не долетело.
Кстати, и дом был почти цел, только полностью без стекол и слегка без крыши.
— Ну вот, можно ехать, — вслух сказал Ефим. Но его остановил совсем очумевший охранник.
Впрочем, парень вовсе не собирался ловить диверсанта. Он обратился к Ефиму с понятным, хотя и идиотским вопросом:
— Что это было?
— А ты что, один тут сегодня? — вопросом на вопрос ответил Береславский.
— Да. Один вчера уволился, а двоих хозяин выгнал. За пьянку. — Служивый докладывал Ефиму прямо как старшему товарищу.
По его лицу было видно, что те двое прикладывались не без третьего.
— А тебя что не выгнали?
— Я хозяину денег должен, — объяснил боец.
— Ты? — не понял Ефим.
— Да. Тысячу баксов. В карты проиграл. Он, когда пьяный, любил с нами в карты играть.
«О нравы», — снова плохо подумал о покойном Береславский, а вслух сказал:
— Знаешь, я думаю, ты его и взорвал. За долг.
— Да вы что? — чуть не заорал боец. — Да вы что говорите?
— Шучу, — успокоил его гость. — Но тебе надо стоять твердо. О чем бы тебя ни спрашивали, как бы на тебя ни жали — никого не видел, ничего не слышал. Меня тоже. А не то — точно окажешься виноватым, ты ж меня сюда пустил.
— Понял, — сказал парень.
— Короче, тебе ничего не будет, пока ты в полной несознанке, — повторил установку Береславский. — И кстати, ты ему больше ничего не должен.
