Чабуа Амирэджиби - Гора Мборгали
Незнакомец появился с той стороны, куда и умотал. Появился, прошел немного вперед и остановился неподалеку. Он был лысый, совершенно, ни намека на волосы, зато на лице пламенела борода - другой такой не сыщешь.
"Спору нет, это тот самый Юродивый, только сильно состарившийся, высохший. Я еще ему еду таскал в подвал... Сколько лет прошло с тех пор?.. Сказано, сотвори добро! Вот и откликнулось мне мое ауканье... Он пришел!.."
Тело старика укрывал мех, точнее кожа, видно, этого добра у него хватало, потому как платье и обувь на нем были новехонькие, с иголочки, но с модой он явно не ладил. Старик, конечно, выбирал крой одежды, исходя из нужд своего быта, иначе такое не могло прийти в голову и самому авангардному художнику. Он стоял и смотрел. Гора махнул рукой, приглашая старика сесть.
Тот насторожился, готовый бежать.
– Иди, слышишь, присядь!.. Кунаки мы или кто!..
Незнакомец порывался унести ноги. Гора, взявшись за ружье, повторил приглашение, но уже с нотками угрозы в голосе. Старик поднял руки вверх и, просеменив к костру, так и сел, не опуская рук.
– Опусти руки, я ничего тебе не сделаю, - сказал Гора, жестами поясняя слова.
Старик, как бы не слыша, сидел все в той же позе.
– Э-э-э, да он забыл язык... - пробормотал Гора. "А может, он глухонемой?" - вдруг пришла ему в голову мысль.
Незнакомец исторг из горла какие-то звуки и опустил руки.
Гора одобрительно кивнул, отметив про себя: "Какие у него глаза! Рыбьи. Нет, тупые, без всякой мысли. Мертвые. Я где-то видел такие глаза. Сколько ему лет? Он очень стар, похоже, ему за восемьдесят, а может, просто выглядит плохо, на самом деле ему меньше. Он уже и речь перестал понимать. Когда же бежал - сорок лет назад или пятьдесят? А бежал ли? Может, убил человека, укрылся в лесу и спятил от одиночества?.. Какие у него глаза!.. Вспомнил, где я видел такие глаза. Множество! В лагерях. И то раньше, теперь такие глаза встречаются реже, но все же встречаются! Может, поговорить с ним? Ухо попривыкнет, научится понимать, говорить...
Я расскажу ему про глаза, почему они делаются такими, где я встречал людей с такими глазами...
"Послушай, я расскажу тебе о глазах, таких, как у тебя. Нет, ты явно не чокнутый. Вон, как ты внимательно слушаешь и стараешься понять.
Значит, так: о том, что лагеря придумали сразу же после революции, это всем известно. В них бесшумно, незаметно уничтожали людей, объявленных контрой, классовыми врагами. Понятно, что люди нормальные - физически и нравственно - не могли вынести лагерных условий и погибали. С их смертью общество "оздоровлялось". Так и было задумано. Но кое-кто выживал. Надо полагать, мастера заплечных дел учли и это. Иные лагерники благодаря врожденному, обостренному умению приспосабливаться свыкались с адом и, проволочив свой срок, возвращались в общество, но уже покалеченными, бывшими людьми... Ух, я так ослаб, что даже говорить трудно, это мне, Горе Мборгали, сороке болтливой!
Ни для кого не секрет, что страна, в которой мы жили, погрязла во лжи и беспримерном цинизме, но "строители коммунизма" смекнули: будучи свидетелем подобных мерзостей, человек непременно озлобится, станет лютым врагом строя, и если кто вырвется из этого земного ада, то при первом же удобном случае воздаст сторицею своим мучителям. Этот факт тоже решительно предполагал необходимость нашего "исправления" - они боялись мести! Что ни говори, а наш социализм в сравнении с социализмом других стран был намного гуманнее! Нравственная деформация! Подумаешь, велика важность! А те, что жили на воле, скажешь, избежали ее? Как же! Выходит, что при нашем социализме люди - что в тюрьме, что на воле - имели одинаковые права. А возьмите румынский социализм! При Георгиу-Деже арестанта, будь то контра или классовый враг, калечили и нравственно, и физически... Смотри-ка, он не верит!.. Слушай, слушай, как это было: Георгиу-Деж был противником лагерей - считал, что с арестанта хватит и своих трудностей, незачем ему еще и на работе жилы рвать! Посему таких, как я, он держал в тюрьмах. Попробуй, посиди десять-пятнадцать лет в камере. Что тогда запоешь? Вот где нравственная деформация!.. И это бы ничего. Арестантам давали лекарство, чтобы сексуальные потребности не донимали. Давали - не скупились. Прошли годы, случился переворот. Неповинную ту молодежь из тюрем повыкидывали. Они женились, а детей нет. Потребность была, еще бы, а насчет зачатия извините! И действительно, зачем, скажите на милость, социализму дети из семей врагов народа? Незачем. Вот как все было. Тот Георгиу-Деж был мужиком умным и дальновидным. У нас этого не было. Когда я говорю, наш социализм гуманнее, можешь мне верить..."
Сунув руку за пазуху, старик достал картофелины. Сунул еще - еще достал. Разворошив головни, сложил картофель, присыпал его золой и устремил глаза на Гору.
"Это хорошо, что ты успокоился. Мы ушли от основной темы, о чем это мы?.. Да, да, вспомнил: когда кому-то доводилось выбираться из лагерей, домой он возвращался бывшим человеком. Хитро было задумано, ведь и условия для этого создавались особые, по рекомендациям специальных научно-исследовательских институтов, - знаем, не тайна. Опустим подробности касательно этих условий. Поговорим о физической, то бишь телесной деформации. Если меня спросить, об этом понятия не имели даже те "ученые", которые диссертации защитили на темы об уничтожении человека, его вырождении... Однако разболтался же я! Наверное, от жара..."
У Горы закружилась голова, он почувствовал, что теряет сознание. С трудом добравшись до спального мешка, влез в него.
Гора не знал, как долго находился в беспамятстве. Очнулся он, плавая в поту, во рту ощущался привкус малины, воздух был насыщен смрадным паром.
"В ресторане малину подают на десерт. Но я, надо думать, не в ресторане... Вот так старик! Вдобавок ко всему, он и лекарем оказался, напоил малиновым чаем, дал пропотеть. И голода я не чувствую. Видно, кормил меня. Опять варит какую-то гадость... Жар спал, ей-ей! Мне бы осушить пот и привстать. Открыть, что ли, глаза? А стоит ли?.. Лежи, отдыхай, куда спешишь? Все равно, пока сил не наберешься, ходить не сможешь... Живет же он где-то, значит, есть у него крыша над головой и свое хозяйство... Увидим. Надо бы чем-то занять себя, пока сварится эта хашлама из гиены и пот сойдет... Ему твои разговоры что есть, что нет. Погоди, уж больно тема интересная. Вот и договори... На чем я остановился?.. Баня, деформация тела... Баня - величайшее из изобретений человечества, спору нет. Э-э-э, да у моего старика наверняка есть банька!.. Может, кое-кому известно и другое - лучше места для наблюдения за человеческим телом не сыщешь. Когда я говорю "кое-кому", я, понятно, имею в виду специалистов. Раз как-то в Майкудукский комендантский лагерь пожаловала в сопровождении охраны некая дама. Ее интересовало только одно - баня. Раскрыв толстую канцелярскую тетрадь, она что-то записывала в нее, то и дело поглядывая на моющихся лагерников. Те решили, что дама составляет списки зэков, подлежащих пересылке по этапу, и устроили бедлам. Бог мой, что только не придет в голову зэку! Вот ты, старик, к примеру, думал, что сыскные службы всей планеты повязаны между собой черной клятвой - погибнуть или поймать того беглого мужика, что рыщет по тайге. Во всяком случае, думал до тех пор, пока способен был соображать. А потом оказалось, что дама срисовывала тела и походя вписывала замечания. Тогда и я ничего не понял, до истины доискался позднее.
Теперь мне, пожалуй, и не вспомнить, в каком именно лагере я сделал первое открытие. В банях у меня всегда и везде были друзья. Наши отношения складывались под знаком того, что ни я, ни они не разделяли лозунг ГУЛАГа: "Запомни сам, скажи другому, что честный труд - дорога к дому". Как раз наоборот: труд и условия лагерной жизни вели миллионы людей не домой, а прямиком на тот свет! Работать в бане и по сей день выгодно тем, что работа тут легкая, тепло, а если и воду доставляют в цистернах, значит, есть связь с волей. Так вот, я о том, что в банях у меня всегда и везде были друзья. Я ходил к ним, помогал, раздавал мыло, раскладывал на картонке или жестянке малюсенькие кусочки и, стоя в дверях, выдавал каждому из входящих голых мужчин или женщин по штуке. Попробовал бы кто-нибудь взять две! Были, как же, и такие, что крали или выманивали мыло, но я следил, не многим удавалось обвести меня вокруг пальца.
Под ту баню был отведен барак, окна в нем заложили кирпичом, а подоконники оставили как есть, чтобы использовать под полки. Несколько десятков душей страшно дребезжали. В толкотне и густом пару мало что можно было разглядеть, и я не вдруг заметил: в конце душевой стояла спиной ко мне женщина и, разложив что-то на подоконнике, стирала. В мои обязанности входило среди прочего следить за тем, чтобы никто ничего не вносил в душевые для стирки, это строго запрещалось, потому как долгое мытье и стирка пропускной способности, сами понимаете, не способствовали, но меня насторожило не это: уперев левую руку в подоконник, женщина странно размахивала правой. Стирала, что ли? Нет, вроде не похоже! Меня стало разбирать любопытство - вот бы узнать, что она делает? Я подошел поближе, но это ситуации не прояснило. Женщина была широкой в кости, и я не видел из-за ее спины кистей рук. Я перешел к следующему подоконнику, стал к стене и сбоку, искоса глянул... Разостлав на подоконнике кожу живота и придерживая ее рукой, чтоб не соскользнула, женщина терла ее.
