Иосиф Гольман - Игры для мужчин среднего возраста
Второе открытие было не менее важным. Пульты-то были одинаковыми, но не идентичными: пульт катера имел третий канал управления, выполненный в виде единственной, к тому же красной, кнопки, — он включал и выключал пожарный брандспойт.
Эту красную кнопку Ефим и решил приспособить для срабатывания бомбы.
На всю возню у Ефима ушло почти четыре часа. Опытный человек сделал бы втрое быстрее, но Береславский торопиться не собирался. Время еще оставалось, да и дело, которым он занялся, было такое, что пословица «поспешишь — людей насмешишь» сюда немного не подходила.
Все соединения были тщательно пропаяны и заизолированы. Все контакты проверены. Все технологические отверстия заклеены или закрыты герметикой, кроме, разумеется, мест установки взрывателей. Это предполагалось сделать в последнюю очередь.
Затем Ефим вышел из коридора и не таясь пошел к друзьям-пробежникам. За ним мгновенно пристроились два топтуна, до того сидевшие в холле.
«Наверное, с ксивами», — машинально подумал Береславский. Просто так в гостиницу не пускали. У этого парня с пристани из красного дерева действительно неплохие возможности.
У ребят он взял три рации, распихал их по карманам и тут же в киоске внизу купил свежие батарейки — от связи в завтрашнем мероприятии зависело если не все, то многое.
Потом подошел к окну в холле — окна его с Доком номера выходили на другую сторону — и убедился, что все пять «Нив», в том числе и злополучную «стройдиновскую», уже пригнали с профилактики. Они рядком стояли на хорошо охраняемой площадке рядом с отелем.
«Как бы Гнедышев ночью не решил ее проверить», — подумал он. Но отогнал опасение как беспочвенное. Сила Гнедышева как раз и заключалась в том, что он никогда не сомневался в себе и своих возможностях. Но в этом же заключалась и его слабость. По крайней мере, Ефим очень надеялся завтрашним утром это доказать.
Было ли ему страшно?
Как ни странно, нет. Голова Береславского была устроена таким образом, что он боялся только до боя. Причем боялся сильно и нервно.
Но когда решение принималось, страх исчезал сам собой, исчезал так, как будто его и не было никогда. Даже самого удивляло. Оставалась лишь тихая холодная ярость, которая в подобных обстоятельствах и делала этого неспортивного человека вполне неприятным противником.
Лишь одна мысль его в данной ситуации напрягала. Он не знал, сколько людей будет рядом с пристанью в момент взрыва.
По расчету, особых жертв не предвиделось: взлететь на воздух должен был самый слабый элемент — закрытая дорогой древесиной плоскость с троном. Но расчеты одно, а жизнь — другое.
Ефим даже присел в кресло фойе и в последний раз прогнал в голове всю цепочку размышлений.
Если не сделать того, к чему он так кропотливо готовился, то жить ему и Доку недолго. А может, и не только им. Гнедышев просто так не отступит, это в нем заложено генетически. Так же, как социально — глубокое презрение к чужим жизням.
Это одна чаша весов.
На второй — жизни тех, кто может случайно оказаться рядом: его близких, его солдат, его гостей.
Но разве не справедливо, что гость упыря-вампира — гость, знающий, к кому он пришел, — подставляется под возможность тоже получить осиновый кол? Под совместную, так сказать, раздачу.
А если говорить не про гостей, а про более близких людей, то разве они не знали, чем занимается их отец, или муж, или брат? Знали, конечно. И это знание никак не мешало им пользоваться всеми благами, доставшимися от его упырино-вампирской деятельности.
Вон какие домищи отстроили в некоторых горных селах Северного Кавказа. В три этажа и с подвалищем, где уже заранее забетонированы кольца для кандалов.
Потому что выгодное это дело — торговля людьми.
Но счастливые домочадцы такого благополучного хозяина разве не знали о тех, кто томится по их подвалам? И разве бомба или артиллерийский снаряд, разрушившие их счастье, были на этот раз случайными?
А жалко ли детей террориста, когда мстительная ракета залетает в окно его дома или машины?
Конечно, жалко. Любых детей, любой нации и расы.
Но разве это не естественное течение событий?
Разве террорист не знал, чем он занимается, когда от его рук взрывались не его дети? Почему же он не мог предположить, что содеянное им к нему же и вернется? И тем же страшным способом.
Нет, подобные мстительные ракеты всегда правы. По-любому правы.
Подонков все равно надо сметать с лица земли.
А всем остальным — четко понимать, что, встав рядом с таким… — даже не знаешь, как их назвать, — рискуешь принять часть справедливого гнева на себя.
И у каждого есть выбор…
Глава 25
Новосибирская область, 26 июля
Поутру на реке
Выехали, еще только светало. Вот тут пригодилась отвлекающая операция, которую Василий со товарищи, и так обиженный, что его держат в неведении, провели прямо-таки с удовольствием.
Топтуны пытались доказать Василию, что не имеют отношения к пропаже его девчонки. Но не сумели. И были слегка помяты. А потом некоторое время удерживаемы.
А потом от них уже ничего и не зависело.
За рулем сидел Ефим.
На посту на выезде из города их тормозили. У Дока чуть сердце не остановилось, когда к ним подошли трое милиционеров — офицер и двое с автоматами.
Но Ефим объяснил, что машина пришла с профилактики и ее хотят немного обкатать. А заодно и порыбачить, показал он на торчащие из окна удочки. Всерьез обыскивать «Ниву» никто не стал.
Приехали на выбранное по карте место заранее. Спокойно вытащили припасы. Рыболовные — на случай чьего-то пустого интереса.
И боевые, к которым относились не только смертоносно начиненный катер, но и рации, два бинокля и огромная — чуть ли не с телескоп — подзорная труба: Ефим все же хотел точно знать, кто в данный момент находится на пристани и рядом.
Самурай с Доком должны были определить скорость течения и выбрать, так сказать, фарватер. Кроме того, Самурай обязался вплавь доставить катер на середину реки, чтоб не тратить на это энергию аккумулятора. После чего скрытно подобраться поближе к берлоге Гнедышева.
Дальше его роль сводилась к почти созерцательной — смотреть в свою трубищу и сообщать Ефиму обо всем, что происходит на пристани.
Док же должен был по берегу следовать за корабликом до виртуальной передачи Ефиму управления. Потом ему надлежало испариться в любую сторону, держать рацию по-прежнему включенной и ждать дальнейших указаний.
Ефим аккуратнейшим образом установил в заранее сформованные гнезда взрыватели, соединил контакты, обмазал края клеем и герметикой, зачем-то осторожно на это подул и бережно передал корабль Самураю.
— Как получишь мину — береги ее, — напутствовал он своего молодого друга.
— Господи, ничего святого, — простонал Док, учивший похожие — но совсем с другим смыслом! — строки в юном пионерском возрасте.
Самурай же никаких литературных ассоциаций в наказе не прочувствовал. Он просто затаил дыхание и нежно перенял в свои руки довольно увесистый теперь корпус катера с прикрепленными к нему поплавками-бутылками.
Сейчас ему уже не казалась пустяшной затея доставить это сооружение на середину реки.
— Ну что, мужики, с богом? — то ли спросил, то ли дал руководящее указание Береславский.
— Да вроде все ясно, — ответил Док.
Самурай ничего не ответил, он уже раздевался.
Далее предстояло следующее. Ефим в объезд намеревался проследовать к пристани на «этом» берегу, с блокпостом. Док — срезать петлю, которую делала река, и «принять» кораблик, который должен был приплыть с течением.
Конечно, это лишний геморрой. Но гораздо глупее было бы устраивать все эти заплывы на глазах охраны Гнедышева.
Сложность плана заключалась в том, что:
а) Гнедышев должен был быть у своего трона;
б) он должен был быть там один или по крайней мере без детей и женщин;
в) кораблик не должен был быть прибитым к берегу до того, как им начнет управлять Док;
г) его не должна заметить — или если заметит, то не должна счесть опасным — многочисленная охрана бандита-политика;
д) корабль должен оказаться рядом с пристанью тогда же, когда Ефим сможет осуществить взрыв.
Если что-то не складывалось, то могло провалиться все сразу.
Некоторые «косяки» еще можно было выправить: например, если катер прибьется к берегу или, наоборот, слишком быстро проскочит пристань, или Гнедышев вдруг свалит с пристани в дом, кораблик можно попытаться перезапустить, поменяв аккумуляторную батарею на свежую, от самолета.
Однако Самурая пробивала дрожь даже при одной лишь мысли об этом. Практически это означало разобрать снаряженную мину без Береславского, хоть он и объяснил все подробно, как и что.
